София долго молчала, переваривая информацию. Её персона стала непроницаемой, майя затвердела, как древняя броня.
— Это объясняет многое, — наконец сказала она. — И делает нашу ситуацию гораздо опаснее, чем я предполагала. Если то, что атакует нас, каким-то образом связано с теориями Синаптика, мы имеем дело не просто с искажением реальности, а с преднамеренной попыткой трансформировать саму структуру майи.
Она не закончила фразу, но Аврора почувствовала, как холодок страха пробежал по её спине.
— Что нам делать? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал профессионально, без дрожи, хотя каждая клетка её личины вибрировала от напряжения.
София выпрямилась, и на мгновение Аврора увидела в ней не просто психомодератора, а воина — древнего и непреклонного.
— Мы найдём источник и нейтрализуем его, — её голос звучал как приговор, произнесённый на языке, который понимает сама материя мироздания. — Но будь готова к тому, что следующие проявления будут направлены именно на тебя. На твои страхи. На твою любовь к Декарту.
Она положила руку на плечо Авроры, и этот жест, такой человеческий, такой неожиданный от вечно сдержанной Софии, придал девушке странную уверенность.
— И помни, что бы ты ни увидела, что бы ни услышала — это не реально. Это конструкция разума, пытающегося манипулировать тобой. Настоящая реальность где-то там, за пределами этого кошмара. И мы вернемся в неё.
Аврора кивнула, чувствуя, как внутри неё поднимается волна решимости — густая и тёплая, как кровь, которая начинает быстрее бежать по венам. Не просто выжить, но и победить. Победить страх, победить искажения, победить того, кто играет их жизнями, словно шахматными фигурами. Это новое чувство удивило её саму — после всего пережитого она ожидала найти в себе лишь истощение и ужас, но вместо этого обнаружила стальное ядро, о существовании которого не подозревала.
Память услужливо подсунула ей воспоминания о первых минутах и часах в этом месте. Как металась между надеждой и отчаянием, не зная, что реально, а что нет. Тогда она была просто напуганной девчонкой, потерявшей контроль над ситуацией, забывшей всю свою подготовку.
"Но теперь всё иначе," — напомнила она себе. Теперь пора вспомнить свои тренировки, годы академии, всё, чему её учили в “Обсерватории синхронизации сознаний”. Даже если страх ещё живёт внутри, холодной змеёй свернувшись в животе, она не позволит ему управлять собой.
Каким бы ни был источник этого кошмара, она была психомодератором. Семь лет обучения, тысячи часов практики, но по-настоящему... по-настоящему она никого ещё не спасла. Да, в отчетах значились "сотни исцелённых разумов", но это были контролируемые сеансы, где рядом всегда находился куратор, готовый вмешаться при малейшем отклонении от протокола. Она "проходила через лабиринты чужих травм" — на тренажерах с заранее прописанными сценариями. "Распутывала узлы застарелых фобий" — под бдительным наблюдением преподавателей, с возможностью в любой момент прервать симуляцию. "Возвращала людям цельность" — в тщательно отфильтрованных случаях, где риск был минимальным.
Она знала, что такое настоящее безумие — в теории. Изучала его симптомы по учебникам, анализировала записи реальных случаев, слушала лекции о том, как оно тихо и методично пожирает личность изнутри. И ей казалось, что она умеет с ним работать, ведь на экзаменах и зачётных сессиях получала высшие баллы. Всё было гладко и понятно — в симуляциях, в лабораторных условиях, за стенами академии. Но там, если что-то шло не так, можно было просто нажать кнопку "Стоп" и начать заново.
Здесь кнопки "Стоп" не было.
И всё же в ней горел тот самый юношеский максимализм выпускницы, уверенной, что сумеет применить все теоретические знания на практике. Что между учебной аудиторией и реальным полем боя — лишь тонкая грань, которую она преодолеет одним прыжком. Максимализм, который шептал ей: "Ты справишься, ведь ты же училась, готовилась, знаешь всё необходимое".
Другой же внутренний голос шептал: “А что, если у тебя не получится, и вы все застрянете здесь навсегда?" Аврора глубоко вдохнула, признавая свои сомнения, но не позволяя им захватить себя. Нет, она не была на сто процентов уверена в успехе. Да, страх всё ещё жил в ней. Но она знала, что сделает всё возможное, чтобы преодолеть его — ради себя, ради Софии, ради всех застрявших здесь людей.
И если ей придётся столкнуться с призраками своего прошлого — что ж, так тому и быть. Образ Декарта мелькнул перед внутренним взором — таким, каким она видела его здесь: искажённым, холодным, с тенью безумия во взгляде. Это зрелище до сих пор вызывало тревогу и внутренний диссонанс.
Ведь настоящий Декарт, её любимый, сейчас должен быть дома. Возможно, читает на их широком диване, или готовит чай с бергамотом, или работает в своём кабинете над очередной теорией. Между ними всё хорошо — не идеально, конечно, но когда в отношениях бывает идеально? Да, в последнее время он стал более замкнутым, иногда подолгу молчит, смотря в одну точку, иногда слишком увлечённо говорит о теориях, используя термины, которые она не всегда понимает. Но это временно, она верит в это. Просто сложный период, просто стресс на учебе. Они справятся, как справлялись всегда.
