Вторая переменная: если ситуация действительно опасная (соперник в двух шагах и делает угрожающие движения), станет ли наш самец пассивно высиживать и дожидаться драки, или возьмет ситуацию под контроль и нанесет удар первым? У самцов, пассивно дожидающихся развития событий, отказываясь от контроля, уровень глюкокортикоидов гораздо выше, чем у тех, кто берет ответственность на себя. Ранг в качестве фактора в анализе не учитывается. Одна и та же картина наблюдается среди самцов как низкого, так и высокого ранга.
Третья переменная: может ли бабуин после драки понять, победил он или проиграл? У одних ребят все ясно как белый день: победил — и вычесывает лучшего друга. Проиграл — идет и лупит тех, кто слабее. Другие бабуины реагируют так же независимо от исхода; они не понимают, налаживается жизнь или осложняется. У того бабуина, который не видит разницы между победой и поражением, уровень глюкокортикоидов в среднем гораздо выше, чем у того, который видит, независимо от ранга.
Последняя переменная: если самец проиграл в драке, что он делает дальше? Хандрит, замкнувшись в себе, вычесывает кого-нибудь или же избивает? Как ни удивительно, но оказывается, у самцов, более склонных поколотить кого-то — демонстрируя тем самым замещающую агрессию, более низкий уровень глюкокортикоидов, опять-таки когда ранг не учитывается в качестве переменной. Это справедливо как для подчиненных, так и для доминирующих бабуинов.
Таким образом, без учета ранга, низкий базовый уровень глюкокортикоидов наблюдается у самцов, которые лучше других понимают разницу между угрожающим и нейтральным поведением; берут на себя инициативу, если ситуация явно угрожающая; лучше других видят, победили они или проиграли; и, как в последнем примере, наиболее склонны заставить другого поплатиться за их поражение. Это перекликается с некоторыми темами из главы о психологическом стрессе. У самцов, лучше совладавших с ситуаций (по крайней мере по эндокринным показателям), была высокая степень социального контроля (первыми вступали в драку), предсказуемость (могли точно оценить, является ли ситуация угрожающей, будет ли исход удачным) и выходы для фрустрации (тенденция раздавать, а не получать язвы). Примечательно, что подобный стиль сохраняется у этих индивидов в течение всей жизни и приносит немалую пользу — самцы с таким набором низкоглюкокортикоидных характеристик гораздо дольше сохраняют свой высокий ранг, чем те, у кого глюкокортикоиды держатся на среднем уровне.
Наши последующие исследования продемонстрировали другой набор признаков, по которым тоже можно предсказать низкий базовый уровень глюкокортикоидов. Эти признаки не имеют ничего общего со взаимным соперничеством самцов. Скорее они связаны с особенностями социальной принадлежности. Самцы, большую часть времени проводящие за грумингом самок, у которых нет течки (то есть не из прямого сексуального интереса, а просто как старые добрые платонические друзья), и чаще других получающие от них аналогичную услугу, много играющие с детенышами, — как раз и отличаются низким уровнем глюкокортикоидов. Именно эти самцы (с общей, а вовсе не с антропоморфической точки зрения) наиболее способны сохранять дружеские отношения. Этот вывод весьма напоминает те, которые обсуждались в предыдущих главах, где речь шла о том, что человека социальная принадлежность тоже защищает от болезней, обусловленных стрессом. И эта группа индивидуальных черт тоже сохраняется на протяжении долгих лет и приносит явную пользу — бабуинский эквивалент счастливой старости.
Таким образом, у некоторых самцов есть как минимум два варианта разрешить вопрос с повышенным базовым уровнем глюкокортикоидов независимо от социального ранга — не придавать большого значения соперничеству и отгородиться от общества. Стивен Суоми в Национальном институте здравоохранения изучал макак-резусов и обнаружил еще один вполне знакомый индивидуальный стиль, имеющий некоторые физиологические корреляты.
Около 20% этих макак относятся к типу, который он назвал «высокореактивным». Как и те бабуины, которые видят потенциальную угрозу даже в дремлющем сопернике, эти индивиды усматривают опасность везде. Но в ответ на воспринимаемую угрозу они робеют и зажимаются. Поместите их в новые условия, которые других макак побудят заняться изучением этих условий, и они отреагируют страхом и избытком глюкокортикоидов. Добавьте к ним новых собратьев, и они застынут и замкнутся в недоверчивой тревоге — снова вырабатывая огромное количество глюкокортикоидов. Отделите их от брачного партнера, и реакция, скорее всего, будет нетипичной: они могут рухнуть в депрессию в сочетании все с тем же избытком глюкокортикоидов, гиперактивностью симпатической нервной системы и угнетением иммунитета. И такой стиль общения с миром, похоже, свойствен им всю жизнь начиная с младенчества.
