Смерть).
Исходя из опыта социального существования, мы можем увидеть, что особь,
60
соответствующая канонам морали (как правило это проявляется демонстративно,
формально и внешне) общественным мнением поощряется. Общество такой особью
гордится. (В пределах темы интересно отметить, что первоначальным значением слова
«морг» было «лицо», «горделивая осанка»).
С детства нам прививались нормы нравственности, которым мы должны были
соответствовать. В противном же случае нас ожидало порицание и осуждение. Нередко
можно услышать об образце высокой нравственности, некоем этическом эталоне. Хотя при
этом «этика» и «этикетка» одного корня. В малолетние умы втискиваются понятия о
плохом и хорошем без глубоких и существенных разъяснений, что такое «плохое» и что
такое «хорошее».
В общем, очевидность такова, что мораль есть продукт некоего психосоциального
внушения (внушение буквально означает «вводить в уши») и таким образом не является
чем-то органически и естественно присущим человеческой натуре – в отличие от совести.
Её относительность, а потому и сомнительная ценность выясняется довольно простыми
сопоставлениями – временными и естественными. Скажем, в определенную эпоху позору
подвергалась особь в том случае, если на полученное оскорбление не отвечала вызовом на
дуэль. Позже подобное действие стало считаться обыкновенным убийством, то есть
преступлением по сути своей. Еще пример. Предписание азиатской морали указывает
гостю непременно рыгнуть после трапезы, и чем звучнее, тем больше уважения выкажется
хозяину. В противном случае речь может идти о неприличии и даже оскорблении
потчующего. Европейские правила поведения сочтут отрыжку за столом проявлением
низкой культуры и распущенности.
На чьей стороне правда? Где истина правильного поведения? Ни там, ни там ее нет.
Ибо и там и там – только мораль.
Для чего же тогда совершаются все эти установления, предписания, нормативы? –
Зададимся невинным детским вопросом, исходящих из все тех же «почему» и «зачем».
Буду ли я есть мясо рукой или вилкой с ножом, оно останется все тем же мясом. И
если я не хочу остаться голодным, я съем его любым доступным мне способом. Тогда к
чему мне нужно соответствовать принятым в социуме правилам поведения? Разберемся
методично и проясним вопрос.
Мы уже уяснили, что мораль относительна. Первое.
Она не является качеством врожденным, генетически заданным. Второе.
Этические правила прививаются некой общественной инстанцией. Третье.
Какова цель государственного аппарата? – Управление своими подданными,
организация их таким образом, который предполагает максимальный коэффициент
послушания и подчинения последних. Ясно, что функции юридические, не смотря на их
структурированную законность, оказываются недостаточны для этого в силу своей
определенной отстраненности от человеческого существа. Стало быть, юридическая
власть хоть и сильна, но формальна, значит, не имманентна тому, что называют «простой
человечностью». Иное дело – нравственность, аппелирующая к этому самому
«человеческому в человеке» и тем самым обладающая способностью к объединению
особей на основе так называемых «общечеловеческих ценностей», что и является
предметом первой важности для государственной власти.
Таким образом получается, что Мораль есть способ психосоциального
программирования и кодирования с целью неявного управления и контроля над
особями.
Из этого следует, что мораль – это, прежде всего, идеология (Идея), манипуляция и
ничего общего с истинными человеческими ценностями не имеет.
Таким образом получается, что всякая мораль есть психосоциальное
программирование с целью контроля над человеком.
Исходя из этого, можно прийти к пониманию того что мораль отнюдь не
тождественна естеству человеческих душевных проявлений.
И тогда становится ясно, что любая мораль ограничивает свободу человека.
Ограниченная же свобода хоть в чем-то – по существу уже не – свобода.
И какие бы правила поведения не предписывались, нет оснований принимать их за
образчик истины и разумности.
Отрекаясь от морали и освобождаясь от ее фальшивой ценности, ложной значимости
и ее догм как суррогата совести, возможно возвратиться к себе, стать своим, и тем самым
прийти к свободе.
Семантическое поле: Мораль – Идеология – Идол – Мнение – Долг.
"Я – человек моральный" = "Я – человек раненый, злой,
идеологический, идолопоклонствующий".
СТАРАТЬСЯ
Словенское starati se – «истощаться», «становиться дряхлым»,
«стареть». Стараться – truditi se (Труд).
Чешское starati se – «беспокоиться».
Общеславянский корень – stara. Индоевропейский корень (s)ter.
Немецкое starren – «цепенеть», «коченеть» (Смерть).
Стало быть, пропорциональность между достижением успешного
результата и мерой прилагаемого к тому старания – обратная. Из
этимологической картины видно, что тот, кто старается, стирает
себя, изнуряет и в итоге, окончательно одряхлев, погружается в
смутное оцепенение, парализующее волю разума.
