Чемберлен не был исключением. Обманутые люди зачастую невольно, неосознанно хотят верить лжецу. Такой же мотив – нежелание замечать надвигающуюся опасность – может объяснить то, почему бизнесмен, по ошибке наняв на работу растратчика, не замечает признаков растраты. Рассуждая логически, чем быстрее он обнаружит растрату, тем будет лучше, но психологически подобное открытие будет означать, что он столкнется не только с убытками, которые понесла его компания, но и с собственной ошибкой в том, что именно он нанял этого мошенника. Аналогичным образом все, кроме обманутого супруга, будут знать, что происходит. Или несовершеннолетняя девушка, употребляющая сильнодействующие наркотики, может быть убеждена, что ее родители об этом знают, в то время как ее родители невольно стремятся не замечать обман, ибо в противном случае они должны были бы признать, что, возможно, потерпели неудачу как родители и что теперь им предстоит тяжелая борьба. Всегда найдется кто – нибудь, кто предпочтет примириться с обманом, хотя бы на короткий промежуток времени, даже если это означает, что завтра все станет еще хуже.
Мотивы, заставляющие жертву обмана не уличать лжеца, были представлены в докладе об аресте по обвинению в шпионаже сотрудника ЦРУ Олдрича Эймса в 1994 году. В течение предыдущих девяти лет Эймс сообщал в КГБ информацию обо всех россиянах, сотрудничавших с ЦРУ, и многие из этих россиян были убиты. Эймс не был умным человеком: на деньги, полученные в большом количестве от Советского Союза, он приобрел дом и машину – задолго до того, как он смог бы это купить на свою зарплату. Сэнди Гримс, агент контрразведки ЦРУ, которая в конце концов его разоблачила, описала свою работу таким образом: «Ваши величайшие удачи, ваши наиболее грандиозные победы оказываются и вашими сокрушительными поражениями… Когда вы поймали шпиона, это означает, что в вашем агентстве были проблемы; почему вы не обнаружили этого человека раньше!»
Пятое объяснение основывается на работах Эрвинга Гоффмана[280]. Нас учат быть вежливыми при взаимодействии с другими и не красть информацию, которая для нас не предназначена. Наиболее яркий пример этого – то, как мы невольно отводим в сторону взгляд, когда кто – то чистит уши или прочищает нос. Гоффман также добавил бы, что ложное сообщение зачастую оказывается социально более значимым, чем правда. Это вполне достоверная информация, информация для человека, который выразил желание получить ответ. Когда секретарша, расстроенная ссорой с мужем, на вопрос начальника: «Как ваши дела?» отвечает: «Прекрасно», – то это ложное сообщение может быть важным элементом взаимодействия с начальником. Для начальника это сообщение означает, что она готова приступить к своим профессиональным обязанностям. Истинное сообщение, состоящее в том, что она расстроена, может быть для него неважным до тех пор, пока ее состояние не будет сказываться на качестве работы.
Ни одно из объяснений, которые я предложил выше, не дает ответа на вопрос, почему представители правоохранительных органов и служб разведки так плохо выявляют ложь по поведению. У полицейских и следователей контрразведки нет установки доверия по отношению к подозреваемому, они не склонны быть добровольными участниками обмана, и они хотят украсть информацию, которая для них не предназначена. Почему же они не могут лучше определять лжецов по их поведению? Я полагаю, им мешают завышенная базовая норма лжи и нехватка обратной связи. Большая часть людей, с которыми им приходится иметь дело, вероятно, лгут им. Те, с кем я разговаривал, были убеждены, что базовая норма лжи составляет более чем три четверти. Такая высокая базовая норма оказывается не оптимальной при изучении скрытых поведенческих признаков обмана. К тому же они часто ориентированы не на то, чтобы распознать ложь, а на то, как получить доказательства и «прижать» лжеца. И когда они совершают ошибку и выясняется, что кто – то был ошибочно осужден, то эта обратная связь появляется слишком поздно и все уже зашло слишком далеко, чтобы можно было исправить ошибочное суждение.
Существует предположение: если предупреждать людей, что нижняя граница нормы для лжи составляет около 50 %, и давать им корректную обратную связь по каждому их суждению, то, возможно, они научатся более точно выявлять ложь по поведению. Сейчас мы планируем провести такой эксперимент. Я не ожидаю, что точность ответов составит 100 %, и по этой причине я не верю, что суждение о том, кто лжет, можно принимать в качестве доказательства в суде. Подобные суждения, тем не менее, могут стать основанием для принятия решения (по крайней мере на начальной стадии) о том, на ком следует сосредоточить расследование в дальнейшем; и когда будет задано больше вопросов, то, возможно, станет понятно, почему в поведении появилось что-то необычное.[281]
Глава 11Микро-, едва заметные и угрожающие выражения лица
Что наиболее важно
В течение семи лет начиная с 2001 года в своих исследованиях мы выявляли наиболее значимые признаки обмана и разрабатывали способы, с помощью которых можно научить людей узнавать их. Это стало возможным, потому что впервые наши исследования по изучению лжи были профинансированы и мы смогли обследовать значительно большее число людей по сравнению с прошлыми работами и провести более тщательный и тонкий анализ.
