относительно того, который из них голубее или желтее или чем один отличается от другого.
Я сказал, что при непосредственном следовании m за n внезапное различие между ними ощущается. Оно ощущается всякий раз, как мы будем переходить от m к n и обратно, перемещая внимание от одного объекта к другому, причем при помощи этих переходов будем стараться уловить разницу в тех случаях, когда она так мала, что уловить ее трудно. Но независимо от ощущения разницы в короткий момент перехода она ощущается нами также захваченной и как бы воплощенной во втором элементе сравнения, который осознается нами как нечто, отличающееся от первого элемента. Очевидно, что в этом случае «второй элемент» не простое n, а некоторый очень сложный объект, и смена впечатлений выражается не просто рядом m, «разница», n, а: m, «разница», n, отличающееся от m.
Первое и третье состояния сознания в данном случае устойчивы, второе изменчиво. При нашей физико-психической организации мы лишены возможности воспринять непосредственно один за другим элементы m и n и сохранить их в сознании в чистом виде. Это значило бы, что нами вовсе не было сделано между ними сравнения. Благодаря механизму, который нам еще совершенно непонятен, мы ощущаем резкость различия между сравниваемыми элементами, причем второй элемент не есть чистое m, но n, отличающееся от m. Чистая идея n никогда не бывает в сознании, после того как m исчезло.
Различия, о которых мы заключаем. Не должно смешивать с непосредственными восприятиями различия случаи различения совершенно иного характера, когда мы заключаем, что объекты не одинаковы, зная что-нибудь о каждом из них самом по себе и поэтому относя их к двум разным группам явлений. Если промежуток между двумя опытами продолжителен, то мы часто в суждении о них руководствуемся не столько непосредственным воспроизведением в памяти более раннего опыта, сколько припоминанием некоторых фактов по его поводу. Например, я знаю, что сегодня солнце светит не так ярко, как в известный день на прошлой неделе, потому что я сказал тогда, что свет его ослепительно ярок, а сегодня я бы не сделал такого замечания. Или, например, я чувствую себя теперь бодрее, чем прошлым летом, потому что теперь могу заниматься психологическим анализом, а тогда не мог. Мы постоянно сравниваем ощущения, со свойствами которых наше воображение не имеет никакого непосредственного знакомства, например страдание и наслаждение. Весьма трудно живо воспроизводить в воображении любое из чувствований этого порядка. Ассоцианисты могут разглагольствовать об идее наслаждения как о приятной идее и об идее страдания как о неприятной идее, но здравый человеческий смысл, не увлеченный софистическими хитросплетениями, против них и заодно с Гомером, говорящим, что воспоминание о минувших страданиях может быть радостным, и с Данте, по мнению которого нет большей муки, как вспоминать в горе минувшее счастье.
Выделение элементов из сложных комплексов. Можно с уверенностью высказать общее положение: всякое цельное впечатление, воспринятое нашим сознанием, остается в нем непроанализированным, пока составляющие его элементы не будут восприняты нами в отдельности или в новых комбинациях, в иной обстановке. Мы бы никогда не смогли различить элементы абсолютно неизменяющейся группы, состоящей из свойств, нигде более порознь не встречающихся. Если бы все холодное было мокро, а мокрое – холодно, если бы только твердые вещи были колючи, а остальные нет, то вероятно ли, чтобы мы различали холодное и влажное, твердое и колючее? Если бы все жидкости были прозрачны, а нежидкости не прозрачны, то мы не скоро выработали бы в языке особые названия для жидкости и прозрачности. Если бы теплота прямо зависела от высоты предмета над земной поверхностью (чем выше находился бы предмет, тем выше была бы его температура), то для понятий «теплота» и «высота» у нас имелось бы одно слово.
Мы имеем группу ощущений, которые неизменно связаны с одними и теми же явлениями, и потому нет никакой возможности выделить эти ощущения из окружающей обстановки. Группы ощущений, связанные с сокращениями диафрагмы и расширением легких, с сокращениями некоторых мышц и вращением некоторых связок, могут служить тому примерами. Мы научаемся определять многочисленные причины таких групп ощущений и строим теории о сложении самих ощущений путем «слияния», «интеграции», «синтеза» и т. п. Но путем непосредственного самонаблюдения никогда не был произведен анализ ощущений. Всего очевиднее в этом можно убедиться при рассмотрении эмоций. Каждой эмоции соответствует определенное внешнее проявление в виде учащения дыхания, биения сердца, возбужденного выражения лица и т. п. Эти проявления сопровождаются физическими ощущениями. Таким образом, эмоции неизбежно, по необходимости связаны с телесными ощущениями. Благодаря этому невозможно уловить эмоцию как чисто духовное состояние сознания или обособить ее от низших ощущений, т. е. нельзя доказать существование эмоции как психического факта, обособленного от низших душевных явлений; по крайней мере автор настоящей книги сильно сомневается в возможности подобного доказательства.
