Но и история, и наука ставят это под сомнение. В 2016 году, нарушив клятву хранить молчание, данную 66 лет назад, 105-летняя секретарь Йозефа Геббельса сказала: «Сегодня люди говорят, что они бы выступили против нацистов, — и я верю, что они искренни, но, поверьте, большинство из них не сделали бы этого»[256]. Йозеф Геббельс был министром пропаганды Третьего рейха во времена Гитлера, и он способствовал разжиганию войны нацистами. Геббельс упростил осуществление действий, считавшихся почти во всем мире злом; когда стало ясно, что Вторая мировая война проиграна, покончил с собой вместе с женой, предварительно убив своих шестерых детей — отравив их цианистым калием.
Чудовищные поступки, совершаемые людьми, ведомыми идеологией, — это одно, но соучастие «обычных» немцев в холокосте оказалось за пределами чьего-либо понимания. Ученые решили исследовать, как можно было вовлечь в кошмар все население страны. Милгрэм придумал свои знаменитые эксперименты (о которых я уже рассказывала в главе 3) после суда 1961 года над одним из ответственных за принятие «окончательного решения»[257] оберштурмбаннфюрера СС (подполковника) Адольфа Эйхмана, который прославился тем, что заявил, будто «всего лишь исполнял приказы», когда отправлял евреев на смерть, — впрочем, как и другие высокопоставленные нацисты в ходе Нюрнбергского процесса несколькими годами ранее. «Могло ли произойти так, что Эйхман и его миллион пособников в холокосте всего лишь следовали приказам? — задался вопросом Милгрэм. — Можем ли мы всех их называть пособниками?»[258]
Кто входил в этот «миллион пособников»? И был ли это только лишь миллион? Обсуждая сложности жизни в нацистской Германии, мы должны выделить разные модели поведения, позволившие тем тяжким преступлениям осуществиться. Среди тех, кто допустил холокост, самую большую группу составили наблюдатели: те, кто не поверил в идеологию, не состоял в нацистской партии, но видел зверства или знал о них и никак не вмешался. Наблюдатели были не только в Германии, но и во всем мире.
Затем идут те, кто поддался пламенным речам, рассудил, что этнические чистки помогут сделать мир лучше, и действовал в соответствии с убеждениями. Наконец, были и те, кто не верил в нацистскую идеологию, но не видел другого выбора, кроме как присоединиться к партии, или полагал, что это решение даст личные преимущества. Часть тех, кто вел себя несоответственно своим убеждениям, «исполняя приказы», убивали других, но многие действовали не напрямую: они были администраторами, пропагандистскими авторами или заурядными политиками, но не непосредственно убийцами.
Милгрэма более всего интересовал последний из всех этих типажей, он хотел понять, «как обычные граждане могли вредить другому человеку лишь потому, что им так приказали»[259]. Стоит кратко напомнить о методике, описанной в главе 3: участников эксперимента попросили бить током человека (как они полагали, другого добровольца, сидящего в смежной комнате), усиливая удары, как им казалось, вплоть до того, что убивали его[260].
Эксперименты Милгрэма, возможно, заезженная тема в популярных психологических книгах, но я привожу их здесь, потому что они коренным образом изменили взгляд ученых и многих других людей на человеческую способность к соглашательству. Эти эксперименты и их современные версии демонстрируют мощное влияние, которое оказывают на нас фигуры власти. Но эти исследования критиковали. За то, что они были слишком реалистичными, и за то, что они были недостаточно реалистичными. С одной стороны, некоторые участники могли быть травмированы реализмом происходящего, поверив, что убили кого-то. С другой стороны, отдельные испытуемые могли догадаться, что боль была ненастоящая, учитывая, что они участвовали в эксперименте, и, возможно, зашли дальше, чем стали бы в настоящей жизни.
Чтобы преодолеть эти проблемы, исследователи несколько раз пытались частично воспроизвести эксперименты Милгрэма и преуспели в этом: всякий раз они получали схожие результаты в области подчинения авторитету[261]. Если вы думаете, что сегодня мы уже усвоили урок и способны лучше сопротивляться опасным инструкциям, к сожалению, вы ошибаетесь.
По данным нейроученого Патрика Хэггарда, частично повторившего эксперимент Милгрэма в 2015 году, люди, которых проинструктировали соответствующим образом, были более склонны бить током (и они не притворялись) другого участника[262]. «Из результатов следует, что те, кто подчиняется приказам, могут в действительности ощущать себя менее ответственными за исход своих поступков: они не просто утверждают, что чувствуют меньше ответственности. Люди, похоже, некоторым образом дистанцируются от последствий, когда подчиняются инструкциям»[263]. Понимание кажущейся безграничной повинуемости властям и соглашательства может объяснить масштабные катастрофы, но никогда не должно оправдывать их.
