Все добавочные элементы ассоциации возникают в нас независимо от усилий воли, посредством самопроизвольного течения мыслей. Роль воли при этом заключается только в подчеркивании тех элементов ассоциации, которые кажутся наиболее подходящими, в сосредоточении на них внимания и в игнорировании остальных элементов. При помощи подобного блуждания нашего внимания по соседству с искомым объектом мысли элементов ассоциации накапливается так много, что общее напряжение всех необходимых нервных процессов преодолевает преграду и нервный ток, соответствующий давно искомому объекту мысли, стремительно пробегает по своему пути. И когда полусознательный «зуд», если можно так выразиться, испытываемый нами при поисках известной мысли, вдруг превращается в живое ощущение, наш дух чувствует невыразимое облегчение.
Рис. 13
Весь описанный нами процесс может быть грубо изображен в виде диаграммы (рис. 13). Назовем забытый объект мысли Z, первые факты, имеющие к нему отношение, — а, b и с, а детали, имеющие решающее значение для припоминания этого объекта, — l, m и n. Тогда каждый кружок на диаграмме будет изображать нервный процесс, главным образом соответствующий той идее, которая обозначена стоящей на кружке буквой. Сначала активность Z выразится некоторым простым внутренним напряжением, но, когда возбуждения а, b и с постепенно повлекут за собой l, т и n и когда все эти процессы так или иначе станут действовать на Z, их совместное давление на Z пробудит в последнем сильнейшую активность и цель будет достигнута.
Рассмотрим теперь случай, когда нами изыскиваются неведомые средства для вполне определенной цели. Цель здесь играет роль а, b, с в диаграмме, они служат исходными пунктами влияния элементов ассоциации на искомое Z. Здесь, как и в предыдущем случае, произвольное внимание только устраняет неподходящие элементы ассоциации и сосредоточивается на тех, которые кажутся благоприятными; обозначим их через l, m и n. Последние, слагаясь с первыми, вызывают возбуждение в Z, которому психологически соответствует решение нашей проблемы. Единственная разница между этим и предшествующим случаем заключается в том, что здесь не было надобности ни в каком предварительном возбуждении Z.
При решении проблемы мы сознаем заранее только отношения (конечного результата к искомым средствам для его осуществления). Такими отношениями должны быть отношения причины к действию, или атрибута к вещи, или средств к цели и т. п. Короче говоря, мы знаем многое об искомом объекте, но все-таки не знакомы с ним. Сознание того, что один из объектов есть в конце концов наше quaesitum, обусловлено установлением тождества отношений наших к данному объекту и к искомому неизвестному, установлением, для которого требуется довольно медленный акт суждения. Всякий знает, что некоторое время возможно сознавать объект, не устанавливая никаких отношений между ним и другими объектами. Совершенно так же возможно сознавать известные отношения, еще не сознавая объекта.
С помощью именно такого процесса мысли мы усматриваем в загадочных газетных недомолвках события государственной важности. Мы должны здесь положиться на законы нервной деятельности, которая доставляет нам подходящие идеи, но правильный выбор между последними должен быть сделан нами.
Подробный анализ различных классов психических явлений, аналогичных только что описанным мною, выходит за рамки настоящего сочинения. Наиболее яркие образцы этих явлений мы можем найти в области научных открытий. Исследователь отправляется от факта к отысканию его причин или от гипотезы к ее фактическому подтверждению. И в том, и в другом случае он непременно обсуждает в уме имеющиеся в его распоряжении данные, пока при возникновении ряда элементов ассоциации (то по смежности, то по сходству) он не натолкнется на такой элемент, который окажется искомым. Этот процесс может продолжаться годы.
Исследователю нельзя предложить определенные правила, при помощи которых он мог бы всего скорее достигнуть конечного результата, но и здесь, как при припоминании забытого, накопление вспомогательных элементов ассоциаций можно производить скорее при помощи некоторых избитых приемов. Так, стараясь припомнить какую-нибудь забытую мысль, мы стараемся преднамеренно возобновить в памяти в определенном порядке те обстоятельства, с которыми эта мысль могла быть объединена, надеясь натолкнуться на элемент ассоциации, связанной с искомым объектом. Например, мы можем припомнить последовательно все места, где мы могли иметь интересующую нас мысль, всех лиц, с которыми нам недавно случалось разговаривать, или все книги, недавно прочитанные нами. Припоминая известное лицо, мы можем перечислить про себя ряд улиц или ряд профессий, связанных с ним. Какая-нибудь подробность при таких методических перечислениях может быть ассоциирована с искомой идеей и может оказать нам поддержку, а между тем, не сделай мы систематического обзора различных обстоятельств, связанных с искомой идеей, эта имеющая решающее значение подробность никогда бы не пришла нам в голову.
