Позвольте мне подытожить сказанное. Вот что мы имеем: сообщения о сильнейшем вагинальном оргазме, сопровождающемся фригидностью при последующем коитусе; спонтанное вагинальное возбуждение без локальной стимуляции и вместе с тем фригидность при половых сношениях; вопросы и размышления, возникающие из необходимости понять содержание ранних сексуальных игр, фантазий и тревог, последующие фантазии об изнасиловании, а также реакции на ранние сексуальные наблюдения; и наконец, определенные содержания и последствия тревожности, вызванной у женщин мастурбацией. Собрав все эти данные вместе, я вижу лишь одну гипотезу, которая могла бы дать удовлетворительный ответ на поставленные здесь вопросы, а именно гипотезу о том, что с самого начала вагина играет свою собственную сексуальную роль.
С таким ходом мыслей тесно связано и решение проблемы фригидности, которое, на мой взгляд, заключается не в ответе на вопрос, каким образом либидинозная чувственность переносится на вагину[88], а скорее в ответе на вопрос, почему вагина, несмотря на то что уже обладает чувствительностью, либо вообще отказывается реагировать, либо реагирует в непропорционально малой мере на очень сильное либидинозное возбуждение, вызываемое при коитусе всевозможными эмоциональными и локальными стимулами? Несомненно, лишь один фактор может пересилить стремление к удовольствию, и этот фактор – тревожность.
Мы тут же здесь сталкиваемся с вопросом, что именно означает эта вагинальная тревожность, или, вернее, что означают обусловливающие ее инфантильные факторы. Анализ обнаруживает прежде всего кастрационные импульсы, направленные против мужчины, и связанную с ними тревогу, проистекающую из двух источников: с одной стороны, женщина боится своих собственных враждебных импульсов, а с другой – возмездия, которое ожидает ее по закону талиона, а именно, что содержимое ее тела будет уничтожено, похищено или высосано. Как мы знаем, сами по себе эти импульсы по большей части давнего происхождения, их можно проследить вплоть до детского чувства ненависти и мстительных побуждений по отношению к отцу, вызванных разочарованиями и фрустрациями, которые испытала маленькая девочка.
Весьма сходные по содержанию формы тревоги, которые могут быть прослежены до ранних деструктивных импульсов, направленных против тела матери, описаны Мелани Кляйн. И здесь тоже мы сталкиваемся со страхом возмездия, который может принимать разные формы, но суть его в целом состоит в том, что все, что проникает в тело или уже там находится (пища, фекалии, дети), может оказаться опасным.
Хотя в своей основе эти формы тревоги во многом аналогичны генитальной тревожности мальчиков, они приобретают особый характер под влиянием общей склонности к тревоге, которая является частью биологического строения девочек. В этой статье, как и в прежних работах, я уже указывала на источники этой тревоги, так что теперь мне остается лишь дополнить и подытожить сказанное:
1. Тревога возникает прежде всего вследствие огромной разницы в размерах девочки и ее отца, между гениталиями отца и ребенка. Нам нет надобности вникать в вопрос, выводится ли эта диспропорция между пенисом и вагиной на основании наблюдения или предполагается инстинктивно. Вполне понятным и даже неизбежным результатом является то, что любая фантазия об удовлетворении напряжения, порождаемого вагинальными ощущениями (то есть стремления принять внутрь себя, получить), вызывает подъем тревоги со стороны Я. Как было показано мной в статье «Страх перед женщиной», в этой биологически детерминированной форме женской тревоги мы имеем нечто специфически отличное от первоначальной генитальной тревоги мальчика по отношению к матери. Фантазируя об исполнении генитальных импульсов, он сталкивается с фактом, чрезвычайно болезненным для его самолюбия («мой пенис слишком мал для моей матери»); девочка же сталкивается с угрозой разрушения части своего тела. Таким образом, с точки зрения элементарных биологических основ страх мужчины перед женщиной является генитально-нарциссическим, тогда как страх женщины перед мужчиной – физическим.
2. Вторым специфическим источником тревоги, универсальность и важность которого подчеркивает Дали[89], являются наблюдения маленькой девочки менструаций у своих взрослых родственниц. Помимо всех (вторичных!) интерпретаций как кастрации, она впервые получает наглядное свидетельство уязвимости женского тела. Подобным же образом ее тревожность возрастает при наблюдении выкидышей или родов матери. Поскольку в детской психике и (если задействовано вытеснение) в бессознательном взрослых имеется тесная связь между коитусом и родами, тревога может принять форму страха не только перед родами, но и перед коитусом.
