Речь здесь идет отнюдь не о патологических феноменах. В патологических случаях мы наблюдаем, как правило, лишь искажение и преувеличение того же общего и нормального явления. Каждый из нас склонен в определенной мере забывать о собственных враждебных побуждениях и, под гнетом своей нечистой совести, проецировать их на партнера. Такой процесс, естественно, вызывает открытое или скрытое недоверие к любви партнера, его верности, искренности или доброжелательности. Вот почему я предпочитаю говорить о недоверии между полами, а не о ненависти; и по собственному опыту нам более знакомо чувство недоверия.
Еще один источник разочарования и недоверия в обычной любовной жизни, которого едва ли можно избежать, состоит в том, что сама уже интенсивность чувства любви пробуждает все наши тайные ожидания и мечты о счастье, дремлющие в глубине нашей души. Все наши бессознательные желания, противоречивые по своей природе и безгранично распространяющиеся во все стороны, ждут здесь своего исполнения. Партнер должен быть сильным и в то же время беспомощным, вести и быть ведомым, быть аскетичным и чувственным. Он должен насиловать нас и быть нежным, отдавать нам все свое время и напряженно заниматься творческим трудом. Пока мы считаем, что он действительно может осуществить все эти ожидания, он окружен ореолом сексуальной переоценки. Масштабы этой переоценки мы принимаем за меру нашей любви, хотя на самом деле она отражает лишь наши ожидания. Сама природа наших притязаний делает их исполнение невозможным. Именно здесь коренится источник разочарований, с которыми мы умеем более или менее успешно справляться. При благоприятных условиях мы даже не замечаем большую часть своих разочарований точно так же, как не подозреваем и о масштабах наших тайных ожиданий. Но в нас остаются следы недоверия, как у ребенка, который обнаружил, что достать звезды с неба отец все-таки не может.
Пока в наших рассуждениях не было ничего нового и специфически аналитического, это не раз уже было сформулировано – и даже лучше – в прошлом. Аналитический подход начинается с вопроса: какие специфические факторы в развитии человека приводят к расхождению между ожиданиями и их осуществлением и в чем причины того, что они приобретают особое значение в отдельных случаях? Начнем с общего рассуждения. Между развитием человека и животного существует фундаментальное различие, а именно длительный период детской беспомощности и зависимости. Рай детства – это чаще всего иллюзия, которой тешат себя взрослые. Для ребенка, однако, этот рай населен множеством грозных чудищ. В том числе, похоже, неизбежны и неприятные переживания, связанные с противоположным полом. Вспомним хотя бы, что с самых ранних лет дети способны к инстинктивным и страстным сексуальным желаниям, похожим на желания взрослых и все же отличным от них. Дети отличаются целями своих влечений, но прежде всего исконной целостностью своих требований. Им трудно выразить свои желания прямо, но даже если это удается, никто не принимает их всерьез. Серьезность желаний порой принимают за шутку, а то и вовсе не замечают или отвергают. Короче говоря, дети приобретают болезненный и унизительный опыт отвержения, предательства и обмана. Они могут также быть отодвинуты на второй план родителями, братьями и сестрами; они подвергаются угрозам и запугиваниям, когда, играя с собственным телом, пытаются достичь того удовольствия, в котором им отказали взрослые. Перед лицом всего этого ребенок оказывается беспомощным. Он не может дать выход всей своей ярости, не может осмыслить разумом свои переживания. Таким образом, гнев и агрессия оказываются запертыми внутри него и приобретают форму причудливых фантазий, которые с трудом достигают дневного света сознания, фантазий, которые с позиции взрослого преступны, фантазий, которые простираются от фантазий о насилии и похищении до фантазий об убийстве, поджоге, разрубании на куски и удушении. И поскольку ребенок смутно сознает эти разрушительные силы в себе, он, в соответствии с законом талиона, чувствует равную угрозу от взрослых. Здесь и находится источник той детской тревожности, от которой не избавлен ни один ребенок. Уже все это позволяет нам лучше понять природу страха любви, о котором я говорила выше. Именно здесь, в этой большей частью иррациональной сфере, пробуждаются прежние детские страхи перед грозным отцом или матерью, и мы инстинктивно занимаем оборонительную позицию. Другими словами, страх любви всегда смешан со страхом перед тем злом, которое мы могли бы причинить другим людям или они могли бы причинить нам. Влюбленный юноша с островов Ару, к примеру, ни за что не подарит возлюбленной локон своих волос, потому что, если они поссорятся, она может сжечь подаренную прядь и тем самым навлечь на своего партнера болезнь.