В научных исследованиях накопление элементов ассоциаций было возведено в систему Дж. Ст. Миллем в его «четырех методах опытного исследования». Различные случаи в научных открытиях группируются здесь по «методу согласия», «методу различия», «методу остатков» и «методу сопутствующих изменений»; при помощи этих четырех классов искомая причина может быть легко вскрыта нами. Но эти методы только подготавливают открытие, которое совершается помимо них. Решающим мотивом для открытия все-таки служит гармоническое сочетание нервных процессов, без которого мы блуждали бы в потемках. Но мы никогда не должны закрывать глаза на тот факт, что в мозгу одних лиц неизвестно почему нервные разряды чаще совершаются правильно, чем в мозгу других. Даже образуя списки аналогичных случаев по методу Милля, мы зависим от произвола нервных процессов, соответствующих вскрытию сходства в объектах мысли. Как могут быть сгруппированы в один класс факты, сходные с тем, причину коего мы стараемся определить, если не предположить, что один из них быстро вызывает в нашем уме мысль о другом при помощи ассоциации по сходству?
Сходство не есть элементарный закон. Итак, мы проанализировали три главных типа ассоциации сначала при непроизвольном, затем при произвольном течении мысли. Нужно заметить, что вновь возникающий при ассоциации объект может не иметь никакого логического отношения к вызывающему его объекту. Необходимое условие для деятельности закона ассоциации только одно: тускнеющий объект мысли должен быть вызван нервным процессом, где некоторые элементы связаны со вновь образующимся объектом мысли. Именно в этой форме проявляется закон причинности во всех родах ассоциации, не исключая и ассоциации по сходству. Сходство между объектами само по себе не играет никакой роли при смене ассоциаций. Оно только результат обычных факторов, обусловливающих смену представлений, когда они сочетаются известным образом.
Психологи обыкновенно рассуждают так, как будто сходство объектов — само по себе некоторый фактор, действующий наряду с привычкой, независимый от нее и способный, подобно ей, влиять на смену представлений. Но такой способ объяснения совершенно непонятен. Сходства двух объектов не существует, пока нет самих объектов; нельзя говорить о сходстве как факторе, производящем нечто, все равно — принадлежит ли это нечто области физической или психической. Сходство есть известное отношение, познаваемое нами после факта, точно так же, как мы познаем отношения превосходства, расстояния, причинности, формы и содержания, субстанции и акциденции или контраста между двумя объектами, связанными между собой механизмом ассоциаций.
Заключение. Подводя итоги, еще раз повторяю: разница между тремя видами ассоциации чисто количественная и сводится к большему или меньшему возбуждению нервных путей, соответствующих той части исчезающего объекта мысли, которая является формирующим началом для следующей мысли. Но modus operandi этой активной части везде тот же, независимо от ее величины. Элементы, образующие новый объект мысли, готовы возникнуть перед сознанием каждую минуту, потому что соответствующие им нервные пути были однажды возбуждены сразу вслед за нервными элементами, соответствующими предшествующему объекту мысли или его активной части. Этот конечный физиологический закон — закон привычки — распространяется на движение тока, пробегающего по нервным путям. Направление его пути и виды его модификаций зависят отчасти от условий, которые мы могли обнаружить с помощью нашего анализа, но которые совершенно еще не выяснены при так называемой ассоциации по сходству.
Я полагаю, что изучающий психологию согласится со мной в необходимости развивать «нервную физиологию» для выяснения смены наших идей. Надо, впрочем, сознаться, что далек тот день, когда физиолог будет в состоянии проследить шаг за шагом, от одной группы нервных клеток к другой, гипотетически намеченный нами механизм душевных явлений. Возможно, этот день не наступит никогда. Мало того, схематизм, которым мы пользовались при анализе, заимствован нами из анализа внешних объектов и лишь по аналогии перенесен на мозг. Тем не менее только применение этого схематизма к мозговым процессам позволяет нам распространять закон причинности на психофизические явления; для меня это соображение дает право сказать, что порядок в смене психических явлений может быть выяснен при помощи данных одной «нервной физиологии».
Явления случайного преобладания некоторых процессов над другими также могут быть отнесены к области мозговых вероятностей. Благодаря неустойчивости нервной ткани разряды всегда должны происходить в одних ее пунктах скорее и сильнее, чем в других, и пункты, преобладающие по интенсивности разряда над остальными, должны временами менять свои места в зависимости от случайных причин, давая нам возможность выразить в виде точных диаграмм капризную игру ассоциаций по сходству в самых гениальных умах. Анализ сновидений подтверждает эти соображения. Обыкновенно у спящего число путей для нервного разряда уменьшается. Немногие из них доступны току, и последний, как вихрь носясь только по тем путям, которые питание мозга в данную минуту сделало ему доступными, вызывает в сознании спящего самые причудливые сочетания идей.