3. Наконец, третий специфический источник тревоги – это реакции девочки (и снова вследствие анатомической структуры ее тела) на свои ранние попытки вагинальной мастурбации. Я думаю, что последствия этих реакций могут быть более стойкими у девочек, чем у мальчиков, в силу следующих причин: прежде всего она не может проверить, какое воздействие оказала мастурбация. Мальчик, испытывая тревогу по поводу своих гениталий, всегда может убедиться, что они на месте и ничуть не пострадали[90]. Девочка же не имеет возможности доказать себе, что ее тревога безосновательна. Напротив, ее первые попытки вагинальной мастурбации еще раз убеждают ее в собственной физической уязвимости[91]. Я обнаруживала при анализе, что очень часто при попытках мастурбации или в сексуальных играх с другими детьми девочки испытывали болевые ощущения, по-видимому связанные с едва заметными разрывами девственной плевы[92].
При благоприятном общем развитии, то есть когда объектные отношения детства не превратились в плодородный источник конфликтов, с этой тревогой удается успешно справиться, и тогда для женщины открывается путь для принятия своей женской роли. То, что в неблагоприятных случаях влияние тревоги на девочек оказывается гораздо более стойким, чем на мальчиков, подтверждается, на мой взгляд, и тем обстоятельством, что девочки сравнительно чаще полностью отказываются от генитальной мастурбации или по крайней мере ограничивают ее более доступным и менее катектированным тревогой клитором. Зачастую все, что связано с вагиной (знание о ее существовании, вагинальные ощущения и инстинктивные побуждения), подвергается беспощадному вытеснению; короче говоря, создается и надолго удерживается иллюзия, будто вагина вообще не существует, иллюзия, которая в то же время предопределяет у маленькой девочки предпочтение мужской сексуальной роли.
Все эти соображения, как мне кажется, во многом подтверждают гипотезу, что за «неспособностью обнаружить» вагину стоит отрицание ее существования.
Остается рассмотреть вопрос о значении ранних вагинальных ощущений или «открытия» вагины для всей нашей концепции ранней женской сексуальности. Хотя Фрейд и не утверждает этого определенно, тем не менее вполне очевидно, что если вагина первоначально остается «необнаруженной», то это является одним из сильнейших аргументов в пользу предположения о биологически обусловленной первичной зависти к пенису у маленьких девочек или об их изначальной фаллической организации. Ведь понять, каким образом маленькие девочки при отсутствии всякого специфического источника удовольствия или специфических женских желаний вынуждены концентрировать все внимание на клиторе, сопоставлять его с мужским пенисом и в итоге, поскольку это сравнение оборачивается не в их пользу, чувствовать себя уязвленными, мы могли бы только в том случае, если бы не существовало ни вагинальных ощущений, ни желаний, а все либидо целиком концентрировалось на клиторе, который, в свою очередь, воспринимался бы фаллически[93]. Если же, как я предполагаю, маленькая девочка изначально испытывает вагинальные ощущения и соответствующие импульсы, она должна с самого начала иметь отчетливое представление о специфическом характере своей сексуальной роли, и тогда вряд ли можно было бы объяснить первичную зависть к пенису, которую столь энергично постулировал Фрейд.
В этой статье я попыталась показать, что гипотеза о первичной фаллической сексуальности влечет за собой выводы, имеющие огромное значение для всей нашей концепции женской сексуальности. Если мы предполагаем, что существует специфически женская, первичная, вагинальная сексуальность, то прежняя гипотеза если не исключается полностью, то по крайней мере столь резко ограничивается, что все эти выводы оказываются под вопросом.
Статья 10. Психогенные факторы функциональных женских расстройств[94]
В последние тридцать-сорок лет в гинекологической литературе широко обсуждалось влияние психических факторов на женские расстройства. Разброс мнений весьма широк. С одной стороны, налицо тенденция, признавая эти факторы, преуменьшать их значение, например, подчеркивать, что, конечно же, эмоциональные факторы имеют место, но они зависимы от конституции организма, функционирования желез и прочих телесных причин.
С другой стороны, мы наблюдаем тенденцию приписывать психогенным факторам слишком большое значение. Сторонники этой точки зрения склонны видеть в них основной источник не только более или менее очевидных функциональных расстройств, таких, как мнимая беременность, вагинизм, фригидность, менструальные расстройства, гиперемия и т. д.; помимо этого, они заявляют, что есть основания признать психологическое влияние источником таких болезней и нарушений, как преждевременные или запоздалые роды, определенные формы митрита, бесплодие и некоторые формы лейкореи.
То, что физические изменения могут быть вызваны психическими воздействиями, не вызывает сомнений с тех пор, как это эмпирически доказал своими экспериментами Павлов. Мы знаем, что, стимулируя аппетит, можно воздействовать на секрецию желудка, что сердечный ритм и деятельность кишечника могут ускоряться под влиянием страха, что определенные вазомоторные изменения, например покраснение, могут быть выражением стыда.