Итак, вообще говоря, если в данном объекте мы одновременно воспринимаем группу впечатлений abcd, то от них получается цельное своеобразное ощущение, которое характеризует для нашего сознания индивидуальность данного объекта и становится показателем его присутствия в опыте; только путем дальнейших опытов мы научаемся различать в нем а, b, с и d.
Посмотрим теперь, в чем заключаются эти последние опыты. Если какое-нибудь свойство или какой-нибудь составной элемент а данного объекта был предварительно познан нами отдельно или каким-нибудь путем стал для нас самостоятельным объектом опыта, так что мы имеем о нем (отчетливое или смутное – все равно) представление, не связанное с bcd, то этот составной элемент а может подлежать психологическому анализу независимо от общего впечатления abcd. Анализом объекта я называю поочередное направление внимания на различные его стороны. В XIII главе мы видели, что одним из условий для направления внимания на объект является образование особого представления этого объекта, которое как бы идет изнутри навстречу воспринимаемому извне впечатлению.
Из того, что внимание служит условием для анализа, а особый акт представления – условием для внимания, следует, что последний акт обусловливает и сам психический анализ. Только такие психические элементы, с которыми мы уже знакомы и которые можем воспроизводить раздельно, можно отличить от общего чувственного впечатления. Возникновение отдельного образа составного элемента как бы благоприятствует вычленению последнего из группы и обособлению от остальных ее элементов, и, таким образом, сложное психическое явление распадается перед нашим сознанием на составные части.
Все факты, приведенные в главе XIII в доказательство того, что внимание обусловлено внутренним воспроизведением, показывают – это внутреннее воспроизведение необходимо и для различения. Так, разыскивая какой-нибудь предмет, книгу, мы скорее находим ее, если кроме названия мы отчетливо представляем себе ее внешность. Присутствие ассафетиды (род сои) в устерширском соусе незаметно для того, кто не пробовал одну ассафетиду. В «холодном» цвете художник никогда не будет в состоянии вскрыть значительное преобладание голубого, если не ознакомится со свойствами последнего отдельно. Все наблюдаемые нами цвета суть смеси. Даже чистейшие цвета спектра воспринимаются нами с примесью белого. Абсолютно чистый зеленый, красный и фиолетовый цвета никогда не встречаются и никогда не могут различаться в так называемых основных цветах, с которыми мы имеем дело в опыте; поэтому последние считаются нами чистыми. Пусть читатель припомнит, что обертон может быть выделен нами из созвучных с ним нот в звуке данного музыкального инструмента только в случае, если ухо наше воспринимало его перед этим отдельно. Когда мы стараемся вообразить тот звук, который желаем услышать, он действительно выделяется для нашего уха из сложного тона.
Мы можем различать элементы, которые нельзя изолировать друг от друга, если при этом изменяется окружающая обстановка. Весьма немногие элементы опыта могут быть совершенно изолированы друг от друга. В большинстве случаев бывает так, что элемент а, входящий в сложное явление abcd, обладает различной степенью связности с bcd от известного минимума до некоторого максимума или является в соединении с другими качествами acfg или ahik. При благоприятных условиях нам удается, оперируя элементом а, выделить его, подметив разницу между ним и другими окружающими элементами, хотя это выделение может быть лишь приблизительным. Таким путем возможно проанализировать данное сложное явление. Акт выделения элемента из группы других в таком случае называется абстракцией, а отвлеченный от других элемент – абстрактом.
Колебание в качественной интенсивности менее содействует процессу абстракции, чем разнообразие комбинаций, в которые элемент может входить. Ассоциированное то с одним объектом, то с другим стремится к диссоциации с тем и другим и мало-помалу становится для нашего сознания самостоятельным представлением – абстрактом. Это положение можно назвать законом диссоциации при изменении сопровождающих элементов. Практическим результатом данного закона является тот факт, что ум, раз диссоциировавший и отвлекший известное свойство от других, может всегда подвергнуть это свойство анализу при каждой новой встрече с ним в опыте.
Мартино хорошо поясняет закон:
«Если мы увидели в первый раз красный шар из слоновой кости, который тотчас же был унесен, то в нас остается представление этого шара, в котором все его свойства сливаются в нераздельное целое. Пусть вслед за этим перед нашими глазами предстанет белый шар, и тогда – только тогда, а не раньше – в силу контраста на первый план в нашем сознании выступит один из атрибутов шара – цвет. Если белый шар заменить яйцом, то наше внимание будет направлено на форму шара, которая раньше не бросалась резко в глаза, и, таким образом, то, что раньше было просто объектом сознания, обособленным от окружающей обстановки, теперь становится для нас сначала красным, затем красным и круглым предметом и т. д.».