Заключение. Итак, толкуя все время о психологии как естественной науке, мы не должны думать, что речь идет о науке, установленной на прочном, незыблемом основании. Наоборот, называя психологию естественной наукой, мы хотим сказать, что она в настоящее время представляет простую совокупность отрывочных эмпирических данных; что в ее пределы отовсюду неудержимо вторгается философский критицизм и что коренные основы этой психологии, ее первичные данные, должны быть обследованы с более широкой точки зрения и представлены в совершенно новом свете. Короче говоря, название естественной науки указывает на то, что психология обладает всеми несовершенствами чисто эмпирической науки, и не должно вызывать в психологах наивной уверенности в цветущем состоянии изучаемой ими научной области. Довольно странно слушать, когда начинают толковать о «новейшей психологии» и пишут «истории психологии», забывая, что даже основные элементы и факторы в области душевных явлений не установлены с надлежащей точностью. Что представляет собой психология в данную минуту? Кучу сырого фактического материала, порядочную разноголосицу во мнениях, ряд слабых попыток классификаций и эмпирических обобщений чисто описательного характера, глубоко укоренившийся предрассудок, будто мы обладаем состояниями сознания, а мозг наш обусловливает их существование, но ни одного закона в том смысле, в каком мы употребляем это слово по отношению к физическим явлениям, ни одного положения, из которого могли бы быть выведены следствия дедуктивным путем.
Нам неизвестны даже те факторы, между которыми могли бы быть установлены отношения в виде элементарных психических законов. Короче говоря, психология еще не наука, это нечто, обещающее в будущем стать наукой. Ее материал находится в нашем распоряжении. Мы знаем, что в соотношениях между известными мозговыми процессами и известной «познавательностью» существует какая-то закономерность. Мы можем получить слабое представление о том, чем могла бы стать в конце концов психология, и сознаем, что по сравнению с возможным состоянием этой науки современное ее положение крайне несовершенно. Можно сказать, что в настоящее время психология находится приблизительно в том фазисе развития, в каком были физика и учение о законах движения до Галилея или химия и мысль о постоянстве масс при превращениях веществ до Лавуазье. Когда в психологии явится свой Галилей или Лавуазье, то это, наверное, будет величайший гений; можно надеяться, что настанет время, когда такой гений явится и в психологии, если только на основании прошлого науки можно делать догадки о ее будущем. Такой гений по необходимости будет «метафизиком». А для того чтобы ускорить его появление, мы должны сознавать, какой мрак облекает область душевных явлений, и никогда не забывать, что принятые нами на веру положения, на которые опирается все естественно-историческое исследование психических явлений, имеют временное, условное значение и требуют критической проверки.
ПриложениеСуществует ли «сознание»?
Здравый смысл всегда усмотрит противоположность двух миров «мыслей» и вещей» и противопоставит их на практике. Но, размышляя над этой противоположностью, философия уже в прошлом изменила смысл ее, и есть основания думать, что она в будущем не остановится на нем. «Дух и материя», «душа и тело» представляли собой вначале два ряда субстанций, совершенно равноценных по достоинству и значению. Но вот Кант подорвал душу и ввел трансцендентальное я, и с тех пор это двойственное отношение утратило равновесие. Современные рационалисты заполняют почти весь мир целиком трансцендентальным я, тогда как эмпиристы с ним почти совсем не считаются. А по теориям таких философов, как Шуппе, Ремке, Наторп, Мюнстерберг – по крайней мере, первого периода, – Шуберт, Зольдерн и других, духовное начало рассеивается в чисто призрачное состояние, обозначая лишь ту простую истину, что содержание опыта познается. Оно утрачивает форму личности и активности, перенося их в сферу содержания, и становится голой Bewusstheit или Bewusstsein überhaupt, поддающимся только относительным определениям.
Я утверждаю, что раз «сознание» уже так значительно испарилось, то это значит, что оно скоро совершенно исчезнет. Оно не обозначает какой-либо сущности и не принадлежит к числу первых принципов. Приверженцы его ловят эхо, глухой гул, развеянный исчезающей «душой» в атмосфере философии.
В прошлом году я прочел целый ряд статей, авторы которых были почти готовы отбросить понятие сознания[15] и заменить его абсолютным опытом, не обусловленным двумя различными факторами. Но они остановились на пути, отрицания их не были достаточно смелы. Вот уже двадцать лет, как я усомнился в существовании сущности (entity), именуемой «сознанием»: за последние семь-восемь лет я старался склонить к этому убеждению своих слушателей, предлагая им в качестве прагматической величины, равноценной сознанию, опытные реальности. Мне кажется, настало время всем открыто отречься от него.
