С шизоидами, так же как с паранойяльными, лучше все записать в договоре. Шизоид не будет специально лукавить, но лазейки для себя или своего клиента в законе найдет. Он в общем-то беспринципен, работает на того, кто платит, а нравственное лукавство для себя и перед людьми расценивает как выигрыш в умственном соревновании. У него это «философское отношение к жизни». Он адвокат для разных нарушителей нравственности.
Шизоиды – генераторы идей. Идей много. Они роятся в голове. Часто не связаны друг с другом. Он может, как уже говорилось, развивать и в корне противоположные мысли. Шизоиду глубоко наплевать на противоречия в его концепциях. Я знал одного философа, который жил тем, что писал диссертации для российских чиновников. В одной диссертации он отстаивал президентскую республику, в другой – парламентскую, в третьей доказывал преимущества конституционной монархии. При этом текст всех трех диссертаций выглядел убедительно.
Продукты мышления шизоида могут быть востребованы сразу, и тогда его идеи развивают, за них платят, их проталкивают. Но чаще всего его идеи – это игрушки, которые никому сейчас не нужны. Некоторые философы все сознание и всю психику человека объявили «эпифеноменом», никому не нужной пленкой, похожей на плесень. По отношению к продуктам мышления шизоида это подходит более всего. Но игра ума шизоида часто сказывается вполне материальными выгодами в далеком будущем. Герон две с лишним тысячи лет назад открыл реактивное движение. А востребовано оно было только в наше время. Две тысячи лет это было не более чем игрушка.
Да и сейчас, если идея современна, то есть если в принципе она может быть востребована, шизоиду для проталкивания его идей нужна «ракета-носитель». Нужен импресарио. Когда говорили, что талантам нужна поддержка, а бесталанные пробьются сами, под талантами фактически имели в виду шизоидов.
В силу критичности мышления он непросто поддается воздействиям. Поэтому он малогипнабелен. Так, легкая сомноленция, а глубже в гипноз – это истероиды, истероиды. Поэтому же он скорее нерелигиозен. Слишком много в религиозных построениях от лукавого, а не от научной логики. Но если он все-таки с детства уверовал в догматы, то он и пытается разрабатывать мысли в рамках этих догматов, путается и запутывает всех еще больше.
Один шизоидный подросток в ответ на вопрос, что он сейчас читает из художественной литературы, заявил, что ничего не читает, потому что при чтении художественной литературы он не чувствует сопротивления материала. Ну, что же, сензитивы, истероиды, гипертимы смотрят сериалы именно потому, что там нет сопротивления материала. Штрихи к портретам.
Философия
Философия и шизоид – «близнецы-братья», почти как в свое время «Ленин и партия». Это паранойяльного человека не очень интересует, материя ли порождает дух, или дух материю… А шизоиду именно это важно. Для них неприемлем «четвертый тезис Маркса о Фейербахе»: до сих пор философы объясняли мир, а надо его переделывать. Они не хотят ничего переделывать, но они все пытаются объяснить. Одни шизоидные названия философских произведений чего стоят! «Мир как воля и представление» (Шопенгауэр). «Феноменология духа» (Гегель)…
Их философские произведения трудно понимаются, написаны запутанным, темным языком с массой недосказанностей и иносказаний. В них, как и везде у шизоида, длинные фразы, состоящие из множества сложносочиненных и сложноподчиненных предложений, сдобренных многочисленными причастными и деепричастными оборотами, бесконечными вводными словами, пояснениями в скобках, тире, двоеточиями, многоточиями… У паранойяльного, помним, нечто сходное. Но там иная мотивация. Паранойяльный настолько ценит свою продукцию, что боится чего-то не донести до читателя. А шизоиду просто интересно самому разобраться в деталях, в противоречиях.
Он впадает в эйфорию от мыслительной казуистики. Любуется ею. «Небытие – инобытие бытия». «Бытия нет, есть небытие». В шизоидных философских произведениях трактуются самые общие категории. Мир, бытие, дух, материя, развитие, причины, следствия…
Иногда философские произведения пишутся в литературно-художественной форме. Романы, повести, рассказы. Но чаще это притчи, напичканные началом и концом мира, бесконечностью и вечностью, нравственно-философскими проблемами. Хорхе Луис Борхес. Новелла «Бессмертный». Все искали реку бессмертия. А когда находили и становились бессмертными, то все делали, чтобы найти реку смерти. Анатоль Франс. Роман «Восстание ангелов». Люцифер, низвергнутый когда-то Богом в преисподнюю в результате провала первого восстания ангелов, готовит новое восстание падших ангелов. Но видит вещий сон, в котором он, победивший, становится тем косным самодовольным Богом, против которого замыслил новое восстание. И решает навсегда остаться в преисподней.
Для истероида важна не сама философия, а все, что вокруг нее, общение по ее поводу. Для паранойяльного философия – основа и оправдание его опасной или полезной для общества деятельности. А сама по себе философия, сложная, непонятная, трудоемкая и для обывательского большинства «никчемная тень», эпифеномен («плесень»!), по-настоящему овладевает лишь умами шизоидов.
