Маг, которому выпала честь держать в руках поднос с бесценным даром чар прошлого, казался недовольным. Он сердито посмотрел на ряды студентов, смотревших с восторгом на артефакт, на уставшие лица преподавателей, на ковровую дорожку у себя под ногами, и помрачнел так, словно съел что-то очень-очень кислое. Он окинул взглядом присутствующих во второй раз, явно надеясь, что людей станет меньше, но студенты, окружённые пологом, запрещающим им и колдовать, и покидать определённые зоны, не могли сойти с места.
— Что это за бардак? — не стесняясь присутствия ректора и проректоров, возмутился он. — Мы собирались просто переместить артефакт в более надёжное хранилище!
Два стражника у него за спиной, тоже боевых мага, вскинули руки, явно собираясь открыть портал сию же секунду.
Толпа раздробилась, словно по ней ударили ряды драконов. Кто-то возмущённо зашумел, кто-то, намокнув под дождём, принялся колдовать, стоило лишь упасть ограничивающим чарам. Котэсса почувствовала, как толпа возмущённо хлынула прочь от дорожки, как по приказу. И почему их университет должен превратить в цирк самое хорошее начинание?
Она и сама не знала, куда бежать. Маг с артефактом, раздражённо фыркнув, прошёл мимо оставшихся людей так, словно ничего и не произошло. Он не держал голову гордо поднятой, а следил за тем, чтобы шкатулка на подносе не сдвинулась с места. Ректор бросился за ним, и обрывки разговора выдавали крайнее недовольство главы НУМа подобным пренебрежением к красивой встрече.
— Какой позор, — охнули где-то справа, и девушка, повернув голову, увидела профессора Куоки. — А ведь я говорил: нет ничего особенного, ничего более необычного, чем те артефакты, которые создаём мы сами. Подумать только, музыкальная шкатулка! И ради неё под холодный осенний дождь выгнали весь университет! Против желания транспортировочной компании и мага-передатчика. Какая прелесть…
— Ты не промокла? — второй голос прозвучал уже ближе, и Котэсса обнаружила Сагрона в полуметре от себя. — Окор, марш отсюда, — он взмахом руки отогнал надоедливого студента и подступил к ней вплотную, обнял за плечи и привлёк к себе. — Пойдём, занятия всё равно уже отменили.
Встревоженным мужчина не казался. Словно всё так и должно быть: этот позор с выстроившейся толпой и краснеющим, будто свекла, ректором.
— Нет, спасибо, — отозвалась Котэсса. — Но что это было?
— Да, как обычно, — махнул рукой преподаватель. — Ты что, не знаешь, как всё происходит в НУМе? Попросили люди их встретить, поместить артефакт в безопасное место, а тут устроили представление.
Котэсса вздохнула. Ей казалось, что у этого торжества было больше смысла, чем просто быть изгнанными по велению какого-то чужого мага, но она, вероятно, была слишком высокого уровня об организационных способностях своего университета.
— Пойдём, занятий сегодня всё равно уже не будет. Мы ж их не соберём, — он обвёл взглядом студентов. — Отвратительно получилось, не так ли? — улыбка на губах Сагрона была искренней, а не вымученной и уставшей, как у Ойтко, к которой помчались разгневанные преподаватели и студенты. — Я даже не удивлён таким педагогическим провалом.
Девушка только коротко хмыкнула; не в её праве было судить родной университет, хотя, впрочем, и спорить с Сагроном повода не было. Он прав: не следовало устраивать весь этот цирк.
По ковру теперь ходили все, кому не лень, но Дэрри почему-то увлёк Котэссу прочь. Доцент Ойтко что-то колдовала, взывала своих коллег поскорее убрать драгоценность, призванную украшать НУМ, со двора. Увы, мало кто был готов слушать её вопли; большинство студентов, да и преподавателей тоже, сбежало, оставив Литорию наедине с её же выдумками.
— Это вы виноваты! — обвинил её кто-то из начальства. — Это вы предложили на ректорате устроить торжественную встречу!
Котэсса в последний миг, прежде чем они покинули-таки двор университета, оглянулась на Ойтко и даже почти пожалела её. Литория, промокнув под дождём, действительно напоминала несчастную собаку, которую выгнали из её дома и обругали за несодеянное собственные же хозяева. Но, впрочем, эта жалость мигом испарилась, стоило только заместительнице декана перевести взгляд на Тэссу и Сагрона. Предчувствуя, чем закончится подобное повышенное внимание к их скромным личностям, они почти пробежали оставшиеся метры.
Хотелось смеяться. Это, конечно, было совершенно нелогично, да и дождь зачастил, прорываясь сквозь защитный полог, но Котэсса почувствовала себя обыкновенным ребёнком — а это чувство давно уже покинуло её, наверное, с той поры, как она покинула родителей и переехала в столицу.
— Ты кажешься счастливой, — довольно отметил Сагрон. — Наверное, всё это того стоило, как считаешь?
— Моего смеха? Нет, слишком много энергии и сил потрачено, — покачала головой Котэсса. — Мои улыбки не так дорого стоят.
