Эти опыты представляют нам в простейшей форме состояние, называемое вниманием выжидательным. Они требуют некоторых замечаний, могущих подтвердить сказанное выше.
Если рассматривать духовную сторону выжидательного внимания, то оказывается, что это — приготовительная стадия, в течение которой вызывается образ события предвиденного или предполагаемого. Состояние моноидеизма уже образовалось, так что действительное явление есть только усиление прежде существовавшего представления. В некоторых опытах дается почти одновременно два впечатления и требуется определить, которое из них предшествует во времени. Если они различного характера, одно слуховое (удар колокола), другое зрительное (электрическая искра), то мы склонны считать предшествующим или впечатление наиболее сильное, или же то, на которое было направлено внимание. Делая подобного рода изыскания, Вундт мог по желанию получать первым то одно, то другое впечатление, смотря по тому, куда направлял свое внимание. Когда оба возбуждения однородны, то хорошо воспринимается только первое, второе же проходит совершенно незамеченным.
Рассматривая выжидательное внимание со стороны двигательных явлений, мы замечаем, что оно вызывает подготовительную иннервацию нервных центров и мускулов, которая при первом толчке может перейти в действительный импульс. Итак, представление само по себе помимо внешней причины может вызвать реакцию.
Это возбужденное состояние является главным образом в тех случаях, когда ожидаемое впечатление не определено заранее, в случаях, которые можно назвать случаями выжидательного внимания вообще. Двигательная иннервация распределяется между всеми областями чувствования: тогда является чувство беспокойства и неловкости, чувство такого напряжения, что падающее тело или какая-нибудь случайность в лаборатории вызывают автоматическую реакцию.
Когда ожидаемое впечатление в точности определено, тогда путь двигательной иннервации наперед начертан; вместо того чтобы рассеиваться, внимание локализуется. Время реакции может сделаться нулевым или даже отрицательным.
Когда реакция должна произойти с помощью разнородных приемов или для разнородных возбуждений, то обязательно должно наступить в центрах изменение, которое могло бы в свою очередь произвести изменение в направлении нервных путей; такое состояние крайне утомительно. Если, несмотря на утомление, продолжают реагировать, то время возрастает несоразмерно, до одной секунды по Экснеру.
Мы должны упомянуть также об опытных изысканиях… над колебаниями чувствительного внимания. В ночной тишине тиканье часов, находящихся на известном расстоянии, то вовсе не слышно, то, напротив, усиливается; то же самое замечается относительно шума водопада; аналогичные колебания были наблюдаемы также в ощущениях зрительных и осязательных. Эти изменения необъективны, они могут быть только субъективны. Можно ли, как это делается обыкновенно, приписать их утомлению органа чувства? Автор не согласен с этим; по его мнению, они происхождения центрального и зависят от колебания внимания. Если бы колебания были происхождения периферического, то они не зависели бы друг от друга в тех случаях, когда внимание направлено на два одновременных возбуждения — одно зрительное, другое слуховое. Этого, однако, не бывает; оба вида колебаний никогда не совпадают; они всегда разделяются вполне определенным промежутком. Где причина такой периодичности колебаний? По мнению автора, она лежит в колебании образов, сопровождающих чувственное восприятие. Усилие, связанное со вниманием, происходит оттого, что к действительному впечатлению присоединяется образ предшествовавшего впечатления.
«Чувствительное внимание, — говорит он, — есть ассимиляция действительного впечатления, остающегося неподвижным, с предшествовавшим образом, который подвергается колебаниям».
В итоге мы видим, что внимание ни в чем не похоже на чисто духовную деятельность, что оно связано с вполне определенными физическими условиями и, действуя только через них, от них же и зависит.
Чтобы закончить изучение внимания, нам остается рассмотреть болезненные случаи. Я не намерен предлагать здесь очерк патологии внимания: такая задача была бы слишком претенциозна и преждевременна. Но есть факты, игнорируемые психологией, которые не мешает рассмотреть, хотя на первый взгляд они кажутся вульгарными. Читатель не замедлит убедиться, насколько они важны для более ясного понимания механизма нормального внимания.
