кстати, как это считал Л.С. Выготский. – В.Р. ).…Многомерность личности обусловила то, что историей развития мышления о человеке стала история драматической борьбы разных полярных ориентаций (в том числе традиционной оппозиции материалистической и идеалистической), в ходе которой разные мыслители, как правило, выделяли какую-нибудь одну из реальных граней человеческого бытия, а другие стороны жизни личности либо оказывались на периферии познания, либо не замечались и отрицались» ( Асмолов, 2001, с. 6, 8).
Л. Хьелл и Д. Зиглер пытаются объяснить существование множества теорий личности, по-разному трактующих одно и то же поведение человека, тем, что психологическая теория – это не строгая модель, а, скорее, «умозрение» и «интерпретация» наблюдаемого поведения. «Теория – это система взаимосвязанных идей, построений и принципов, имеющая своей целью объяснение определенных наблюдений над реальностью. Теория по своей сути всегда умозрительна и поэтому, строго говоря, не может быть “правильной” или “неправильной”… Теория личности является объяснительной в том смысле, что она представляет поведение как определенным образом организованное, благодаря чему оно становится понятным. Другими словами, теория обеспечивает смысловой каркас или схему, позволяющую упрощать и интерпретировать все, что нам известно о соответствующем классе событий. Например, без помощи теории ( очевидно, психоанализа З. Фрейда. – В.Р. ) было бы трудно объяснить, почему пятилетний Рэймонд испытывает такую сильную романтическую привязанность к матери, в то время как отец вызывает у него чрезмерное чувство негодования» ( Розин, 2001, с. 26).
Кажется, все ясно. Психологическая теория личности – это умозрение (а в каждой школе оно свое) и интерпретация с целью понимания, которое тоже может быть разным. Однако Л. Хьелл и Д. Зиглер настаивают, что психологическая теория личности должна не только объяснять, но и предсказывать поведение последней. «Теория должна не только объяснять прошлые и настоящие события, но также и предсказывать будущие… Теории личности выполняют разные функции в психологии. Они дают нам возможность объяснить, что собой представляют люди (выявить относительно постоянные личностные характеристики и способ их взаимодействия), понять, каким образом эти характеристики развиваются во времени ( так и возникает образ естественного природного процесса, а ведь личность – это что-то другое? – В.Р. ) и почему люди ведут себя определенным образом. Теории также позволяют нам прогнозировать появление новых взаимосвязей, не изучавшихся ранее» ( там же , с. 26, 27).
Но как, спрашивается, можно предсказать поведение личности, исходя из разных психологических теорий? Ведь в каждой из них это будет разное поведение. Только в естественной науке, где разные теории дополнительны друг другу, полученные в этих теориях предсказания не будут исключать друг друга (например, корпускулярная и волновая теории света хотя и разные, но тем не менее позволяют в ходе расчетов получать близкие результаты). В гуманитарной же науке в каждой теории мы будем иметь разные предсказания. Или Л. Хьелл и Д. Зиглер имеют в виду последний случай, но тогда они неудачно используют термин «предсказание», или они считают психологическую науку о личности естественной наукой?
Сами по себе психологические теории личности могут быть интересными и схватывать важные особенности личности современного человека. Но, как правило, исходные гипотезы и концепции, на которых они построены, не отрефлексированы с точки зрения предполагаемых областей употребления, не прояснены в плане своих границ и оснований. Кроме того, обычно в этих теориях человек истолковывается как существо, характеризуемое определенной структурой и организацией, независимой от культуры и времени. Конечно, психологи говорят о развитии психики и влиянии на развитие социальных условий, но понимают первое как развертывание исходной структуры, где в потенции все уже есть, а второе как внешние факторы. Напротив, если по отношению к человеку реализовать культурологический и семиотический подходы, нужно утверждать существование разных типов человека и психики, а не один. В этом случае нас уже не сможет удовлетворить психология, которая описывает психику вообще, как это имеет место сейчас; в культурологически ориентированной психологии должны быть развернуты концепции разных типов психики.
