Некоторым читателям этой статьи может показаться, что на ее страницах они слишком часто сталкиваются с утверждением о борьбе Эроса с влечением к смерти. Такое утверждение должно характеризовать культурный процесс, протекающий в человечестве, но в равной степени относится к развитию отдельных индивидов, а также призвано раскрыть тайны их поведения в быту. Мне кажется неоспоримым то, что эти три процесса надо исследовать в их связи друг с другом. Использование общей характеристики во всех трех случаях оправдывается тем соображением, что культурный процесс человечества и развитие индивида в равной степени проявляются в бытовой жизни. И так или иначе принимают в ней участие. С другой стороны, доказательство существования общей характеристики ничего не дает для различения этих трех процессов, так как не сужено особыми условиями. Мы можем лишь ограничиться утверждением, что культурный процесс – это такая модификация жизненного процесса, которая происходит под влиянием поставленной Эросом и судьбоносной задачи, заключающейся в объединении отдельных людей в спаянное либидинозными отношениями сообщество. Однако если мы примем во внимание отношения между культурным прогрессом человечества и процессом развития или воспитания отдельно взятого человека, то мы без колебаний решим, что оба эти процесса весьма схожи, если вообще речь не идет об одном и том же процессе, приложенном к разным объектам. Культурный прогресс рода человеческого является абстракцией более высокого порядка, естественно, чем развитие одного индивида. Поэтому прогресс культуры труднее представить наглядно и отыскание аналогий не должно носить преувеличенный, утрированный характер. Однако при подобии целей – здесь включение индивида в человеческую массу, там заключение союза отдельными индивидами – ничего удивительного нет в схожести средств и результирующих феноменов. Тем не менее нельзя не упомянуть об одном различии между этими двумя процессами ввиду его чрезвычайной важности. В процессе развития индивида определяющую роль играет программа осуществления принципа удовольствия, принципа удовлетворения стремления к счастью. Включение в состав человеческой массы или приспособление к ней воспринимаются индивидом как неизбежные ограничения, встающие на его пути к счастью. Вероятно, было бы лучше, если бы этих условий и ограничений не было. Другими словами: индивидуальное развитие представляется нам результатом взаимодействия устремлений двоякого рода – стремления к счастью, которое мы обычно называем «эгоистическим», и стремления к объединению в сообщество с другими людьми, которое мы считаем «альтруистическим». Оба обозначения не являются надуманными. В индивидуальном развитии, как уже было сказано, акцент падает на эгоистические, то есть направленные к достижению счастья стремления, а развитие «культурное», как его обыкновенно называют, удовлетворяется ролью ограничителя. Иное мы видим при культурном процессе, целью которого является объединение человеческих индивидов в самом широком смысле; стремление к счастью в этом случае сохраняется, но оттесняется на задний план. Представляется, что создание больших человеческих сообществ удается лучше всего, когда не приходится заботиться о счастье отдельных его представителей. В свою очередь, процесс развития индивида также обладает своими особыми чертами, которые не встречаются в процессе развития человеческой культуры. Оба процесса совпадают именно и только потому, что отчасти целью первого процесса является присоединение индивида к сообществу.
Так же, как планета обращается вокруг своего светила, одновременно вращаясь вокруг своей оси, так и отдельный человек принимает участие в процессе развития всего человечества, одновременно совершая свой индивидуальный земной путь. Но нашим слабым глазам игра небесных сил представляется застывшим навечно порядком. Напротив, в органическом мире мы постоянно наблюдаем борьбу противоборствующих сил, и результаты конфликта всякий раз оказываются разными. Так и стремления, ведущие к достижению счастья, и стремления, ведущие к единению людей, вступают в душе каждого индивида в борьбу. Поэтому процессы культурного и индивидуального развития враждебны друг другу и постоянно оспаривают друг у друга территорию. Но эта борьба индивида и общества не является продолжением непримиримой, по-видимому, противоположности первоначальных влечений – Эроса и Смерти, нет, это всего лишь спор в сфере либидо, сравнимый со спором по поводу распределения либидо между эго и объектами внешнего мира. В конечном итоге индивидуум достигает некоего равновесия, что, возможно, произойдет в будущем и в культуре, хотя пока что эта борьба лишь осложняет нашу жизнь.