В течение сорока лет я получал правительственные гранты на изучение невербального поведения и эмоций. Но при этом изучение поведения, выдающего обман, я вынужден был проводить на собственные средства. В 1990-х ко мне присоединился Марк Франк, некогда бывший вышибалой в баре и защитивший диссертацию в Корнельском университете, посвященную проявлениям обмана при игре в азартные игры; он проработал в моей лаборатории три года в качестве сотрудника с ученой степенью.
Все изменилось после 11 сентября. Впервые Министерство обороны профинансировало наше исследование обмана, что позволило нам изучить поведение сотен людей. Ничего из того, что мы обнаружили, не противоречило информации, представленной в первых главах этой книги, однако мы смогли расширить наши знания.
Я понимал, что прикладные исследования, проводимые учеными, обычно неинтересны людям, для которых они в конечном итоге предназначались, в нашем случае – правительству. Мне не хотелось, чтобы наши данные были забыты там, куда их отсылает оборонное сообщество, в так называемой Долине смерти, где хранятся результаты исследований, которые никто никогда не использует. Решение заключается в том, подумал я, чтобы привлечь наших заказчиков в самом начале, чтобы они помогли спланировать всю работу. Я пригласил служащих правоохранительных органов, разведслужбы из Соединенных Штатов, Великобритании и Израиля встретиться со мной, Марком Франком и нашей коллегой Морин О’Салливан[282] в Вашингтоне, округ Колумбия, чтобы в течении двух дней спланировать новое исследование обмана.
Эксперименты, которые мы провели совместными усилиями, являются уникальными в истории исследований обмана, проводившимися ранее как в области физиологии, так и при изучении посредством полиграфа поведения человека. Мы привязали исследование наших испытуемых к их жизненному опыту, либо полученному ими в прошлом, либо который им будет необходим в будущем[283]. Мы не формировали выборку произвольно[284], а уделяли повышенное внимание людям, которые сильно беспокоились о том, что они будут делать в эксперименте, и о том, как успех или неудача при обмане отразятся на них и на значимых для них людях. Мы никого не заставляли лгать или говорить правду, потому что мы уже знали – люди по-разному решают вопрос, солгать им или сказать правду. Те, кто нарушал правила и лгал, были уверены, что смогут выйти сухими из воды. Менее уверенные люди предпочитали не нарушать правил, поскольку ожидали немедленного уличения в случае, если они попытаются скрыть свое правонарушение с помощью обмана. Мы позволили нашим испытуемым самостоятельно решать – солгать или сказать правду, точно так же, как поступают люди в реальности, со всеми психологическими последствиями, которые влечет за собой выбор.
Ставки, особенно величина наказания, были настолько высоки, насколько это было позволено университетской комиссией, следившей за тем, чтобы людям – испытуемым не был причинен вред. В отличие от предыдущих экспериментов, проводившихся не нами, все испытуемые знали, что они будут наказаны, если служащий правоохранительных органов, проводящий допрос, решит, что они лгут. Как и в жизни, честный человек, обвиненный в обмане, понесет точно такое же наказание, что и лжец, которого уличили.
Мы набрали людей, являющихся членами политически активных групп. Мы не спрашивали их, нарушали ли они закон, но они должны были быть ярыми сторонниками своего движения, считая экстремальные действия вполне оправданными для достижения целей группы. Мы предоставили им возможность открыть запечатанный конверт, адресованный главному сопернику их политической группы. И они могли забрать деньги, которые в противном случае достались бы ненавистной им группе. Если бы они смогли убедить служащего правоохранительных органов, который их допрашивал после этого, что они не брали деньги, то их группа получила бы эти деньги, а кроме того, им были бы выданы дополнительные средства на их личные нужды. Также они могли принять решение не брать деньги из конверта, и если бы им удалось убедить следователя, что они взяли деньги, то часть суммы получила бы их группа, а часть – оппозиционная группа, а еще они получили бы деньги на свои личные нужды, хотя и меньшие по сравнению с лежащими в конверте. Если тем не менее следователь решил бы, что они лгут, и догадался, что они сделали на самом деле, то они бы не получили деньги, часть суммы получила бы оппозиционная группа, а они сами столкнулись бы с очень неприятным физическим наказанием.