инсайт, озарение, то всему конец, с позиции усмотренной им истины все другие противоречащие ей мысли отметаются как неистинные, вредные для человечества, и тогда – как в гимне Советского Союза: «и Ленин великий нам путь озарил». Он склонен к презумпции невиновности своей системы и виновности других систем. Для него гениальность его системы самоясна, как его паранойяльным же противникам самоясна ее вздорность. Два паранойяльных в этом споре напоминают двух слепо-глухих. Но отнюдь не немых. Ибо они ничего не видят, ничего не слышат, кроме своей позиции. Но в отличие от «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу», они не говорят, а выкрикивают свои тезисы, будь это антикатолические тезисы Лютера, тезисы Маркса о Фейербахе или апрельские тезисы Ленина.
Часто паранойяльный, в отличие от психастеноида, эпилептоида и даже шизоида, разрабатывает свою систему неподробно, он не склонен продумывать «мелочи». Когда ему задают вопросы: а это как? не будет ли здесь трудностей? – он заявляет, что это детали. А детали – это не его задача. Его задача – дать генеральную линию, направление, парадигму. В то же время часто дело в деталях.
Он зачастую не ставит даже мысленного эксперимента: а как будет, если не получится то-то или если появятся такие-то обстоятельства. Но добивается тем не менее введения своей системы на всем предприятии, во всем городе, во всей стране, во всем мире.
Это может быть очень опасным для нашего общества и даже человечества в целом. Паранойяльные организаторы науки атомщики, разрабатывая атомное оружие, не задумывались над тем, какую угрозу всему миру они несут, и не предполагали, что атомное оружие попадет в руки паранойяльных же политиков. Эта непродуманность чревата началом конца света. Ленин, движимый с виду добрыми чувствами к народу, безответственно взял власть, ввел госсоциализм и превратил благородную идею устранения капиталистической эксплуатации в ее противоположность. Он не продумал мелочи и не предвидел, что госсоциалистические чиновники учинят эксплуатацию, во много раз большую, да еще и Гулаг в придачу. Грандиозный эксперимент устраивается сразу на множестве людей, на стране, на человечестве. А когда начинаешь предупреждать паранойяльного об опасностях, он гневается.
Случается, паранойяльный принимается за художественное творчество. Тут он проводит опять-таки свои идеи, иногда в достаточно прямолинейной «невкусной», с точки зрения взыскательного «художественного совета», а то и вовсе безвкусной манере. Вспомним «Что делать?» Чернышевского.
Ну не его это, паранойяльного, дело – художественное творчество. Но он полагает, что его. И вот мы вкушаем прямодушный помпезный символизм. «Буревестник» или вот еще «Песня о Соколе». Данко, вырывающий свое сердце, чтобы светить людям. Но это все как бы ранний паранойяльный Горький. А потом помудревший, с дремучими усами, он будет писать «Клима Самгина», эпопею русской предреволюции, и ни звука о последствиях революции. Паранойяльный человек тоже обретает опыт и глубину.
Интероргтехника
Творчество паранойяльного часто (хотя и не всегда) хорошо организовано. Посмотрите на кабинет Ленина в Кремле.
Часто (хотя и не всегда) хорошо разработаны библиография, научный аппарат, цитирование со ссылками. У паранойяльного часто (хотя и не всегда) много интероргтехники (как и у эпилептоида, но в отличие от шизоида). Почему мы здесь несколько раз повторили «часто, хотя и не всегда»? Потому что пока он не цезарь, а брут или кассий, которым лавры цезаря не дают покоя, он заставляет себя аккуратно вести научный аппарат (чтобы потом получить возможность заставлять других).
Паранойяльный творец – изобретатель в области интероргтехники. Прочитав что-нибудь в отношении ведения ежедневника и картотек, он соединяет картотеку и ежедневник в единое целое, получает обзорность ежедневника и заменяемость карточек картотеки. Известный писатель, паранойяльный до мозга костей, в концлагере изобрел систему запоминания целых романов, сочиненных им. А став богатым человеком, в громадном зале держал огромный стол, на котором лежали по своим местам стопки рукописей, и все легко можно было найти, и каждая рукопись была легко доступна при необходимости. А другой, намного менее богатый паранойяльный автор сделал у себя в квартирке стол, занимающий половину самой большой (14-метровой) комнаты. В недрах стола было помещено вертящееся кресло. Так что стол окружал его со всех сторон, и был из него один узкий выход, который, впрочем, замыкался каталкой с дополнительной к компьютеру пишущей машинкой. А над столом на стенах под углом были полки с хитрыми устройствами для хранения и поиска нужных рукописей. Но это еще что! Вот пример более классический.
В единственной комнате в коммунальной квартире жили молодой непризнанный ученый и его мама. Дело было в годы застоя, в один из которых ожидался и произошел парад планет. Этот МНС (младший научный сотрудник), будучи астрофизиком, сделал аппарат, чтобы зарегистрировать какие-то немыслимые гравитационные закономерности. Установка занимала центр комнаты. Подходить к ней надо было со всех сторон, чтобы ею управлять, так что к столу возле окна надо было протискиваться между установкой и кроватью, а с другой стороны от нее помещалась раскладушка матери. Нет, это был не душевнобольной человек. Надо сказать, что и мать верила в значимость его будущего научного открытия, да и сотрудники его мне говорили, что гипотеза и средства проверки вполне адекватны. А парад планет бывает раз в сто лет.