Можно значительно расширить аналогию между культурным прогрессом и процессом индивидуального развития человека. Можно утверждать, что и сообщество образует супер-эго, под влиянием которого совершается культурное развитие. Увлекательной задачей для знатока человеческих культур представляется детальное исследование этой аналогии. Я же ограничусь лишь одним важным пунктом. Супер-эго культурной эпохи имеет то же происхождение, что и супер-эго отдельного человека. Этот вывод зиждется на впечатлении, оставленном по себе великими вождями прошлого, обладавшими высочайшей духовной силой, или людьми, у которых то или иное человеческое устремление получило предельное развитие, пусть даже однобокое. Аналогию можно провести не дальше того, что данный человек достаточно часто – если не всегда – в течение своей жизни был осмеян современниками, подвергался жестокому обращению или даже мог быть убит, а спустя много лет, подобно убитому праотцу, был возведен в ранг божества. Самый волнующий пример такой судьбы – это жизнь Иисуса Христа, если только это не мифологическая личность или смутное воспоминание о каком-то архотическом событии. Другим пунктом совпадения является то, что культурное супер-эго, так же как и индивидуальное, выставляет строгие требования следования идеалу, неподчинение которым влечет за собой наказание «муками совести». Удивительно, что эти относящиеся к культуре психологические явления представляются массам более знакомыми и более доступными для понимания, чем те же явления психической жизни отдельного человека. Но только агрессия со стороны культурного супер-эго, – в случае возникновения напряженного конфликта, – выражается в виде громких упреков, в то время как сами требования отходят на задний план и перестают сознаваться. Если же они остаются доступны осознанию, то оказывается, что они совпадают с предписаниями культурного супер-эго. В этом пункте оба процесса – процесс развития культуры масс и процесс развития индивида – неразрывно связаны друг с другом. Некоторые свойства супер-эго легче распознать по его проявлению в культурном обществе, чем по его проявлениям в психике отдельного индивида.
Культурное супер-эго выработало свои идеалы и выдвинуло свои требования. В том числе касающиеся отношений людей друг к другу, совокупность которых называется этикой. Во все времена этике придавали чрезвычайно большое значение, словно ожидая от нее решения самых важных в жизни проблем. Действительно, этика обращается к самому больному и самому слабому месту любой культуры, благодаря чему ее можно считать своего рода психотерапевтическим средством, с помощью которого во все времена пытались выработать супер-эго, чего в культуре не сделать никакими иными средствами. Как мы уже знаем, вопрос заключается в том, как устранить величайшее препятствие на пути любого культурного прогресса – конституциональную склонность человека к агрессии в отношении других людей. Именно поэтому нам особенно интересна ныне действующая заповедь культурного супер-эго: возлюби ближнего, как самого себя. Занимаясь исследованием и лечением неврозов, мы выявили две главные претензии к индивидуальному супер-эго: в строгости своих заповедей и запретов оно недостаточно заботится о счастье эго и не считается с сопротивлением индивида, его нежеланием соблюдать предписания, а также силой бессознательных влечений и влиянием окружающего мира. По этой причине нам часто приходилось бороться с супер-эго из терапевтических соображений в попытке несколько смягчить его требования. Ровно такое же возражение касается этических требований культурного супер-эго. Оно точно так же очень мало озабочено фактами душевной конституции человека; оно диктует заповедь, не спрашивая о том, в состоянии ли человек ей следовать. Более того, культурное супер-эго уверено, что психологически человеческое эго способно на все, во всяком случае, темное подсознание человека ему вполне подконтрольно. Это заблуждение. Конечно, у всякого так называемого нормального человека власть над собственным подсознанием не простирается сверх определенной границы. Требуя большего, этика провоцирует человека на сопротивление и, порождая невроз, делает его несчастным. Заповедь «возлюби ближнего, как самого себя» – крепчайший заслон на пути человеческой агрессивности, – это красноречивый пример психологической безграмотности культурного супер-эго. Заповедь эта заведомо невыполнима; такая инфляция любви может привести лишь к ее девальвации, но не к устранению препятствия, но всем этим культура пренебрегает: она лишь утверждает, что чем труднее следование предписаниям, тем более оно достойно человека. Тот, кто в нашей культуре выполняет все ее предписания, находится в невыгодном положении по сравнению с теми, кто их не придерживается. Каким же насильственным должен быть культурный заслон против агрессии, если защита от нее может сделать человека более несчастным, чем сама агрессия! Так называемая естественная этика не может здесь предложить ничего, кроме нарциссического удовлетворения считать себя лучше других. Этика, опирающаяся на религию, обращает свои посулы к потустороннему миру. Тщетно мы будем проповедовать этику до тех пор, пока добродетель не начнет вознаграждаться на земле. Мне представляется несомненным, что реальное изменение отношения людей к собственности окажется здесь полезнее и действеннее, чем все этические заповеди. Однако социалисты своим идеалистическим толкованием человеческой натуры извратили этот подход и обесценили его.