Такое расхождение имеет практические последствия. Ибо, сами того не сознавая, эти женщины рассчитывают отличиться с самого начала, например стать пианисткой не упражняясь; блестяще рисовать, не имея технического мастерства; достичь успеха в науке, не слишком утруждая себя; правильно диагностировать шумы в сердце и хрипы в легких без обучения. Свою неизбежную неудачу они относят не на счет собственных нереалистических и завышенных ожиданий, а считают следствием недостатка способностей вообще. К тому же у них есть склонность бросать сразу же все, что бы они ни делали; тем самым они лишают себя возможности упорным трудом добыть те знания и умения, которые необходимы для успеха, и таким образом происходит дальнейшее расхождение между чрезмерными амбициями и недостаточной уверенностью в себе.
Ощущение неспособности достичь хоть чего-нибудь, столь же мучительное в работе, как и в эротической сфере, из которой оно происходит, как правило, удерживается с тем же упорством. Пациентка полна решимости доказать себе и другим, и больше всего психоаналитику, что она ни на что не способна, что она просто глупа или неумеха. Она отметает любые доказательства обратного и принимает каждую похвалу за коварную лесть.
Что же поддерживает эти тенденции? С одной стороны, убежденность в собственной неспособности что-либо сделать надежно предохраняет от попытки достичь чего-то стоящего и тем самым страхует от опасности проиграть в состязании. Правда, приверженность представлениям о собственной неспособности что-либо сделать оказывает такой защите гораздо меньшую услугу, чем положительное стремление, доминирующее в общей картине, а именно – стремление заполучить мужчину или, скорее, во что бы то ни стало вырвать мужчину у судьбы, причем сделать это, доказывая собственную слабость, зависимость и беспомощность. Эта «схема» всегда полностью бессознательна, но именно поэтому ей тем более упорно следуют; и то, что, казалось бы, лишено смысла, обнаруживает себя как запланированное и целенаправленное стремление к определенной цели, если рассмотреть его с точки зрения бессознательного ожидания.
На поверхности это проявляется разнообразными способами, такими, как несколько расплывчатые, но устойчивые представления, в соответствии с которыми приходится выбирать между мужчиной и работой, и что работа и независимость служат препятствием на пути к мужчине, а то и пресекают движение в этом направлении. Попытки внушить пациенткам, что подобные представления в действительности безосновательны, оставляют их совершенно равнодушными. То же самое относится к предполагаемому выбору между мужественностью и женственностью, между пенисом и ребенком. Упорство пациенток становится понятным, если рассматривать его как выражение, пусть даже неосознанное, описанной выше схемы. Одна пациентка, у которой идея, касающаяся такой альтернативы, играла заметную роль в ее сильнейшем сопротивлении всякой работе, в ситуации переноса выразила лежащее в его основе желание в следующей фантазии: выплачивая гонорар аналитику, она потратит все свои деньги и постепенно дойдет до нищеты. Анализ, однако, не поможет ей преодолеть ее пассивность в работе. Она будет лишена всех средств к существованию и не сможет зарабатывать на жизнь. Аналитику тогда придется о ней заботиться, в особенности ее первому аналитику – мужчине. Эта же пациентка пыталась уговорить аналитика запретить ей работать, настойчиво подчеркивая не только свою неспособность к работе, но равным образом сопутствующие этому вредные последствия. Когда ее убеждали заняться работой, ссылаясь на ее пригодность и компетентность, она реагировала – совершенно логично – вспышкой гнева, проистекающего из того, что ее тайный план рухнул, хотя его сознательное содержание состояло в том, что аналитик считает, будто она пригодна только для работы и хочет помешать ей развиваться как женщине.
В других случаях основное их ожидание находит свое выражение в зависти к женщине, которую поддерживает мужчина или содействует ей в работе. Сходные по смыслу фантазии встречаются в изобилии, фантазии о том, как получают от мужчины поддержку или подарки, детей или сексуальное удовлетворение, духовную или моральную поддержку. Соответствующие орально-садистские фантазии дают о себе знать во сне. В двух случаях пациентки вынуждали самого отца поддерживать их, демонстрируя ему свою неспособность делать что-либо самим.
В целом их установка сохраняется неизменной в динамическом отношении, пока она остается в рамках их тайного ожидания, действующего следующим образом: если я не в силах обрести любовь отца – то есть мужчины – естественным путем, я вырву ее посредством беспомощности. Это как бы магический призыв к состраданию. Поэтому функция подобной мазохистской установки – быть невротически искаженным средством достижения гетеросексуальной цели, которой, как считают пациентки, они не могут достичь никаким иным способом[104].