Что же можно извлечь из проделанного анализа? Хотя психологи и претендуют на целостное изучение человека , у них это пока не совсем получается. Одна из причин здесь в том, что психологические теории личности строятся именно как наука, что, как уже отмечалось, предполагает идеализацию и упрощение эмпирически наблюдаемого явления. Спрашивается: какой план, аспект, сторону человека изучает психолог? С точки зрения психологии человек изучается психологически, если имеют место объяснение основных проявлений человеческой индивидуальной жизни, самостоятельные (психологические) теоретические построения, наконец, обоснование этих представлений в культурологии, социологии или физиологии. Судя по всему, сегодня складывается особый тип научного психологического объяснения. Его особенность – обращение при объяснении или к индивидуальной истории человека, или к различным другим сторонам его жизни. Психика человека в этих исследованиях трактуется не столько как естественный объект, сколько как целостный, органический и одновременно уникальный в плане своего изменения в течение жизни и в процессе функционирования. Изменение психики подчиняется двойной логике – категориям естественного и искусственного; психика может меняться под влиянием практик, в которых живет человек, а также в силу имманентных процессов (здесь мы имеем в виду те структуры и целостности психики, которые сложились в результате предыдущих психотехнических воздействий, сохраняют свое строение, предопределяют ряд особенностей последующих психотехнических воздействий).
Но все-таки вопрос остается: в чем особенности и сущность психического? Одни психологи пытаются ответить на него – в ориентировке, деятельности, гештальте, установке, бессознательном, когнитивных структурах и т. д., а другие, например Ж. Пиаже, Л.С. Выготский, как ни странно, на этот вопрос прямого ответа не дают, они описывают психику, выявляя в ней на разных ступенях изучения различные сущности и целостности. Можно заметить, что твердый ответ дают те психологи, которые в осознании ориентируются на естественно-научную парадигму и, кроме того, нащупали определенный способ познания, систематически ими применяемый. Те же психологи, которые ищут, следуют «изгибам» природы изучаемого явления, отвергают старые и создают новые исследовательские программы, не могут дать ясного ответа на вопрос о сущности психического.
Но есть еще и вопрос, заданный Дильтеем: можно ли изучать (объяснять) психическую жизнь или ее можно только понимать («постигать», «переживать»)? Эта дилемма нам кажется преувеличенной, в первом приближении ее разрешил сам Дильтей. В поздних работах он обосновывает возможность не только постижения, но и объяснения психической жизни. Другое дело, что это за тип объяснения и как учесть уникальное, неповторимое своеобразие каждого человека. Чем такое своеобразие задается? Может быть, интересами, направленностью человека, особенностями его жизненной энергии (активности), способом разрешения жизненных проблем, характером «старта» человека (роды, семья, воспитание), жизненными обстоятельствами? Ясно одно: такое своеобразие не может изучаться как тип, закономерность. Одновременно понятно и другое: человек не состоит только из одного своеобразия, он входит в культуру, общается с другими, осуществляет деятельность и т. п., то есть формируется под влиянием сил, действующих и относительно других людей. В этом отношении человек является типом и подчиняется законам как второй, так и первой природы.
Как же соединить эти два начала? Одно задается, скорее, как произведение искусства (своеобразие человека мы можем лишь угадать, сотворить, как художник картину), другое начало подчиняется всем законам научного познания. Ответа на этот вопрос пока нет: мечта Кнехта, героя романа Гессе «Игра в бисер», стремившегося соединить точную науку с искусством, пока еще в гуманитарной науке не осуществлена. Но одно соображение может быть высказано. Как только складывается личность человека и осознается его «Я», уникальные особенности организации человека могут стать и нередко становятся объектом его рефлексии и деятельности. В результате возникает особая, «третья природа» – личность, для которой характерно действие «человека в человеке», причем ее изменение подчиняется логике как уникального, так и закономерного. (Тонкие эксперименты школы К. Левина, очевидно, были направлены на изучение этой третьей природы.) Может быть, только с этого момента мы можем говорить собственно о психике современного человека?
Вообще, что собой представляет изучаемый в той или иной науке объект? Один ответ: объект – это то, что существует независимо от нас и что мы можем объективно изучать. Другой ответ: объект – это всего лишь наша объективация, то есть отнесенные нами вне нас, в особую природу (мы ее сами и задаем) в качестве объективно существующих наши собственные познавательные процедуры, модели, знания.
Если встать на вторую точку зрения, а гуманитарная и методологическая установки предполагают подобный выбор, то вообще нельзя будет ответить на вопрос о природе психического. Можно и необходимо говорить о другом: том категориальном пространстве, в котором целесообразно объективировать психологические познавательные процедуры, модели, знаки. При этом понятно, что таких пространств будет не одно, а несколько; и только в этом случае можно поставить вопрос об интеграции таких пространств, о построении категориальных пространств более объемных, включающих другие. На онтологическом языке это – проблема так называемого целостного изучения психики (человека). Другими словами,