реде способствовало возникновение тактильной или тактильно-кинестетической информации о наличии опоры, т. е. о в некотором роде стабильности окружающего пространства. У всех лягушек в водной среде во время невесомости возникала пассивная двигательная реакция. У них возникала стабильная поза, характеризующаяся напряженным сгибанием конечностей, известная под названием "поза молельщика".
Рептилии во время парения в невесомости совершали частые движения лапами и движения туловищем в виде "извивания".
У птиц после исчезновения действия силы тяжести возникали маховые движения крыльями в виде непрерывного взлета, в результате они летели "вверх", к потолку, переворачивались и летели к полу, далее снова к потолку и т. д. о второго, третьего режима (см. табл. 5) эта реакция угасала и птицы повисали в воздухе в своеобразной позе с крыльями, вытянутыми за спиной, и с растопыренными перьями хвоста; они могли цепляться за обшивку кабины, сохраняя позу с вытянутыми крыльями. Начиная с 20-го режима птицы зависали в невесомости со сложенными крыльями и хвостом.
Двигательная активность млекопитающих в невесомости усиливалась. Первоначально возникали движения, напоминающие бег животного: у мышей и крыс – "барабанящие", реципрокные движения выпрямленными конечностями, у всех прочих – "прыжки" (чередующиеся сгибания и разгибания туловища) и "барабанящие" движения конечностями. Одновременно у млекопитающих, кроме морских свинок и кроликов, возникали вращательные движения выпрямленным хвостом; в результате реактивного момента туловище начинало вращаться в противоположную сторону. Повышение двигательной активности всегда сопровождалось возбуждением животных: криком, расширением глазных щелей, у кошек – выраженной хватательной реакцией. Все эти реакции с самого начала невесомости протекали на фоне выраженной экстензии конечностей и запрокидывания головы назад. В экспериментах отмечена активизация некоторых вегетативных функций млекопитающих: усиление саливации, мочеиспускания и дефекации (которые начинались в невесомости), у кошек перспирация. Случаев рвоты не было. По мере возникновения адаптации к невесомости, при многократном ее повторении (см. табл. 5), первоначально исчезали "прыжки", затем "барабанящие" движения лапами. Животные переставали вращать хвостом, продолжая держать его при невесомости вытянутым в дорзальном направлении. После исчезновения двигательных реакций экстензия конечностей и туловища становилась более заметной. По мере адаптации животных экстензорная реакция исчезала. При отсутствии силы тяжести они повисали, замерев в воздухе, поджав лапы к животу, выпрямляя их только, чтобы схватить за какой-либо предмет, оказавшийся поблизости. Поведение кошек и собак отличалось по сравнению с прочими животными более быстрым наступлением адаптации к невесомости и большим индивидуальным разнообразием реакций.
Нельзя утверждать, что невесомость совершенно незнакома земным существам. Исчезновение силы тяжести сравнительно часто испытывают различные организмы в условиях наземного существования. Возникая лишь при свободном падении, невесомость, по-видимому, сигнализирует об опасности возможного удара о землю и не длится, как правило, более 2–3 сек. Нам представляется, что механизмы физиологических реакций, вызванных исчезновением силы тяжести, следует рассматривать, исходя из представлений о динамике процессов, которые возникают в организме при свободном падении. Известно, что у животных падение вызывает экстензорную (лифтную) реакцию конечностей и туловища, вращательные движения хвостом (они стабилизируют животное в потоке встречного воздуха), активизацию хватательных рефлексов. Биологическое значение этих моторных актов – в подготовке позы, обеспечивающей наиболее безопасное приземление.
Подобные реакции отмечены [310, 146 и др.] у животных и в начальном периоде невесомости в полетах па самолетах и спутниках. В двигательпом возбуждении можно выделить [115, 118] тоническую (экстензорную) реакцию конечностей и туловища и моторную реакцию – хватательные движения, вращательные движения хвостом, реципрокные движения конечностей в виде прыжков и бега. Сходство моторики в начальном периоде невесомости и при падении свидетельствует о том, что этот период, по-видимому, воспринимается животными как падение. Невесомость, продолжающаяся более 2–3 сек., не имеет каких-либо фило- или онтогенетических прецедентов, и, становясь сигналом чрезвычайной опасности, вызывает интенсивную оборонительную реакцию "убегания" (движения в виде прыжков и бега, крик, расширение глазных щелей и пр.).