Откуда берутся у приматов эти различные типы индивидуальностей? Что касается бабуинов, я этого никогда не пойму. Самцы бабуинов в период полового созревания покидают свою группу, часто проходя десятки километров, прежде чем найти другую стаю взрослых особей, к которым можно было бы прибиться. Практически невозможно отследить одних и тех же индивидов от рождения до зрелости, так что я понятия не имею, как проходило их детство, были их матери снисходительными или суровыми, заставляли ли их учиться музыке и т. д. Но Суоми провел интересную работу, в которой выявил в этих индивидуальных различиях как генетические, так и экологические компоненты. Например, он продемонстрировал, что детеныш обезьяны может иметь общую с отцом черту характера даже в тех социальных группах, где отец не участвует в воспитании, — верный намек на наследственную, генетическую составляющую. И наоборот, высокую реактивность, агрессивность этих обезьян можно предупредить, если с младенчества отдать их на воспитание нетипично заботливым матерям — мощный голос в пользу факторов влияния внешней среды.
В широком смысле эти исследования показывают два пути, которыми тот или иной стиль индивидуальности может привести примата к болезни, вызываемой стрессом. Для первого стиля характерно несоответствие между значимостью стрессоров, с которыми сталкиваются приматы, и силой их реакции — нейтральнейшее из обстоятельств воспринимается как угроза, требуя либо враждебной, конфронтационной реакции (как с некоторыми из моих бабуинов и макак Каплана), либо тревожного затаивания (как с некоторыми обезьянами Суоми). В самом крайнем случае они даже могут отреагировать на ситуацию, безусловно, не являющуюся стрессором (например, победа в драке), так же как и на стрессовую неприятность (проигрыш). При втором стиле животное неспособно должным образом использовать собственные копинг-реакции, которые могут сделать стрессовый фактор более управляемым, — не берет на себя даже минимально доступный контроль в сложной ситуации, не пользуется выходом для эмоций, когда ситуация ужесточается, и не имеет социальной поддержки.
Казалось бы, что может быть проще — применить к этим несчастным животным сразу несколько разумных психотерапевтических советов. Но на самом деле это безнадежно. Во время сеансов терапии бабуины и макаки отвлекаются, например утаскивая с полок книги; они не имеют представления о днях недели и потому постоянно пропускают назначения; едят и мусорят в приемной и т. д. Поэтому полезнее может быть применять те же идеи к людям, чтобы разобраться в тех, кто склонен к гиперактивной стрессовой реакции и повышенному риску заболеваний, вызываемых стрессом.
Мир людей: предупреждение
Сейчас уже существуют вполне убедительные и впечатляющие исследования о связи типов человеческой личности с заболеваниями, обусловленными стрессом. Но, пожалуй, лучше начать с небольшого предостережения насчет отдельных ссылок, к которым, как я подозреваю, следует отнестись с долей скептицизма.
Я уже отмечал некоторый скептицизм относительно прежних психоаналитических теорий о связи колита с определенным типом личности (см. главу 5). Другой пример касается преждевременных родов и выкидышей. В главе 7 рассматривались механизмы прерывания беременности в результате стресса, и вряд ли кому-то понадобится на собственном опыте испытать, какова при этом бывает травма. Так что вы можете себе представить мучения женщин, неоднократно переживших выкидыш, и особое состояние страдания тех, кому проблему так и не объяснили с медицинской точки зрения — ни один эксперт и сам не имел понятия о причинах. Ответственность за этот пробел в знаниях возложили на людей, пытавшихся выявить личностные черты, общие для женщин, страдающих «психогенным выкидышем».
Некоторые исследователи определили подгруппу женщин с привычным «психогенным» выкидышем (на который приходится примерно половина случаев) как «отсталых в психологическом развитии». Они охарактеризовали этих женщин как эмоционально незрелых, сильно зависимых от мужа, на каком-то глубоко подсознательном уровне видевших в предстоящем появлении ребенка угрозу собственным детским отношениям с супругом. Другой—диаметрально противоположный—тип личности определился у женщин, которые характеризуются как напористые и независимые, совершенно не желающие иметь детей. Таким образом, общим в двух предполагаемых характеристиках является подсознательное желание не иметь детей в силу либо соперничества за внимание супруга, либо стремления не ограничивать собственный независимый образ жизни.
Тем не менее многие специалисты скептически относятся к исследованиям этих характеристик. Первая причина возвращает нас к оговорке, упомянутой мной в начале книги: диагноз чего-то «психогенного» (импотенции, аменореи, выкидыша и т. д.), как правило, ставится методом исключения. Иными словами, врач не может определить причину заболевания или органического нарушения, и, пока он ее не найдет, расстройство получает ярлык психогенного. Это может означать и то, что заболевание на вполне законном основании объясняется психологическими переменными, и то, что соответствующий гормон, нейротрансмиттер или генетическая аномалия попросту до сих пор не обнаружены. После того как их обнаружат, психогенное заболевание волшебным образом превращается в органическое: «Вы знаете, в конце концов причина была не в вашей личности». Привычный выкидыш, похоже, относится к области новейших биологических представлений, другими словами, если за последнее десятиле