Нам следует быть осторожными и не делегировать свою нравственность внешним источникам, мы должны противостоять властям, которые требуют от нас или поощряют нас делать то, что кажется неуместным. В другой раз, когда от вас будут ждать, что вы поступите так, как представляется неправильным, подумайте об этом и рассудите, сочли бы вы это уместным, если бы вам никто не приказывал. Схожим образом всякий раз, когда вы понимаете, что соглашаетесь с культурой, которая сильно ухудшает положение избранной группы людей, выскажитесь и сопротивляйтесь желанию совершить то, что делают все.
Но вернемся к соглашательству. Поскольку подобный опыт может показаться абстрактным, я хочу обсудить соглашательство иного рода. Оно касается системного угнетения целой группы людей. Людей, которым не дают тех же прав, того же уважения, той же оплаты труда. Пора поговорить о разрушительных эффектах соучастия в женоненавистничестве.
В отличие от людей с разными сексуальными отклонениями, любителей фетишей и сексуальных фантазий, о которых мы уже поговорили, те, кто совершает изнасилования, не имеют парафилии. Мы отпускаем непристойные комментарии, лапаем или насилуем других (и совершаем огромное число иных сексуальных посягательств) не потому, что нас изначально возбуждает такое поведение. Нет. Сексуальные посягательства происходят как минимум отчасти потому, что кто-то из нас придерживается фундаментальных взглядов, которые разделяет большая часть нашего общества, и они подразумевают, что это приемлемые, понятные или как минимум терпимые поступки. Мы как общество поддерживаем набор женоненавистнических ценностей, опасных и порочных.
Все мы помогаем делать из мужчин сексуальных хищников.
Все мы виноваты, хотя кто-то из нас виноват больше. Как так? Все начинается с малого, с повседневного сексизма, создающего устойчивую культуру объективации, домогательств и сексуальных посягательств. Женщины и мужчины в равной мере вовлекаются в серию поступков, в результате которых плохое обращение с женщинами кажется нормой.
Когда мы сначала говорим женщине, что она привлекательна, и только потом, что она интересна или умна. Когда мы смеемся на работе над шуткой, подразумевающей, что Сьюзи — шлюха или что Аманда — стерва. Когда мы злимся, если женщина не собирается спать с нами, и зовем ее «динамо». Когда полагаем, что женщины не хотят секса и мужчины должны уговаривать их. Когда раздражаемся, что женщина отправила нас во френдзону. Когда считаем, что оплата ужина, напитка или подарка означает, что нам полагается секс.
Но как все это может вести к изнасилованию? Общество учит мужчин, что косметика на наших лицах — ради них. Что одежда, которую мы носим, предназначена для них. Что наши тела — для них.
Убеждения, которые часто называют мифами об изнасиловании, могут предшествовать сексуальным посягательствам, и они тщательно изучались. В 2011 году Сара Макмэхон и Лоуренс Фармер создали шкалу принятия мифов об изнасиловании, в список которых вошли как явные, так и скрытые мифы[264]. Ученые выделили четыре главные категории таких мифов: 1) жертва сама напросилась; 2) насильник не хотел этого; 3) это было не изнасилование; 4) жертва лгала. Все они призваны объяснить поведение насильников и перенести хотя бы часть их вины за поступок на жертву.
Одна из моих любимых иллюстраций распространенности мифов об изнасиловании в обществе — исследование Миранды Хорват 2011 года[265]. Она решила проверить, не «нормализуют ли мужские журналы крайние сексистские взгляды, представляя их как общепринятые». Для этого ученые показали респондентам цитаты из таких изданий и цитаты из интервью с осужденными насильниками. Специалисты хотели выяснить, смогут ли люди различить эти фразы и насколько приемлемыми они их сочтут.
А вообще, давайте протестируем вас. Пришло время поиграть в «Мужской журнал или насильник?»:
1. «Ты же не хочешь быть пойманным с поличным. иди и трахни ее на скамейке в парке. Я так делал».
2. «Меня часто бесит в девушках то, что они динамят. Заводят мужика, а потом резко отказывают».
3. «Девушки сами напрашиваются, когда носят эти мини-юбки и шорты. они просто показывают свое тело. Понимают они это или нет, но они говорят: “Эй, у меня красивое тело, оно будет твоим, если ты захочешь”».
4. «Тушь, размазанная по твоим щекам, означает, что ты плакала, и, возможно, это твоя вина. но ты можешь оживить свою убогую красоту знакомыми движениями туда-сюда».
Сможете различить? У участников это получалось чуть лучше, чем наугад: журналы для парней они распознали в 56,1% случаев, речь осужденных насильников — в 55,4%. И мой любимый (или самый неприятный) вывод авторов: «Участники посчитали цитаты из мужских журналов более оскорбительными для женщин, чем фразы осужденных насильников». Верно, убеждения, которые высказывались в прессе, в целом звучали хуже, чем слова настоящих преступников. По мнению авторов, из этого следует, что «большая часть материалов мужских жу