есь говорит о том, что философия не покрывает всю сферу опыта. Картезианская философия – это философия, которая не претендует на то, чтобы охватить весь опыт. Именно поэтому она способна приходить к конечным выводам. Философия, которая позже будет пытаться ориентироваться на опыт в его полноте, окажется, напротив, философией бесконечной, бесконечным исследованием. Например, Гуссерлева феноменология. Философия же Декарта конечна, она способна приходить к конечным результатам, но при этом она вынуждена признать, что она не может охватить весь опыт, опыт богаче философии. Есть опытное знание, а есть философское знание как знание истины.
Интересно, что этот картезианский зазор между знаемым на опыте и знаемым как строгая философски познанная истина задействует через полвека после Декарта поздний наследник итальянских гуманистов Джамбаттиста Вико. Если Декарт обосновывал естествознание, будучи естествоиспытателем, причем одним из лучших, то Вико стремится обосновать познание гуманитарное. И он говорит, что как раз гуманитарии занимаются изучением таких вещей, которые не могут быть ясно и отчетливо познаны философски, но которые являются предметом опытного знания. Гуманитарию его предмет никогда не будет дан в последней ясности и отчетливости, но это не мешает ему по-своему стремиться к строгости в познании.
Итак, Декарт признает невозможность строго помыслить связь души и тела. Тем не менее он все-таки дает некую модель этой связи, прекрасно понимая всю ее условность. Эта модель важна ему, помимо прочего, еще и в силу того, что она позволяет ему определенным образом разработать этическое учение как учение об автономии воли. Декарт, задолго до Канта, во главу угла своей этической концепции ставит автономию человеческой воли. Он начинает разрабатывать собственно новоевропейский вариант этики. В исходном греческом смысле этика – это поддержание устоев жизни, устоев, которые сложились традиционно, которые мыслятся как традиционные, незыблемые. Уважение к традициям. Это исходная греческая этика. Затем революция Сократа, появление этики, основанной на этической рефлексии, рефлексии отношения Я – Другой. Декарт же ставит в этике во главу угла автономию воли, с него начинается разработка новой, новоевропейской, этики. Но подробнее о том, какую модель взаимодействия души и тела предлагает Декарт и какое место в ней занимает автономия воли, мы поговорим уже на следующей лекции.
Лекция 2Рене Декарт (продолжение). Бенедикт Спиноза. Джон Локк
В прошлый раз мы остановились на рассмотрении довольно сложной для Декарта проблемы – проблемы отношения души и тела – и сказали, что ее решение будет связано у него с его подходом к этической проблематике. Мы говорили, что он признает невозможность ясно и отчетливо помыслить в рамках своей философии связь души и тела. Но тем не менее в работе «Страсти души» он выстраивает модель этой связи, понимая, конечно, некоторую условность этой модели. Ее рассмотрение имеет смысл начать с разговора о том, как Декарт мыслит тело.
Декарт, как мы уже говорили, довольно много занимался физиологией. Более того, он был одним из лучших ученых-физиологов своего времени. Как ученый, он, конечно, стремился понять, как тело устроено, каковы основные принципы его работы. Рассматривая тело как «вещь протяженную», целиком принадлежащую внешнему миру, Декарт полагает его довольно сложно организованным автоматом, механизмом. Основной принцип работы этого механизма – принцип рефлекса. Декарт был первым, кто фактически описывает рефлекторную дугу с тремя ее звеньями: сначала от рецептора идет нервная связь в центральную нервную систему, затем в центральной нервной системе – переработка, и затем нерв, уходящий на двигательный орган. Схема рефлекторной дуги у Декарта имеет уже классический вид. Правда, Декарт еще не очень хорошо знает, как передается импульс по нейронам – это еще не исследовано. И он выдвигает гипотезу о том, что специальное вещество, так называемые «животные духи» – не духи, как личности, живые существа, а что-то вроде легких материальных частиц, – передвигается по нейронам как по неким проводящим их трубкам. Но в остальном схема, которую предлагает Декарт, вполне имеет классический вид. Эта схема будет пересмотрена только в XX веке, например, Николаем Александровичем Бернштейном, который предложит принцип рефлекторного кольца, предполагающий наличие обратной связи и осуществление постоянной корректировки движения в процессе его выполнения.
Как некий живой автомат тело, согласно Декарту, обладает способностью к саморегуляции. Тело устроено так, что оно поддерживает свое существование. Для этого оно не нуждается в душе. И, к примеру, для объяснения поведения животных нам нет нужды, согласно Декарту, предполагать наличия в них души. Животные – это сложно устроенные живые автоматы, которые поддерживают свое существование благодаря механизму рефлекса. На ту или иную ситуацию тело реагирует таким образом, чтобы в данной ситуации обеспечить свое сохранение. Если тело попадает в ситуацию, грозящую ему разрушением, оно будет убегать; если тело нуждается в пищевых продуктах, оно будет их искать и питаться ими, и т. д. Все эти процессы, считает Декарт, для своего объяснения в предположении о существовании души не нуждаются.