— Да? В таком случае, это была плата за вид Отйко, — мужчина опёрся спиной о колонну, ряд которых и становил собой основу забора. Серое громадное здание НУМа отсюда казалось не таким уж и большим и совершенно не грозным; студенты, выходя за ворота, обычно оглядывались на университет с лёгкой улыбкой, признавая, что уже преодолели то время, когда оно казалось страшным. Переплетение коридоров, сеть корпусов и связующих их переходов, грозные преподаватели — все они отсюда были чем-то прошлым.
Сагрон тоже не казался одним из доцентов; он скорее был закончившим только-только обучение студентом, вдохнувшим дух свободы, и яркая, счастливая улыбка, застывшая на его губах, совершенно не ассоциировалась с мрачными лекторами, прятавшимися там, за каменными толстенными стенами.
Котэсса в какой-то момент даже забыла о том, что их связывало просто проклятие. Ей захотелось, чтобы это было просто так, без лишних условностей, без условия, сковавшего по рукам и ногам. Без обязательств, которые возложили на их плечи.
Без причины, по которой он находился рядом с нею.
— Ты хотел бы воспользоваться этим артефактом? — спросила внезапно Котэсса, хотя и не собиралась задавать этот вопрос. Она думала, что это окончательно разрушит весёлую идиллию, но Сагрон только равнодушно пожал плечами, не выдавая ничем собственного удивления или возмущения.
— Нет, зачем?
— Чтобы снять проклятие, — удивлённо ответила она. — Ведь артефакт освободится в новогоднюю ночь, не так ли?
— Освободится, — согласился Сагрон. — Но, во-первых, это преступление — пользоваться им, а во-вторых… — его взгляд стал на миг особенно задумчивым, а после вновь приобрёл странный смешливый оттенок. — Знаешь, если б меня привязало проклятьем к какой-нибудь жабе или кому-то вроде Энниз, то в этом был бы смысл. Но ты, Тэсси, награда для любого мужчины, особенно такого паршивого, как я.
Она отрицательно покачала головой, явно не поверив ни единому слову, и Сагрон больше ничего не сказал, хотя, наверное, должен был.
Если Котэсса отказывалась верить в то, что она сама, без заклинаний и без проклятий, могла нравиться кому-то, то вряд ли он способен был несколькими фразами это исправить.
Хотя, вероятно, стоило бы попытаться.
Но Тэсса на него уже не смотрела; её взгляд вновь был прикован к университету, к Ойтко, носившейся вокруг ковровой дорожки, к потокам дождя, от которого её саму защищала непробиваемая магическая сфера, благо, прозрачная.
И она не знала, чем объяснить странное, дикое желание забыть о том, что между ними действительно стояло проклятие, и ничего больше. В объятиях Сагрона было что-то… домашнее, особенно уютное, но только до той поры, пока Котэсса вновь не напоминала себе: у всего этого была только одна причина, и она никаким образом не относилась к его чувствам.
Думал ли так сам Сагрон?
Что ж, Котэсса всегда была отвратительным эмпатом.
— Сагрон! — воскликнули совсем рядом, и мужчина едва ли не подпрыгнул от неожиданности. Он оглянулся и мрачно посмотрел на Жодора Ольи, запыхавшегося и выглядевшего так, словно на него что-то совершенно недавно опрокинули.
Котэсса сама не знала, что в доценте с соседней кафедры так её настораживало или пугало, но предпочла отступить чуть поодаль; Сагрон же, заметив её попытки сбежать, властно привлёк к себе, обнимая за талию, и посмотрел на посмевшего прервать их коллегу. Жодора он тоже на дух не переносил, и это, признаться, всегда чувствовалось, словно по воздуху от напряжения распространялись в разные стороны маленькие искринки.
— Здравствуйте, доцент Ольи, — поприветствовал он мужчину. — Чего желаете? Ещё зелья? Не часто ли вы пытаетесь изменить собственной супруге? Боюсь, совсем скоро у меня к концу подойдут все стратегические запасы зелья.
— Ты что за гадость мне дал?! — взревел Жодор так, что по ту сторону оградки подскочили студенты, принуждённые сворачивать удлинённый ковёр. — Почему она на меня так действует?
— Помнится, у вас пропали все хвосты.
Котэсса хихикнула. Павлиний, который Сагрон вручил ей, до сих пор стоял в комнате в вазе и очень нравился Сорме и Рейне. Они, правда, понятия не имели, откуда тот взялся, и предполагали, что он был подарком доцента Дэрри. Технически — да, хотя взрастил его на себе совершенно другой маг.
— Пропали! И шерсть выпала! — кивнул Жодор.
— Вместе с шерстью у вас выпало что-нибудь ещё? То, что позволяет вам изменять своей супруге? — ласково уточнил Сагрон.
Ольи отрицательно покачал головой.
— Так в чём же тогда проблема?
— Меня к ней тянет! — воскликнул Жодор. — Как магнитом тянет! Я думать ни о чём больше не могу, кроме этой… Женщины. Она мне снится по ночам. Я пытаюсь найти другую, потом пью опять это проклятое зелье, и она начинает преследовать меня ещё более упорно, чем прежде. Она, она, она… Я с ума скоро сойду от её присутствия в моей жизни.
— Простите, но о ком речь? — ласково уточнил Сагрон, сделав полшага вперёд, так, чтобы Котэсса оказалась у него за спиной. Она сама не стала спорить с этими мерами предосторожности, предпочитая находиться на максимальном расстоянии от Жодора.