Человек, убивающий ради справедливости другого, будь то король или последний бродяга, бессознательно, а иногда и вполне сознательно ощущает себя наделенным особыми правами, которыми, конечно, не обладают остальные. Он чувствует себя принадлежащим к особой касте, на этом покоится его уверенность в правоте своих действий и потому он всегда далек от покаяния, а если и сожалеет о чем-то, то лишь о неудачном выборе способа совершения преступления или о том, что не смог уйти от наказания.
Убивающий ради справедливости тем самым как бы отрицает Бога, который, во всяком случае для религиозных людей и религиозного общества, олицетворяет высшую справедливость и высший суд, не говоря уже о людском суде, о котором не думают и который иногда даже презирают. Вместе с тем убийцы ради справедливости нередко берут Бога в сообщники, и это относится не только к тем, кто уничтожает неверных, нечестивых, еретиков и т.д. Самый "повседневный" убийца, зарубивший жену, может утверждать в свое оправдание, что не люди, а только Бог знает, насколько он прав, а поэтому ни в чем не виноват. Но соучастие Бога в тяжких земных грехах означает отрицание его как Бога, Творца, вследствие чего он теряет возможность выступать в качестве высшего регулятора поведения и арбитра. К счастью, подавляющее большинство убийц, во всяком случае в нашей стране, не знает историю религий, которая ясно показывает, что божествам свойственно убивать. Поэтому человеку нет смысла быть добродетельным и жалеть себе подобных.
Бога всегда подвергали моральной оценке, ставили ему в вину все свои несчастья и преступления, а если не отвергали самого Бога, то не признавали созданный им миропорядок, что фактически равносильно отрицанию Творца. Обвинения в адрес Бога имеют место и тогда, когда его о чем-то молят, ибо в мольбе всегда можно найти явный или скрытый упрек по поводу того, чем человек должен был бы обладать, но этого у него нет по вине того же Бога. Самообвинение и признание собственных грехов ничего не меняют, поскольку они не могли бы у него быть без высочайшего соизволения. Однако люди лукавят, перенося на Господа вину за свои преступления и бесчестье, лукавят потому, что не в силах взять вину на себя. Они и магов заменили богами как раз потому, чтобы иметь возможность сделать это, поскольку маги в конечном итоге были теми же людьми, хотя и необыкновенными, и совсем не желали становиться козлами отпущения. Магов и магов-царьков убивали, поэтому они тем более стремились освободиться от такой роли. Но самое главное, люди поняли, что маги не способны брать на себя тот груз, который на них хотели навалить.
Обвинения в адрес Бога все время были настолько серьезны, что вызвали к жизни специальную теорию его защиты — теодицею (оправдание Бога). Русский религиозный философ Н. О. Лосский, посвятивший теодицее немало трудов, писал, что зла нет в сотворенной Богом первозданной сущности мира, что человек — существо свободное; ничто не вынуждает его совершать дурные поступки; если человек отклоняется от пути добра и вступает на путь зла, он страдает и не имеет права сваливать вину на других, на среду или на Бога, будто бы плохо сотворившего мир. Этот мир создан им с такими свойствами и силами, правильное использование которых дает возможность создавать абсолютно совершенную жизнь в Царстве Божьем и осуществлять абсолютные ценности, т.е. абсолютное добро без всякой примеси зла.
Однако, если ничего не происходит в мире без воли и желания Творца, почему изменилась первозданная сущность мира, почему человек отклонился от пути добра и вступил на путь зла, почему мир не способен создавать абсолютные ценности жизни, располагая необходимыми свойствами и силами, почему, наконец, один человек уничтожает другого, а один народ-другой народ? Это вечные вопросы, ответы на которые будут диаметрально противоположными в зависимости от отношения к Богу. Противоречия теодицеи совершенно очевидны для атеистического взгляда, но я возвращаюсь к тому, что существование Бога очень выгодно для преступников в том смысле, что позволяет свалить на него свою вину. Чем чаще люди будут таким способом освобождаться от тяжкого груза вины, тем меньше будет возможностей и индивидуальных предрасположенностей к действительному раскаянию, которое совершенно необязательно должно быть связано с верой в Господа. Быть может, в этом одна из причин распространенности преступлений, в том числе насильственных, в традиционно религиозных обществах, привыкших прятаться в тени своего духовного колосса. При этом я отнюдь не утверждаю, что перенос ответственности на Бога всегда происходит сознательно, хотя по своему содержанию это вполне рациональное действие.