Причем не только тела различных животных, но и человеческое тело организовано подобным образом. Однако в человеке есть еще и душа. Представить себе, как протяженное тело и непротяженная мыслящая душа сообщатся, говорит Декарт, в принципе невозможно. Но если мы будем смотреть со стороны тела, то в теле, считает Декарт как физиолог, возможно выделить орган, который играет особую роль в передаче, так сказать, информации от тела в душу. Это шишковидная железа, эпифиз. Небольшая железа в мозгу. На нее по нейронам приходят импульсы от разных частей тела и каким-то образом передаются в душу. Опять же, Декарт понимает условность всей этой схемы, но как физиолог считает, что именно этот орган играет особую роль в такой передаче. И с другой стороны, через эту шишковидную железу в тело передаются воздействия, идущие со стороны души.
Что, собственно, меняется, когда есть не только тело, но и душа и они взаимодействуют? Меняется очень многое. Человек не только осознает происходящее, но он способен к таким действиям, которые противоречат тому, как действовало бы тело, не обладай оно душой. Декарт, дворянин, офицер, воевавший, прекрасно знает, что человеку на поле боя страшно. И в то же время он знает, что офицер сочтет позором для себя сбежать с поле боя и никогда этого не сделает. Животное, будучи, по Декарту, сложноорганизованным телесным автоматом, в ситуации, когда вокруг рвутся снаряды и пролетают пули, просто бы убежало. Это вытекает из устройства тела. Тело поддерживает свое существование и, попадая в ситуацию опасности, из этой ситуации стремиться уйти. Что же происходит с человеком, почему человек не бежит? Выходит, человек может переориентировать тело на действие даже прямо противоположное тому, к чему тело само по себе склонно в этой ситуации. Но как это происходит? С одной стороны, тело как бы сообщает душе о том, какое значение для него имеет эта ситуация, к чему оно готово. В душе в той или иной ситуации появляется то, что Декарт называет страстью. Страсть души, по Декарту, это некоторое воздействие, которое душа претерпевает со стороны тела. Когда Декарт говорит о страсти, он говорит о ней в том смысле, какой заложен в греческом слове «патос» и который звучит в родственном ему французском слове passion. Одно из значений этих слов – претерпевание. Страсть души, по Декарту, это претерпевание душой воздействия со стороны тела; это то, что душа претерпевает со стороны тела. Причем это не просто ничего не значащее состояние, захватывающее душу. Страсть несет очень важную нагрузку. Она, с одной стороны, дает душе знать, каково значение данной ситуации для тела, а с другой стороны, она не только дает душе осведомленность об этом, она одновременно располагает душу к тому действию, которое вытекает из значения этой ситуации для телесной жизни человека и к которому готовится тело. Так, когда человек испытывает страх, в этом страхе есть не только момент осведомленности о том, что ситуация опасна для тела, но и побудительный момент. Страх побуждает человека бежать, побуждает его действовать в том же направлении, в каком действовало бы тело без души. Страсть пытается вовлечь душу в действие, сообразное стремлению тела поддержать свое существование. Но человек может и не подчиниться страсти за счет того, что, по Декарту, человеческая воля сама по себе свободна и в любой ситуации она способна сохранять автономию.
К примеру, человек может испытывать вызванное состоянием тела желание, например желание есть. Это не значит, что он непосредственно будет удовлетворять это желание, если он, например, сидит на занятии. Далеко не всегда человек пойдет тут же искать еду, он может дождаться конца занятия и на перемене выйти. Что обусловливает действие не в соответствии с телом, а иное? Именно свобода воли, но свобода воли действует не сама по себе. Воля всегда опосредована каким-то представлением. Такие представления могут иметь социальное происхождение. Например, в той среде, в которой человек воспитан, так не принято делать, и он не делает. Или это может быть не только пассивно усвоенным в процессе жизни в обществе представлением, но плодом размышлений над жизнью, принятых решений, когда, скажем, человек осознанно выработал некие принципы и этих принципов держится.
Так вот, воля, опосредованная представлением, способна перенаправить действия тела. Если у человека есть представление, что бегство с поля боя – это позор, это предательство товарищей, предательство Родины, трусость, то он может, несмотря на то что ему страшно, остаться в бою. Декарт говорит, что, чем чаще человек упражняется в действиях, которые проистекают из свободы его воли, а не из того, к чему склоняет его собственное тело, тем более легко он подчиняет себе тело, тем более легко он научается им управлять. Напротив, если человек привык действовать по направлению, в котором толкает его страсть, он в каком-то смысле будет уподобляться животным. Хотя и здесь в определенном смысле опосредование сознанием будет соблюдаться. Вряд ли можно представить себе человека, который, будучи голоден, направлялся бы к ближайшей еде, невзирая на то, продается ли она, или просто лежит, или это товарищ положил какую-нибудь булочку, чтобы потом съесть, – так, что он просто увидел бы пищу и съел, как животное. Такого обычно не бывает, все равно те или иные представления опосредуют действия человека. Но Декарт говорит, что хорошо бы, чтобы это опосредование было четко выстроено. Хорошо бы, говорит Декарт, чтобы мы действовали на основании тех принципов, которые явились плодами зрелых размышлений. Хорошо бы, чтобы наши принципы были действительно нами всерьез обдуманы. Но при этом их должно быть не очень много и они должны носить достаточно общий характер. Потому что если принципов будет много или мы каждый раз по каждому случаю будем задумываться и долго решать проблему того, как в этом случае лучше всего поступить, мы постоянно будем отставать от жизни, мы постоянно будем о