Где сила, там нет усилий. Усилия же рассеивают Силу. А
старающийся – не постигает и потому не достигает.
Семантическое поле: Стараться – Истощаться – Дряхлеть –
Стареть – Беспокоиться – Цепенеть – Коченеть.
"Я стараюсь = Я истощаюсь, коченею, дряхлею, старею, цепенею,
беспокоюсь".
ТРУД
Протоязыковая база tr-eu-d (:troud) – «мять», «жать»,
«давить», «щемить». Корень ter- (tr) – «тереть». Отсюда
древнерусское – «трудность», «беспокойство», «забота»,
«страдание», «скорбь», «болезнь». Трудитися – «работать»,
«страдать»; Тружати – «тревожить», «удручать».
Чешское trud – «усилие», «напряжение», «затруднение»; trudny
– «тяжелый», «горький», «безотрадный», «грустный».
Польское trud – «работа», «беспокойство», «утомление»,
«усталость».
Средневерхненемецкое droz – «тяжелая ноша», «досада»,
«трудность».
Латинское trudo – «заставляю», «толкаю».
Албанское tredh – «кастрировать».
Примечательно, что из корня ter (trou) : tr – «тереть»
выходит еще один словообразующий луч.
Литовское trupeti – «крошиться», «дробиться»; trapus –
«хрупкий», «рассыпчатый»; латышское satrupet – «истлеть»,
«сгнить».
Греческое trupao – «буравлю», «сверлю».
Таким образом связь между понятиями «труд» и «труп» вполне
очевидна.
Рассмотрим эквивалентное труду значение «работа».
РАБОТА
Словенское rabota – «барщина»; rabotati – «отбывать барщину,
трудовую повинность». Чешское robota – «барщина»; robotovati –
«отбывать барщину», «тянуть лямку». Верхнелужицкое robota –
«подневольный труд», «барщина».
Древнерусское работа, робота – «рабство», «неволя»; работати
– «находиться в рабстве»; работьный – «относящийся к рабству»,
«порабощенный».
Общесловянский корень orbъ – «раб» – в старших значениях –
«малый», «слабый», «беспомощный», «сирота».
Индоевропейская основа orbhos, корень orbh- «осиротелый»,
«маленький», «слабый», «беспомощный», «беззащитный сирота».
Отсюда латинское orbus – «лишенный чего-либо», «осиротевший».
Теперь становится более понятным, почему общество «свободного
труда» оказалось в действительности империей всеобщего гниения и
рабства.
Семантическое поле: Труд – Мять – Жать – Давить – Щемить –
Тереть – Трудность – Беспокойство – Забота – Страдание – Травма
– Утомление – Труп – Гниение – Работа – Рабство – Слабый –
Беспомощный – Сирота.
"Я работаю (тружусь) = я мнусь, сжимаюсь, сдавливаюсь,
ущемляюсь, трусь, беспокоюсь, испытываю трудности, страдаю,
травмируюсь, утомляюсь, гнию, превращаюсь в труп, пребываю в
рабстве, слабею, я беспомощный, озабоченный сирота".
Слова с позитивными кодами
ВЕРА
Древнеисландское varar «договор» (Судьба), «обет».
Индоевропейский корень
uer-
“расположение”, “любезность”, “гореть”,
"говорить"(Слово). Отсюда и – “врач”. Стало быть, становится понятным, почему Вера –
Врачует. Индоевропейские производные указанного корня – uera «вера», ueros
«истинный» (Истина) получают и дальнейшее языковое развитие: латинское verum
«правда», «истина» (интересно сравнение verum – verbum «слово»).
В силу своей чрезвычайной распространенностим данное понятие стало предметом
спекулятивных умствований. В действительности, в нем не меньше тайны, чем
заезженности. Но в сложившейся путанице можно разобраться. Для этого, прежде всего,
следует осознать простую очевидность – вера иррациональна, то есть она дологична,
довербальна, подобно тому, как и Слово начинается там, где заканчиваются слова. И в
этом смысле она представляет собой чистое переживание, вне каких-либо концептуальных
оформлений. Именно поэтому вера никак не может носить характер убежденности, а тем
более такой, которая претендует на статус абсолютной правоты.
Выражение “Таинство Веры” подчеркивает ее именно мистическую глубину,
сопряженную с откровением, которое не может быть постигнуто умом и выражено
рассудочным мнением. Стало быть, верующий не заявляет о своей вере. Ведь, например,
если я сплю и одновременно провозглашаю, что я сплю, то вряд ли при этом я сплю. Если
человек голоден, то он ест и можно себе представить всю нелепость картины, когда