Еще одна особенность убийств заключается в том, что нередко начинают убивать люди, которые ранее никогда не замечались в насильственных действиях, и, более того, в результате специальных психологических исследований у них не обнаруживалась такая черта, как агрессивность. Для очень многих подобных преступников совершенное ими убийство, особенно если жертвами были члены семьи, оказывается совсем неожиданным. Я беседовал с десятками убийц, которые были буквально ошеломлены собственными поступками, ничем не могли объяснить их, а некоторые даже находились в состоянии, близком к шоковому. Они настолько не ощущают себя источником наступивших последствий, настолько отделяют себя от них, что приходят к убеждению в собственной невиновности. Для непосредственного окружения такие убийцы выглядят злодеями далеко не всегда, и то, что они сделали, обычно представляется чистой случайностью, от которой трудно уберечься. Отсюда и приятие обывательским сознанием убийства в качестве того, что незаметно кроется в каждодневной серости.
Особого внимания заслуживают отнюдь, к сожалению, не редкие случаи, когда человек, раз "попробовав крови", уже не может остановиться. Я имею в виду случаи, когда индивида неудержимо влечет к новому злодеянию и он продолжает убивать. Это — сексуальные маньяки, разбойники, убивающие не только ради добычи, наемники и снайперы на больших и малых войнах, так называемые добровольцы, якобы борющиеся за идею в межнациональных и в межрелигиозных конфликтах. Для живой жизни не имеет никакого значения, здоровы они психически или нет: такое деструктивное поведение любых людей нуждается в анализе и объяснении и, конечно же, в предотвращении. Но мы уже сейчас знаем, что для них, как для героев Сада, преступление не только беспредельно, но они обладают неотъемлемым правом самим устанавливать, что можно, а что нет.
Не только сексуальным, но и другим убийцам, убийство доставляет сладострастный восторг, иногда даже приводящий к оргазму или состоянию, близкому к нему. Это многократно увеличивает их опасность, поскольку они постоянно начинают стремиться к подобным переживаниям. Многие из них являются психологическими Робинзонами, отнюдь не собирающимися покинуть свой необитаемый остров. Отсюда многоэпизодность, серийность убийств при максимальной отгороженности от окружающего мира и уходе в себя и свои проблемы.
Если представить себе все человечество в виде одного человека, то не является ли убийство самоубийством или той карой, которую люди все время налагают на себя, не справляясь со своими прегрешениями и не сумев возложить их на Бога? Но в этом ли смысл уничтожения другого и можно ли тогда судить человека? Не исключено, что в убийстве содержится протест против смерти как всеобщего удела, если человечество, представляемое в качестве одного человека, не желает покорно ждать своего естественного конца. Сыны Каина, возможно, ищут также смысл жизни и не принимают существующий порядок вещей, полагая, что ради бытия надо убивать и умирать, очень смутно подозревая, что история не может твориться без жертвоприношения и убийства. Убийство отбрасывает все ограничения, ибо лишение жизни есть выход за последний предел, но в то же время в нем есть вывернутая логика: можно убить то, что и так обречено на смерть. Подобная логика позволяет называть многих убийц подлинными служителями смерти, ее жрецами. Желательно подвести некоторые итоги. Отношение человечества к убийствам амбивалентно, двойственно: оно отвергает его и в то же время тяготеет к нему. С одной стороны, общество осуждает убийство — безоговорочно, громко, отразив свою волю в законе; с другой — постоянно, то тайком, то вполне открыто, прибегает к нему для разрешения своих проблем, в том числе политических, национальных, религиозных, идеологических, интимных. В этом плане человечество похоже на идеального, всеми почитаемого мужа, у которого тем не менее есть постыдный и тщательно, разумеется, от всех скрываемый порок. С его существованием давно смирились, тем более что избавиться от него невозможно.
Даже в те блаженные годы, когда природа еще не имела своих тайн и маги полностью подчинили ее себе, когда было доподлинно известно, что духи обитают в каждом камне и в каждой травинке, в купах деревьев, которые шелестом листьев сообщают об их желаниях, а женщины не могут забеременеть без их участия, и позже, тоже в благословенные времена, когда уже боги начали задумчиво бродить по ближайшим холмам и иногда веселились с людьми, люди уже знали, что без убийства им никак не обойтись, уже тогда они горько упрекали себя за это и тем не менее убивали. Но приношение людей в жертву духам или богам ни в коем случае не считалось убийством, чаще всего это делалось с радостью, особенно когда жертвовали пленниками, иногда по острой необходимости клали на алтарь даже собственных детей, в ряде случаев, как это сделал израильский судья Иеффай и намеревался сделать праотец Авраам, собственноручно предавали смерти своих сыновей и дочерей. Почему не предположить, что и сейчас многие убийства являются по существу жертвоприношениями?
5. Убийство и смерть
Убийство и смерть. Эти слова совершенно естественно поставить рядом, между тем они, конечно, не означают одно и то же. Проще всего было бы сказать, что второе есть следствие первого, что убийство всегда причиняет смерть, что если смерть может приносить радость умирающему или отвечает его интересам (хотя так бывает сравнительно редко, особенно в наше время), то убийство, за некоторыми