Проще говоря, можно утверждать, что решение проблемы, связанной с ощущением пациенток, что им трудно работать, заключается в том, что они не способны заинтересоваться работой. На самом деле выражение «трудно работать» не отражает сути дела в должной мере, ибо в большинстве случаев выявляется их полная духовная бесплодность. Цели по-прежнему зафиксированы в эротической сфере, существующие в ней конфликты переносятся на область деятельности, и в конце концов незаинтересованность в работе сама превращается в инструмент, с помощью которого стараются вынудить любовь хотя бы окольным путем через проявления сочувствия или нежной заботы.
Поскольку работа для таких пациенток не только с неизбежностью остается непродуктивной и не приносящей удовлетворения, но и начинает их по-настоящему тяготить, их – вторичным образом – с удвоенной силой отбрасывает назад в эротическую сферу. Этот вторичный процесс можно запустить в действие с помощью личного сексуального опыта, например, путем замужества, как, впрочем, и с помощью других подобных событий в окружающем мире. Это может служить объяснением того, что, как уже упомянуто, анализ тоже способен стать возбуждающим фактором, а именно когда аналитик, неверно оценив действительное положение вещей, с самого начала делает упор на сексуальную сферу.
С возрастом трудности, естественно, становятся еще заметнее. Девушка легко утешается после эротических неудач и уповает на лучшую «долю». Экономическая независимость, по крайней мере в среднем классе общества, не является такой уж настоятельной проблемой. А сужение круга интересов не так уж сильно дает о себе знать. С возрастом, где-то ближе к тридцати, продолжающиеся неудачи в любви начинают восприниматься как фатальная неизбежность, тогда как возможности удовлетворительных взаимоотношений мало-помалу становятся все более призрачными, главным образом, по внутренним причинам: это и растущая неуверенность в себе, и замедление общего развития, а отсюда и неспособность достичь обаяния, свойственного зрелым годам. К тому же чем дальше, тем больше начинает тяготить экономическая зависимость. И наконец, пустота в сфере деятельности и достижений ощущается все в большей степени, поскольку с возрастом и самим человеком, и окружением все больший упор делается именно на достижения. Жизнь все больше кажется лишенной смысла, и мало-помалу появляется ощущение горечи, потому что эти люди неизбежно все больше и больше запутываются в двойном самообмане. Они думают, что могут быть счастливы только в любви, тогда как при их складе они никогда таковыми не будут; с другой стороны, их вера в свои способности все убывает.
Каждый читатель, по всей вероятности, отметит, что изображенный здесь тип женщины часто встречается в наши дни, во всяком случае в интеллектуальных кругах среднего класса, хотя, быть может, и не в столь ярко выраженной форме. В самом начале я высказала мнение, что это в значительной мере обусловлено социальными причинами, заключающимися в сужении сферы социальной деятельности для женщин. Тем не менее в описанных здесь случаях отчетливо проступает особая невротическая усложненность как следствие неудачного индивидуального развития.
Такое описание могло бы создать впечатление, будто два класса сил – социальных и индивидуальных – отделены друг от друга. Конечно же, это не так. Мне представляется, что в каждом случае можно показать, что такой тип женщины мог сложиться исключительно на основе индивидуальных факторов, но я полагаю, что его распространенность объясняется тем, что в данных социальных условиях достаточно даже небольших затруднений в личностном развитии, чтобы подвигнуть женщин развивать в себе подобный тип женственности.
Статья 13. Проблема женского мазохизма[105]
Интерес к проблеме женского мазохизма выходит далеко за пределы медицинской и психологической сфер, поскольку, по крайней мере для тех, кто изучает западную культуру, эта проблема затрагивает сами основы оценки женщин с культурных позиций. Факты, похоже, свидетельствуют о том, что в нашей культуре мазохистские феномены встречаются у женщин чаще, нежели у мужчин. Существуют два подхода к объяснению этого наблюдения. Первый представляет собой попытку выяснить, не присущи или не родственны ли мазохистские тенденции самой природе женщины. Второй – попытку оценить роль социальных условий в развитии специфических для пола особенностей, способствующих распространению мазохистских тенденций.
В психоаналитической литературе – если взять воззрения Радо и Дойч как особо показательные – проблема рассматривалась только с точки зрения на женский мазохизм как на психическое последствие анатомического различия между полами. Психоанализ, таким образом, предоставлял свой научный инструментарий для поддержки теории исконного родства между мазохизмом и биологией женщины. Возможность социальной обусловленности с психоаналитической точки зрения пока еще не рассматривалась.
Задача настоящей статьи – содействовать попыткам определить соотношение биологических и культурных факторов в этой проблеме, тщательно проверить надежность имеющихся на этот счет психоаналитических данных и поднять вопрос, можно ли использовать психоаналитические знания для исследования возможной связи этого явления с социальными условиями.