Грубое отрицание существования «сознания», при несомненной наличности его – потому что нельзя отрицать существования «мыслей» – может показаться некоторым из моих слушателей настолько бессмысленным, что они не пожелают вдаваться со мной в исследование этого вопроса. В виду этого я считаю нужным тут же пояснить, что я намерен только отрицать смысл этого слова как сущности или субстанции, но буду резко настаивать на его значении в качестве функции. Я хочу сказать, что нет первоначальной материи или качества бытия, составляющего наши мысли о вещах, в противоположность самим этим вещам; но мысли исполняют известную в опыте функцию, и исполнение это вызывает необходимость такого качества бытия. Функция эта – познавание. Необходимость «сознания» вызвана потребностью объяснить факт, что вещи не только существуют, но еще и отмечаются и познаются. Если и изъять сознание из ряда первых принципов, то все же необходимо оправдать действование этой функции.
Мое положение заключается в том, что если допустить существование одного только первоначального вещества или мировой материи, вещества, объемлющего собой все, и если назвать это вещество «чистым опытом», то легко объяснить познавание как особый вид взаимоотношения, в который входят различные элементы чистого опыта. Само это отношение представляет собой часть чистого опыта; один «член» его становится субъектом или носителем познания, познающим[16]. Это утверждение потребует немало разъяснений. Для этого удобнее всего сопоставить его с противоположным воззрением; и с этой целью мы разберем современное учение, по которому испарение душевной субстанции дошло до последней черты, предшествующей ее полному исчезновению. Неокантианство изгнало все старые формы дуализма; если нам удастся в свою очередь опровергнуть и его, то мы тем самым опровергнем всякий дуализм вообще.
В настоящее время, для философов, называемых мной неокантианцами, слово «сознание» только отмечает факт неотъемлемого дуализма структуры опыта. Это значит, что минимум возможного включает в себя не только субъекта, и не только объекта, а непременно объекта плюс субъекта. Но необходимо заметить, что различие между субъектом и объектом совершенно не похоже на различие духа и материи, тела и души. Души отрывались от тела; судьбы их были отличны от него; у них была своя жизнь. Но ничего не может случиться с сознанием, потому что, будучи само безвременно, оно является лишь свидетелем протекающих во времени событий, в которых оно само не играет никакой роли. Одним словом, оно представляет собой лишь логический коррелят «содержания», опыта, своеобразие которого заключается в том, что в нем факт выступает на свет, что содержание осознается. Сознание, как таковое, совершенно безлично – «самость» и проявления его относятся к содержанию. Сказать, что у меня есть самосознание, или что я сознаю себя как волящее существо, значит всего лишь, что некоторые содержания, именуемые «самость» и «усилие воли», протекают при свидетеле.
Итак, эти запоздалые паломники кантианского источника требуют допущения сознания как «гносеологически» необходимого понятия, даже невзирая на отсутствие непосредственной очевидности его. Но помимо этого, почти все люди считают, что у них есть непосредственное сознание самого сознания. Когда мы перестаем ощущать внешний мир – только вспоминаем или представляем себе его, то кажется, что сознание выступает наружу и мы чувствуем его как неосязаемый внутренний поток, который, будучи познан в этой форме опыта, может быть также обнаружен и в представлениях внешнего мира. «Как только мы пытаемся остановить наше внимание на сознании», говорит один современный мыслитель, «и отчетливо определить, что оно собой представляет, оно немедленно исчезает. Нам кажется, что мы стоим перед пустотой. Когда мы пытаемся вникнуть в ощущение синевы, то видим только самую синеву, тогда как другой элемент как бы постепенно рассеивается. Но если всмотреться повнимательнее, и быть уверенным в том, что есть что искать, то его все же можно различить»[17]. «Сознание» (Bewusstheit), говорит другой философ, «необъяснимо и почти что не поддается описанию, но сознательный опыт отличается тем, что то, что мы называем его содержанием, находится в особом отношении с центром, именуемым «я» (Selbst), исключительно благодаря которому содержание дано субъективно, то есть представляется… Хотя сознание, то есть известное отношение к «я», является, таким образом, единственным пунктом различения осознанного содержания от иного вида бытия, возможного и без сознающего его лица, оно все же не поддается более подробному объяснению. Существование сознания, хотя оно и представляет собой основной психологический и вполне достоверный факт, может быть обнаружено посредством анализа, но не поддается определению и выводимо только из самого себя»