Творчество
Творчество шизоида не предусматривает сиюсекундной и даже сейчасной прагматической отдачи. Вот и упоминавшийся чуть выше Герон сотни лет назад увидел, что висящий над огнем чайник отклоняется в сторону, противоположную струе пара. Повернул носик на чайнике из положения «вертикально» (по отношению к стенке чайника) в положение «горизонтально» – чайник над огнем завертелся. Нам, «умникам задним умом», теперь понятно, что это реактивное движение. И Королев его использовал для ракет. Прагматичнее не придумаешь. Но придумалось через многие сотни лет. Так что шизоиды творят впрок. Из банка их вечных идей черпают сегодня заводские технологии.
Творчество шизоида – свободно витающее. От темы к теме, по ассоциациям. Процесс творческого мышления беспрерывный. Их инсайты не столь ярки, шизоиды не придают им такого значения, как паранойяльные. Но инсайтов много, они мерцают, как звезды, далекие от нас, и через такое же количество световых лет они будут использованы прагматиками.
Шизоид творит не для человечества, а для себя и для таких же умников. Поэтому он часто творит «в стол». Никому не показывает. Ему интересно, и все. Ему не надо сдвигать горы. И не надо сталкивать друг с другом классы, массы и сословия. Не надо завоевывать страны и даже не надо «завоевывать друзей». В крайнем случае, дотошный историк науки, считает шизоид, вытащит на свет божий фолианты и отыщет в них его бриллианты. Это истероиду невыносимо творить в стол.
В то же время творчество шизоида часто безответственно. Ему интересно. И он не только утоляет жажду познания и творит за счет народа и государства, но и может натворить дел. Вот и такое порождение шизоидных гениев, как трансплантология. Вроде бы спасать людей. Но кто же не знает, что трансплантология – это пересадка органов от бедных к богатым? А шизоиды, как дети в песне Вадима Егорова: «Есть такой порошок, с ним взлетать хорошо, называется порох». Вот они и изобретают чертовы колеса; а потом все из-за них взлетают, и не на воздух, а вовсе в безвоздушное пространство. (См. также про вымышленного Булгаковым профессора Персикова в «Роковых яйцах» и про невымышленных Теллера и Сахарова с их разработками водородной бомбы.) А ведь мы уже предупреждали, что результаты творчества гениальных шизоидов попадают в руки психопатических политиков. Что было бы, если бы Гейзенберг «вовремя» сделал атомную бомбу Гитлеру? Но Гейзенберг не сделал бомбу, а сделал вид, что делает ее. Ему мы обязаны относительно благополучным исходом войны. Он-то хорошо понимал, что «Чингисхан с телеграфом страшнее Чингисхана без телеграфа». Процитированная фраза принадлежит Герцену, который еще не подозревал о делении людей на шизоидов, паранойяльных и прочих…
Главное в творчестве шизоида – парадоксальность.
«И гений – парадоксов друг». Что такое парадокс? «Казалось так, а оказалось так!» Причем казалось большинству, почти что всем, а то и просто всем.
Ведь всем было ясно, что Солнце вертится вокруг Земли. Ведь просто же. Солнце встает на востоке, а заходит на западе. Как же можно было иначе думать, если Солнце одно и то же (предположить, что их много, еще труднее). А шизоидному Копернику, вопреки мнению всеподавляющего большинства, стало ясно, что Земля вертится вокруг Солнца.
Всем «ясно», что счастье в том, чтобы обладать. А Фромму показалось: в том, чтобы быть (и он показывает, что это действительно так).
Всем было «ясно», что нашей психикой управляет сознание, а Фрейд доказал, что часто, очень часто, сознанием правит бессознательное…
Всем кажется, что цивилизация – благо, а Руссо звал назад к природе. Все считали, что знание – сила, а Экклезиаст полагал, что в многия мудрости – многия печали, и тот, кто умножает знание, тот умножает скорбь.
Все считали, что страдание – плохо, а Франкл убеждает, что в страдании рождается глубинное понимание жизни. В этом ключе я переиначил процитированную фразу Экклезиаста так: в многия печали – многия мудрости (получился как бы парадокс на основе парадокса). В этой книге, как убеждается читатель, мелькают и мои парадоксальные высказывания (учусь!). Вот о паранойяльном: «для него новый друг лучше старых двух». Вот о психастеноиде: «семь раз отмерит и ни одного раза не отрежет». Об истероиде: тот «грешит, чтобы каяться». А вот о псевдонаучности в психологии: «глубина пустоты»…
Парадоксальность шизоида проявляется далеко не только в абстрактно-научном и философском творчестве, но и в техническом. Он, конечно, не забивает микроскопом гвозди, но употребить что-то не по первоначальному предназначению – это у него в крови. Помните, в «Таинственном острове» профессор из двух часовых стекол сделал линзу и разжег костер.