Г. Мэгун [202] указывает, что реципрокное сгибание конечностей, сочетающееся с прогибанием спины, постоянно возникает при прямом раздражении ретикулярной формации, причем невозможность вызвать ретикулоспинальное торможение объясняется функциями коры, снижающей возбудимость продолговатого мозга. Удаление областей вестибулярного представительства в коре препятствует развитию двигательного возбуждения в невесомости у кошек. Чрезмерная выраженность реципрокных движений может расцениваться как результат растормаживания подкорки: реципрокные движения конечностей характерны для эмбрионального периода до сформирования функций коры.
При невесомости, создаваемой в закрытых кабинах самолетов, спутников и т. п., информация, поступающая от гравирецепторов (вестибулярного, кожно-мышечного) и ряда интероцепторов, свидетельствует об исчезновении реакции опоры, о падении, т. е. об опасном для организма животного или человека нарушении стабильности окружающего. В то же время зрение сигнализирует об отсутствии пространственных изменений, вокруг видны те же стены, пол и потолок кабины. Таким образом, возникают два противоречивых потока информации. Анализируя работу различных сенсорных систем, Хольст [421] предположил, что в случае, когда от разных рецепторов поступают противоречивые сообщения, в низших мозговых центрах происходит "нейтрализация", "гашение" их и высших центров достигает только "остаток преобладающего сигнала".
Результаты экспериментов с животными, полученные в условиях кратковременной невесомости, подтверждают высказанные выше суждения. Очевидно, в силу преобладающего значения в пространственном восприятии животных вестибулярного и двигательного анализаторов по сравнению со зрительным [12, 32], после исчезновения силы тяжести у животных возникали моторные реакции, характерные для свободного падения в естественных условиях, в соответствии с гравирецепторной информацией. По мере наступления адаптации к условиям невесомости моторная активность животных снижалась.
Продолжительность адаптирования к повторяющимся воздействиям невесомости, можно полагать, зависит не столько от эволюционного уровня животного, сколько от его экологических особенностей. Рыбы и земноводные, обитая в иммерсионной среде, практически лишены реакции опоры. Вместе с тем они могут перемещаться в трех измерениях, что создает естественную адаптацию к небольшим изменениям силы тяжести. Можно полагать, все это обусловило отсутствие у них в невесомости двигательного возбуждения. О значении тактильных сигналов в формировании поведения в невесомости говорит значительное различие характера подвижности земноводных при невесомости в водной и в воздушной среде. Относительно короткий период адаптирования птиц, вероятно, тоже вызван их естественной адаптацией к уменьшениям и увеличениям силы тяжести, часто возникающим в полете. Период адаптации к невесомости у кошек и собак короче, чем у мышей и кроликов, вероятно, потому, что зрительный анализатор у хищников более высоко развит, чем у грызунов.
Заключение
Концепция стресса определила один из наиболее продуктивных подходов к решению проблем, связанных с перенапряжением человека. Такое перенапряжение – причина ряда неблагоприятных явлений, таких как снижение рабочей активности, "болезни стресса", ухудшение взаимоотношений между людьми и т. п. Поиски способов купирования этих и других неблагоприятных проявлений стресса лежат на путях исследования его феноменологии, функциональных механизмов, его системности и т. д. Результатам таких исследований посвящена данная монография. В ней осуществлен анализ психологических аспектов феномена стресса. Общий адаптационный синдром рассмотрен в развитии, при этом в его структуре выделены субсиндромы: эмоционально-поведенческий, вегетативный, когнитивный и социально-психологический. Дифференциация этих субсиндромов способствует пониманию и изучению стресса как специфической междисциплинарной категории. В книге определены основные совокупности методов эмпирического и теоретического исследования стресса в разных его проявлениях; разработана концептуальная модель стресса; выявлены совокупности закономерностей, составляющих структуру и динамику стресса; показано гуманистическое начало концепции стресса, описаны функции стресса для защиты человека (организма, популяции).
Следует заметить что название этой книги подразумевает нечто большее, чем ее содержание. Психология стресса – это новое в психологии людей современной эпохи. Наша действительность – время значительных индивидуальных психических напряжений, рождающих и новую продуктивность коллективного труда, и болезни стресса. Наше время – начало эпохи космоплавания, глобальных связей между народами, компьютеров, перестройки старых и становления новых традиций, эффективных форм рекреации людей труда. Соответствующие новой эпохе преобразования психологии людей найдут отражение в психологической науке.
Литература
1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20.
2. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 23.
3. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 25.
4. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 42.
5. Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 18.
6. Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 45.
7. Материалы XXV съезда КПСС. М.: Политиздат, 1976.
8. Материалы XXVI съезда КПСС. М.: Политиздат, 1980.
9. Абаев Н.В. Архаичные формы религиозной теории и практики в буддизме. – В кн.: Буддизм и средневековая культура народов Центральной Азии. Новосибирск: Наука, 1980, с. 156–176.