[96]. Родители выказывают этот страх в двух основных формах. Они страшатся неодобрения детей, боятся, что дети раскритикуют их поведение, пьянство, курение, сексуальные отношения. Или же они постоянно беспокоятся о том, дают ли детям надлежащее воспитание и образование. Причина кроется в тайном чувстве вины перед детьми и приводит либо к чрезмерной снисходительности, с тем чтобы избежать неодобрения ребенка, либо к открытой враждебности, то есть к инстинктивному использованию нападения в качестве средства защиты.
Тема эта неисчерпаема. Конфликты матери со своими родителями могут иметь множество косвенных последствий. Моя же цель заключалась в том, чтобы прояснить способ, с помощью которого дети могут прямо и непосредственно воплотить в себе старые образы и таким образом вызывать те же эмоциональные реакции, которые однажды уже имели место.
Может возникнуть вопрос: какова практическая польза от разнообразных попыток глубже проникнуть в изучаемые процессы для наших усилий по руководству детьми и улучшению условий их воспитания? В отдельно взятом случае анализ материнских конфликтов стал бы наилучшим способом помочь ребенку, однако этого нельзя сделать в широком масштабе. Тем не менее я полагаю, что детальное знание, полученное из анализа сравнительно немногочисленных случаев, способно указать направление, в котором реально находятся порождающие факторы. К тому же знание о завуалированных формах, в которых проявляются патогенные факторы, уже сейчас может оказаться полезным для более легкого их распознавания в практической работе.
Статья 12. Переоценка любви. Исследование распространенного в наши дни типа женщин[97]
Усилия женщины достичь независимости, расширить круг своих интересов и поле деятельности постоянно наталкиваются на скептическую позицию, состоящую в том, что подобные усилия стоило бы прилагать только перед лицом экономической необходимости и что они противоречат врожденным особенностям женщины и ее естественным наклонностям. Соответственно об усилиях подобного рода говорится как о чем-то, не имеющем жизненно важного значения для женщины, все помыслы которой в действительности должны бы сосредоточиваться исключительно на мужчинах и материнстве, в точности так, как поется в известной песенке Марлен Дитрих: «Я знаю лишь любовь – и больше ничего».
В этой связи немедленно приходят на ум всевозможные социологические соображения, однако они слишком известны и очевидны, чтобы заслуживать обсуждения. Такое отношение к женщине, какова бы ни была его основа и как бы его ни оценивали, выражает патриархальный идеал женственности – женщины как существа, единственное желание которого состоит в том, чтобы любить мужчину и быть им любимой, восхищаться им и ему служить, а то и в чем-то копировать. Сторонники подобной точки зрения ошибочно судят по внешнему поведению о наличии внутренней предрасположенности, тогда как в действительности последнюю нельзя распознать как таковую по той простой причине, что биологические факторы никогда не проявляются в чистом, незавуалированном виде, но всегда лишь в преобразованной традицией и окружением форме. Как довольно обстоятельно показал Бриффо в недавно вышедшей книге «Матери», преобразующее воздействие «унаследованной традиции» не только на идеалы и верования, но и на эмоциональный настрой и на так называемые инстинкты невозможно переоценить[98]. Унаследованная традиция, однако, означает для женщины насильственное сокращение ее участия в решении общих задач, изначально бывшего, вероятно, очень значительным, до более узкой сферы эротизма и материнства. Соблюдение унаследованной традиции выполняет определенные функции как для общества, так и для индивида. Об их социальном аспекте мы здесь говорить не будем. Рассмотрев же их с точки зрения индивидуальной психологии, придется только упомянуть о том, что эта мыслительная конструкция временами доставляет мужчине большое неудобство, однако, с другой стороны, служит ему источником, из которого его самолюбие всегда может почерпнуть поддержку. Напротив, для женщины с ее заниженным самоуважением на протяжении веков она служит прибежищем покоя, в котором женщина избавлена от усилий и тревог, связанных с развитием других способностей и притязаний при наличии в обществе критического отношения и конкуренции. Понятно поэтому (рассуждая исключительно с социологической точки зрения), что женщины, охваченные ныне порывом к независимому развитию своих способностей, в состоянии осуществить его лишь ценой борьбы как против внешней оппозиции, так и против того сопротивления внутри себя, которое сложилось благодаря упрочению традиционного идеала, оставляющего на долю женщины исключительно сексуальную функцию.
Вряд ли было бы особым преувеличением утверждать, что в настоящее время с подобным конфликтом сталкивается каждая женщина, отваживающаяся сделать карьеру и в то же время не желающая расплачиваться за свою смелость отречением от женственности. Обсуждаемый здесь конфликт, таким образом, обусловлен изменившимся положением женщины и ограничен кругом тех женщин, которые приступают к делу, следуя своему призванию, у которых есть особые интересы и которые вообще стремятся к независимому развитию личности.