Поэтому видеть здесь этот жуткий, искажённый образ человека, которого она любит, было особенно странно и болезненно. Словно кто-то взял знакомую персону и исказил ее, сохранив узнаваемые черты, но извратив саму её суть.
"Я справлюсь", — подумала она. — "Я буду помнить, что это не он. Настоящий Декарт ждёт меня там, снаружи. И когда я вернусь, мы разберёмся со всеми проблемами вместе."
Она глубоко вдохнула, чувствуя, как в груди что-то сжимается от этой мысли, но вместе с тем появляется решимость действовать.
Вместе с Софией они двинулись к выходу из центра, каждый шаг давался с отчётливой ясностью — словно на мгновение исчезло всё лишнее, и осталась только цель и путь к ней. Они готовились шагнуть в город, который существовал лишь как проекция чьего-то воспалённого восприятия. Аврора представила, как будет выглядеть этот мир — искажённая геометрия улиц, где углы никогда не равняются девяноста градусам, тени от объектов, падающие в неправильную сторону, время, текущее рывками, как плохо отрегулированный механизм. Переплетение снов и кошмаров, застывших в материи реальности — мир, который был бы невозможен, если бы не находился в пузыре измененного восприятия.
Мысль о том, чтобы войти туда добровольно, вызвала дрожь, пробежавшую по майе, но Аврора подавила её усилием воли. В конце концов, они входили в персональный ад существа, чей разум давно утратил связь с истинной реальностью. И этот ад, как ни странно, мог стать для них спасением — ведь только в сердце лабиринта они найдут его создателя.
Пальцы Авроры сжались в кулак, ногти впились в ладонь, оставляя маленькие полумесяцы на майе — физическая боль, якорь в реальности, напоминание о том, кто она и зачем здесь. Софию, казалось, не беспокоила предстоящая экспедиция. Её глаза смотрели вперёд, уже видя путь сквозь лабиринт иллюзий, созданный тем, кто скрывался под именем мистера Локтингейла.
"Кто бы ты ни был, — мысленно обратилась Аврора к неизвестному архитектору кошмара, — я иду за тобой. И я не сдамся, пока не верну нас обратно в реальный мир". В ней пылал юношеский максимализм — то же самое обманчивое чувство всемогущества, что когда-то заставляло её верить в абсолютные решения и неизбежность победы добра. Эта вспыхнувшая уверенность могла в любой момент разбиться о скалы неизвестной опасности, рассыпаться, как хрупкое стекло под ударом молота реальности. Глубоко внутри Аврора это понимала, но сейчас позволила себе этот огонь решимости — потому что без него не было бы сил сделать даже первый шаг в окружающий их ночной кошмар.
Глава 3.1. Разум.
Капсулобус мягко остановился возле его дома — неприметного здания функциональной архитектуры, чье майя-покрытие в ночное время имитировала спокойную пульсацию глубокого синего цвета. Декарт вышел из транспортного модуля и поднял глаза к своему окну на седьмом этаже. Там было темно.
Он уже хотел войти в подъезд, когда его нейрофон завебрировал, сигнализируя о входящем сообщении. Декарт активировал приём, и перед его внутренним взором появился текст от Авроры:
"Завтра открывается "Зал Мнемозины" в восточном секторе между вторым и третьим городским кольцом. Ты упоминал, что интересуешься когнитивными технологиями. Составишь компанию? ~А."
Декарт не относил себя к спонтанным людям. Его график обычно был расписан на недели вперёд — исследования, самообразование, тренировки ментальных способностей. Отклонения от плана были редкостью.
"Зал Мнемозины" — новый развлекательный комплекс под покровительством титаниды памяти... Он действительно слышал о нем: уникальные игры и симуляции, направленные на улучшение мнемонических способностей через развлечение. С научной точки зрения, это представляло определенный интерес.
Однако он понимал, что не только академический интерес заставляет его сердце биться быстрее при мысли о новой встрече с Авророй.
"С удовольствием. Во сколько?" — ответил он, удивляясь своей готовности.
Зал Мнемозины оказался впечатляющим пространством, чьё майя-покрытие создавало видимость полупрозрачной конструкции, напоминающей гигантский кристалл, встроенный в склон искусственного холма. Внутри пространство разделялось на десятки уровней и секций, соединенных полупрозрачными спиральными лестницами и парящими мостиками, словно застывшими в воздухе потоками воды.
Декарт прибыл первым и ожидал на широкой платформе у входа, наблюдая за посетителями. Публика была разнообразной — от подростков с нестабильными, мерцающими майя-оболочками до пожилых людей со старомодными, но изысканными модификациями. От граждан с базовым рейтингом, чьи майи едва заметно мерцали белым, до элитных специалистов, окруженных золотистым ореолом высшего статуса.