Я хотела бы кратко остановиться на том, каким образом конфликты детства могут отразиться на отношениях с противоположным полом в дальнейшей жизни. Возьмем в качестве примера типичную ситуацию: маленькая девочка, пережившая тяжелое разочарование в отце, преобразует врожденное инстинктивное желание получать от мужчины в мстительное желание отобрать у него силой. Так закладывается фундамент для развития последующей установки, в соответствии с которой она уже не только отречется от материнских инстинктов, но и будет испытывать лишь одно влечение: навредить мужчине, эксплуатировать его и высосать все соки. Она превращается в вампира. Предположим, что подобная трансформация из желания получать в желание отнимать произошла. Предположим далее, что последнее желание было вытеснено тревогой, идущей от сознания чувства вины. И вот мы уже имеем здесь базисную констелляцию для формирования определенного типа женщины, не способной вступать в отношения с мужчинами из-за страха, что любой мужчина немедленно заподозрит ее в каких-то корыстных планах на его счет. На самом деле это означает, что она боится, как бы мужчина не разгадал ее вытесненные желания. Или при полной проекции на мужчин своих вытесненных желаний она будет воображать, что каждый из них намерен использовать ее, что он хочет от нее только сексуального удовлетворения, а получив его, тут же с ней расстанется. Или предположим, что реактивное образование, принявшее вид исключительной скромности, замаскирует вытесненное влечение к власти. В таком случае мы получим тип женщины, стесняющейся что-либо требовать или получать от своего мужа. Однако такая женщина из-за возвращения вытесненного будет реагировать депрессией на неосуществление своих невыраженных и зачастую даже несформулированных желаний. Таким образом, она попадает «из огня да в полымя», как и ее партнер, поскольку депрессия ударит по нему гораздо сильнее, чем прямая агрессия. Очень часто вытеснение агрессии против мужчины отнимает всю жизненную энергию женщины. Она чувствует себя беспомощной перед жизнью. Она возлагает всю ответственность за свою беспомощность на мужчину, лишая и его возможности нормального существования. Перед нами тип женщины, которая под маской беспомощности и инфантильности доминирует над своим партнером.
Эти примеры демонстрируют, каким образом фундаментальная установка женщины по отношению к мужчинам может быть нарушена конфликтами детства. Стараясь упростить вопрос, я выделила лишь один момент, который, однако, представляется мне наиболее существенным, – нарушение в развитии материнства.
Теперь я должна перейти к обсуждению некоторых особенностей мужской психологии. Я не хочу прослеживать индивидуальные линии развития, хотя было бы весьма поучительно с аналитической позиции пронаблюдать, например, то, как даже те мужчины, которые на сознательном уровне позитивно относятся к женщинам и высоко их ценят, тем не менее в глубине души питают тайное недоверие к ним; и как это недоверие восходит к чувствам к матери, которые они испытывали в годы своего становления. Скорее я должна сосредоточиться на некоторых типичных установках мужчин по отношению к женщинам и на том, как они проявлялись в разные исторические периоды и в разных культурах, причем не только в сексуальных отношениях с женщинами, но и – зачастую гораздо чаще – в несексуальной сфере, например в общей оценке женщин.
Я возьму наудачу несколько примеров начиная с Адама и Евы. Иудейская культура, запечатленная в Ветхом Завете, безусловно, патриархальна. Этот факт нашел отражение в религии, где нет ни одного женского божества, в морали и обычаях, оставлявших супругу право разорвать брачные узы, попросту выгнав жену. Только на этом фоне мы можем понять мужскую предвзятость в описании двух событий из истории Адама и Евы. Во-первых, способность женщины давать жизнь ребенку отчасти отрицается, отчасти обесценивается: сама Ева была создана из ребра Адама и проклятием Господним обречена рожать в муках. Во-вторых, при интерпретации искушения Адама отведать плод с древа познания добра и зла как сексуального соблазнения женщина предстает совратительницей, ввергающей мужчину в несчастье. Я уверена, что оба этих элемента, один из которых порожден обидой, а другой – тревогой, с самых ранних времен и доныне наносят ущерб отношениям между полами. Остановимся на этом вкратце. Страх мужчины перед женщиной глубоко укоренен в сексуальности, о чем свидетельствует тот простой факт, что мужчина боится только сексуально привлекательных женщин, которых, как бы страстно он ни желал, пытается держать в повиновении. Пожилым женщинам, напротив, оказывается величайшее уважение даже в тех культурах, где молодых женщин боятся и поэтому подавляют. В некоторых первобытных культурах пожилая женщина даже имеет право решающего голоса в делах племени; у народов Азии она также пользуется немалой властью и уважением. С другой стороны, в первобытных племенах женщина на протяжении всего периода половой зрелости окружена целым рядом табу. Например, у племени арунта существует поверье, что женщины могут оказывать магическое воздействие на мужские гениталии. Если женщина произнесет заклинание над травинкой, а затем укажет ею на мужчину или бросит ею в него, он заболеет или полностью лишится ген