Социологическое рассмотрение проблемы позволяет в полной мере осознать существование конфликтов такого рода, их неизбежность, а также в самых общих чертах многочисленные формы их проявления и их более отдаленные последствия. Оно позволяет, к примеру, понять, как складываются установки, разнообразие которых простирается от одной крайности – полного отказа от женственности – до противоположной крайности – совершенного неприятия интеллектуальной или профессиональной деятельности.
Границы указанной области исследования очерчены следующими вопросами: почему в каждом конкретном случае конфликт принимает именно такую, а не иную форму, или почему его разрешение достигается именно таким способом? Почему некоторые женщины заболевают вследствие этого конфликта или испытывают заметную задержку в развитии своих потенциальных способностей? Какого рода предрасположенность со стороны самого индивида необходима для подобного результата? Каковы его возможные исходы? Там, где встает вопрос о судьбе отдельного человека, мы вступаем в область индивидуальной психологии, фактически психоанализа.
Наблюдения, о которых я собираюсь рассказать, навеяны не социологическим интересом; в их основе лежат некоторые вполне определенные проблемы, встретившиеся при анализе целого ряда женщин, что заставило меня подумать о наличии особых факторов, их порождающих. Настоящее сообщение основано на семи случаях из собственной аналитической практики и еще нескольких случаях, известных мне по психоаналитическим конференциям. У большинства этих пациенток вообще отсутствовали ярко выраженные симптомы, у двух наблюдалась тенденция к совершенно нетипичной депрессии, а временами – к ипохондрической тревоге; с двумя изредка случались приступы, диагностированные как эпилептические. Но в каждом случае симптомы – если только они вообще имели место – заслонялись определенными проблемами, связанными каждый раз с отношением пациентки к мужчинам и к работе. Как это часто случается, пациентки более или менее ясно ощущали, что эти трудности проистекают из их личностных особенностей.
Однако уловить, какая именно проблема стоит за этими трудностями, было отнюдь не просто. Первое впечатление фиксировало лишь то, что для этих женщин отношения с мужчинами имели огромное значение, но что им так и не удавалось установить удовлетворительные отношения на сколько-нибудь длительный срок. Либо их попытки наладить отношения оканчивались полным провалом, либо имел место ряд не более чем мимолетных связей, разорванных то ли мужчиной, то ли самой пациенткой, – связей, помимо всего прочего, часто свидетельствовавших об определенном недостатке разборчивости. Если же складывались более длительные и более глубокие отношения, они в конце концов разбивались о какую-то свойственную женщине установку или о ее поведение. Во всех упомянутых случаях имели место затруднения в работе и других видах деятельности и более или менее заметное оскудение интересов. До известной степени эти затруднения осознавались и были вполне очевидны, но часто пациентка не отдавала себе в них отчета до тех пор, пока они не извлекались на свет в процессе анализа.
И только после довольно длительной аналитической работы я поняла, что в наиболее явных случаях центральная проблема состоит не в каком-либо запрете на любовь, а в исключительном сосредоточении на мужчинах. Этими женщинами как будто овладела единственная мысль: «я должна иметь мужчину» – они словно оказались одержимы идеей, которой придавалось такое значение, что она поглощала собой любую другую мысль, так что в сравнении с ней вся остальная жизнь казалась тусклой, однообразной и никчемной. Способности и интересы, которыми обладали большинство из них, либо вообще не имели для них значения, либо утратили то значение, которое имели когда-то. Другими словами, конфликты, повлиявшие на их отношение к мужчинам, были налицо и их можно было в значительной степени ослабить, но подлинная-то проблема заключалась не в том, что любовной жизни придавалось слишком малое значение, а, напротив, в чрезмерном ее акцентировании.
В некоторых случаях сдержанность в отношении работы впервые давала о себе знать лишь в процессе анализа и продолжала нарастать, тогда как одновременно с этим отношения с мужчинами улучшались благодаря проведенному анализу тревоги, связанной с сексуальностью. Такая перемена по-разному оценивалась и пациенткой, и ее близкими. С одной стороны, перемена расценивалась как проявление прогресса, как это было в случае с отцом одной пациентки, высказавшим удовлетворение от того, что дочь в результате анализа стала столь женственной, что теперь хочет выйти замуж, утратив всякий интерес к учебе. С другой стороны, в ходе консультаций я постоянно сталкивалась с жалобами на то, что та или иная пациентка благодаря анализу добилась улучшения в отношениях с мужчинами, но зато утратила в работе прежнюю продуктивность и умения, перестала получать от нее удовольствие и теперь целиком охвачена стремлением общаться с мужчинами. Это дало пищу для размышлений. Очевидно, подобная картина могла представлять собой побочный продукт анализа, своего рода неудачу лечения. Но ведь такой исход наблюдался лишь в случае с некоторыми, а не со всеми женщинами. Какие предрасполагающие факторы обусловливали тот или иной исход? Не было ли вообще в проблеме этих женщин чего-то такого, что я упустила из виду?