Разговорный язык противополагает вниманию состояние рассеянности, но слово «рассеянность» на нашем языке, так же как и на некоторых других, имеет различное значение; им обозначают состояния ума по виду однородные, в сущности же совершенно различные. «Рассеянными» называют людей, ум которых не способен фиксироваться мало-мальски прочно, которые беспрерывно переходят от одной мысли к другой под влиянием мимолетных изменений в состоянии своего духа или самых незначительных событий в своей среде. Это — вечное состояние подвижности и разбросанности, служащее антиподом внимания; оно часто встречается у детей и у женщин. Но то же слово «рассеянность» применяют также к случаям совершенно иного рода. Люди, поглощенные какой-нибудь одной мыслью и рассеянные по отношению ко всему окружающему, мало подвержены влиянию внешних событий, которые скользят по ним, не проникая в их сознание. Они кажутся неспособными ко вниманию, потому что очень внимательны. Многие ученые знамениты своей «рассеянностью», примеры, относящиеся сюда, всем известны, и нет надобности приводить их здесь. Между тем как рассеянные-беспорядочные характеризуются постоянным переходом от одной мысли к другой, рассеянные-поглощенные характеризуются невозможностью или крайней трудностью перехода. Они прикованы к своей мысли; это — узники, не желающие бежать. В сущности состояние их есть смягченная форма болезненного случая, который мы будем изучать дальше под названием idee fixe.
Эти явления обыденной жизни, эти различные формы «рассеянности» представляют в сущности факты малорельефные, малопоучительные, и мы много выиграем, если остановимся на формах явно патологических. Не претендуя ни на что, похожее на систематическую классификацию, попробуем группировать их в рациональном порядке. Для этой цели отправной точкой должен служить нам факт нормального внимания, причем нам остается только отметить встречающиеся в его природе видоизменения и уклонения от нормы. Некоторые авторы изучали повреждения внимания, относя их к различным общепризнанным типам душевных болезней: ипохондрии, меланхолии, мании, безумию и т. д. Этот прием влечет за собой вечные оговорки и, кроме того, имеет еще более важный недостаток, т. е. он плохо освещает факт внимания. Здесь оно изучается не само по себе, но только в качестве симптома. Для нас, напротив, внимание должно быть на первом плане; все остальное имеет значение аксессуаров. Чтобы всегда можно было схватить соотношение болезненных форм, они необходимо должны быть связаны общим стволом — нормальным состоянием; это единственное условие, при котором мы можем найти для себя что-либо поучительное в патологии.
Если, как это мы сделали выше, мы определим внимание как временное господство известного состояния сознания или группы состояний с естественным или искусственным приспособлением индивидуума, если таков нормальный тип, то можно указать на следующие отклонения:
1) Абсолютное господство одного состояния или группы состояний, которое делается прочным, неподвижным и не может быть вытеснено из сознания. Это уже более не антагонист самопроизвольной ассоциации, роль которого сводится к управлению последней; это — сила тираническая, разрушительная, подчиняющая себе все, допускающая развитие идей только в одном определенном направлении, заключающая течение сознания в узкое русло, из которого оно не может выйти, делающая бесплодным более или менее все, что чуждо ее власти. Ипохондрия, а еще более idee fixe и экстаз — суть случаи подобного рода. Они составляют первую группу болезненности, которую я назову гипертрофией внимания.
2) Ко второй группе я причисляю случаи, когда внимание не может не только поддерживаться, но часто даже и образоваться. Эта расслабленность имеет место при двух главных условиях. Иногда течение мыслей так быстро, наплыв их так обилен, что ум находится во власти совершенно необузданного автоматизма. В этом беспорядочном приливе не длится и не преобладает ни одно состояние, здесь вовсе не образуется притягательного центра, даже временного. Здесь механизм ассоциации вознаграждает себя; он действует один всею своей властью, без противовеса. Таковы некоторые формы бреда и главным образом острая мания. В других случаях механизм ассоциаций не превышает средней интенсивности, но совершенно отсутствует или ослабевает задерживающая способность. Это состояние выражается субъективно невозможностью или крайней трудностью усилия. Ничто не связывается ни самопроизвольно, ни искусственно; все остается отрывочным, неопределенным и разбросанным. Многочисленные примеры подобного рода находим мы у истеричных, у людей болезненно-раздражительных, у выздоравливающих, у субъектов апатичных и бесчувственных, затем в состоянии опьянения, крайнего переутомления тела или ума и т. д. Бессилие такого рода аналогично всем прочим формам истощения. Группу эту, в противоположность предыдущей, мы назовем атрофией внимания.
Заметим мимоходом, что первая группа болезненных явлений имеет дело преимущественно с непроизвольным вниманием, вторая же с вниманием произвольным. Одна обличает крайнее усиление способности к сосредоточению, другая — чрезмерное ослабление этой способности. Одна представляет эволюцию и движется по направлению к плюсу, другая есть разложение и стремится к минусу. С этого момента патология служит проверкою сказанного раньше. Произвольное внимание, как и все искусственное, подвержено колебаниям и случайностям. Болезнь не видоизменяет, а раз