Внедрение идей
Если шизоиду нужна для проталкивания его идей «ракета-носитель», импресарио, то паранойяльные люди сами пробивают лбом стену, организуют группы, партии. Группа «Освобождение труда» превратилась благодаря деятельности Ленина в РСДРП.
(Почему мы так часто обращаемся к деятельности Ленина? Что, нет других паранойяльных? Есть. Но Ленин больше изучен, оставил больше следов, да и моему поколению насаждался, так что вот я и пользуюсь этим «бесплатно».)
Внедрение идей происходит и путем навязывания бесед с любым встречным. Даже если это „опасные“ идеи.
Поэтому паранойяльного легко ловить «правоохранительным» органам. Я знал человека, который при брежневском режиме с любым знакомым и малознакомым в период десантного захвата Праги советскими танками тут же начинал говорить об «инвазии советских войск в Чехословакию». Все «нормальные люди» от него шарахались и старались держаться подальше. Но паранойяльный не довольствуется таким индивидуальным захватом. Он старается бывать в уже организованных группах. И там с трибун, в кулуарах, громко или заговорщицким шепотом старается донести свои идеи.
Память
Паранойяльный хорошо запоминает все, что относится к его делу. Он организует свою память, делает многочисленные записи, употребляет мнемотехнику (писатель в Гулаге запоминал целые свои романы наизусть). Но он невнимателен ко всему, что не касается этого дела. Похоже, что все остальное не просто оттесняется, а скорее вытесняется психозащитными механизмами из сознания. Паранойяльный отец, например, с задержкой вспоминает о дне рождения его дочери – ведь это надо думать о подарке, о том, чтобы устроить празднество. Но мгновенно припомнит факты, которые должны стать аргументами в полемике с коллегами. Один паранойяльный диссидент встретился с сыном накануне и после дня рождения сына и ни словом не обмолвился об этом. Я присутствовал при обеих встречах. Спросил сына: «Ты как-то не отреагировал на отсутствие поздравлений…» Тот махнул рукой: «Бесполезно, он и о своих днях рождения не вспоминает».
Эрудиция
Какова эрудиция паранойяльного? О, она фундаментальна в области, непосредственно относящейся к развиваемой им парадигме. Он производит глубокие раскопки литературы по интересующему его узкому вопросу. Он не просто прочитывает нужные места в книгах, он делает пометки и пространные записи на полях (маргиналии), подчеркивает, выделяет рамками, дает оценки, комментирует. При этом он пишет не только на принадлежащих ему книгах, но и на чужих, библиотечных (цель оправдывает средства). Я с ужасом увидел, как мой знакомый в квартире другого моего знакомого, взяв с полки парадное издание «Ада» Данте, сделал заметки на его толстой мелованной бумаге. Я повертел у своего виска пальцем – дал ему понять, что он, мол, делает… «Да, правда, нехорошее впечатление будет, – и выдрал из книги лист со своими записями. – Тем лучше, не надо будет приходить сюда еще раз».
Часто паранойяльный человек конспектирует книги, делает выписки. Составляет свои каталоги. То есть он прорабатывает материал. Эрудиция паранойяльного широкая и глубокая в каком-нибудь одном вопросе. В области общекультурной он знает немного. Некогда, надо дело делать, а не глазки строить. Ленин, например, говорил, что он не знает ничего прекраснее «Аппассионаты» Бетховена. Потому что он вообще в искусстве и литературе мало что знал, кроме того что они должны быть партийными. А двадцать третью сонату знал, наверное, потому, что ее играли сестры. И о «Прозаседавшихся» Маяковского он говорил, что не знает как насчет поэзии, но с точки зрения политической очень верно.
Речь
Речь в основном понятная, он доносит мысль. Дикция обычно хорошая, если даже есть какие-то дефекты произношения. Речь внятная, членораздельная. Говорят паранойяльные убежденно и убедительно. С напором. Часто перебивают собеседника. Но себя перебить не дают. Если их пытаются перебить, они форсируют голос, увеличивают темп. Голос чаще громкий, слышный на всю округу. Паранойяльный мало обращает внимания на то, мешает он или не мешает жить другим, может разговаривать с кем-нибудь ночью (срочный гость или по телефону), не заботясь о спящих.
Речевое оформление мыслей у паранойяльного достаточно четкое, ясное, понятное. Но он менее хорошо, чем эпилептоид, структурирует свои устные высказывания. Если говорить о письменной и печатной продукции, он менее аккуратно излагает свои мысли из-за недостатка времени на обработку (слишком много дел). Он может злоупотреблять вводными предложениями, причастными и деепричастными оборотами, скобками, сносками. Это обусловлено отчасти сверхценностным отношением к своей интеллектуальной продукции; каждый поворот мысли, каждая деталь кажутся ему важными для читателя.