К сожалению, в отличие от Соединенных Штатов, в Германии эта проблема еще не получила адекватной научной разработки. Относительно небольшая группа людей, ведущих психологическую терапию в стране, вопреки международному опыту, результатам расследований и научным знаниям, придерживается мнения о том, что крупные, чрезвычайно влиятельные сатанистские группы, более секретные, чем все секретные службы в мире, систематически совершают ритуальные насильственные акты в отношении детей, сознательно и намеренно порождают в них диссоциативные расстройства идентичности и превращают их в контролируемых марионеток с помощью так называемого программирования. Я слышала заявление одного психотерапевта, работающего в Германии, о том, что спустя большое количество терапевтических сеансов она «отработала» переживания «сатанинского ритуального насилия» у своего клиента. Та же терапевт сообщила, что после повышения квалификации, в ходе которого она получила соответствующие знания о сатанинском ритуальном насилии и о способах его предполагаемого выявления, у нее на лечении уже побывало несколько клиенток, состоявших в некоей сатанинской преступной организации, якобы активной уже в течение нескольких поколений. Хотя в мире нет ни результатов расследований, ни надежных, достоверных научных результатов, которые даже отдаленно подтверждали бы такие высказывания, именно это отсутствие доказательств используется в качестве псевдообоснования того, насколько хорошо скрываются эти организации. Это типичная аргументация сторонников теории заговора: отсутствие по-настоящему правдоподобных, достоверных свидетельств глобального заговора интерпретируется как свидетельство успеха предполагаемого заговора. История о неосмотрительно вызванных ложных воспоминаниях и их порой разрушительных последствиях пока еще далека от завершения.
В начале 1980-х проблема инициации ложных воспоминаний не имела широкого распространения и не считалась причиной ошибочной терапии. Если учесть научные разработки и эмпирические данные последующих лет, становится более чем очевидно, почему заявление Кристи Даунс против матери до сих пор рассматривается многими экспертами со скептицизмом. С моей точки зрения, показания девочки не играют такой решающей роли, как это было во время суда над Дианой Даунс. По моей оценке, совокупность косвенных улик против Дианы «весит» гораздо больше, чем отдельно взятое заявление Кристи, которое может быть как правдивым, так и ошибочным воспоминанием.
Если принять во внимание вышеупомянутые открытия и опыт изучения феномена памяти, становится понятным, почему известный исследователь доктор Ира Хайман спустя четырнадцать лет после окончания судебного разбирательства критически оценивает происхождение заявлений Кристи, которые негативно повлияли на приговор ее матери. После просмотра материалов дела Хайман письменно излагает свою точку зрения. Среди прочего он говорит о том, что есть «причины сомневаться в достоверности воспоминаний Кристи, поскольку ей более полугода задавали наводящие вопросы о произошедшем». Относительно последствий инсульта доктор Хайман дает следующее пояснение: «Проблемы в общении, которые испытывала Кристи, наглядно видны из отчетов… По сути, она ограничивалась короткими высказываниями и не могла говорить полными предложениями. Это наводит на подозрения, поскольку для того, чтобы получить хоть какую-то информацию, ее интервьюеры вынуждены были задавать больше вопросов, в том числе требующих ответа „да“ или „нет“. Такие вопросы могут быть в значительной мере наводящими, особенно когда их задают неоднократно. Кроме того, ее скупые ответы способствовали тому, что интервьюеры, с большой вероятностью, интерпретировали ее утверждения в соответствии с уже имеющимися у них предположениями. Простые краткие ответы на сложные вопросы вряд ли можно считать полностью однозначными. В этом случае слушающий вынужден интерпретировать то, что, по его мнению, имеет в виду этот человек».
Что касается детского психолога, который проработал с Кристи несколько месяцев, доктор Хайман пишет: «Когда его спросили об особенностях памяти, доктор Петерсон ясно дал понять, что, по его мнению, более глубокие воспоминания присутствуют всегда и клиент может вернуться к ним позже. Это контрастирует с большинством исследований памяти, которые показывают, что воспоминания можно изменить и что, как только это происходит, человеку становится трудно, если не сказать невозможно, отличить настоящие воспоминания от ложных». В целом Хайман делает следующее заключение: предположение детского психолога о том, что преступницей была мать, в сочетании с его версией, согласно которой девочка, должно быть, сохранила это событие где-то в своей памяти, могло непреднамеренно повлиять на Кристи в ожидаемом им направлении.
Его последние соображения по этому делу выявляют проблему мнемической функции человеческой памяти, которой психологи, следователи и юристы, среди прочих, активно занимаются по сей день:
«Прочитав материалы дела, я склонен полагать, что Кристи подвергалась влиянию задаваемых ей вопросов и суггестий. Кристи неоднократно спрашивали, стреляла ли ее мать в нее и младших детей. Это происходило во время полицейских допросов и многочисленных терапевтических бесед с доктором Петерсоном, длившихся на протяжении шести месяцев. Повторение вопросов о произошедших событиях приводит к тому, что дети неверно о них вспоминают. Кроме того, тема бесед, которые велись с девочкой, практически не меняется. Нет необходимости воссоздавать воспоминания о событии в целом. Все и так знают, что была стрельба. Беседы касаются только одного аспекта: человека, который стрелял в Кристи и ее брата с сестрой. Неоднократно повторяющиеся вопросы о стрельбе задавались параллельно с обсуждением характера мисс Даунс. Полиция и доктор Петерсон задавали вопросы о ней, об оружии и видах наказания. Кристи, по-видимому, сказали, что ее мать находится под подозрением, и она, вероятно, видела выпуски новостей. Такая информация может провоцировать ложные воспоминания, которые подкрепляются описанными выше особенностями личности матери».
Доктор Хайман также отмечает, что события, произошедшие в условиях повышенного психологического напряжения, бывает иногда труднее восстановить в памяти. Поскольку стрельба стала для Кристи крайне эмоциональной ситуацией, уже одно это могло привести к ухудшению памяти. Кроме того, ночью ребенок, пристегнутый на заднем сиденье автомобиля, не мог видеть все отчетливо, что также является вероятной причиной искаженного восприятия событий. Наконец, доктор Хайман указывает на то, что всегда огорчает в контексте уголовных преступлений и ограничивает пределы возможного с научной точки зрения: «К сожалению, я не знаю, как отличить истинные воспоминания от ложных. Кристи могла запомнить событие именно так, как оно произошло. Или же она создала воспоминание, основываясь на личном опыте и в качестве реакции на вопросы и суггестии, повторявшиеся на протяжении полугода».
На сегодняшний день показания Кристи Даунс в суде остаются одним из самых спорных аспектов дела. С тех пор исследования того, как функционирует человеческая память, а также анализ заявлений, сделанных в суде, претерпели значительные изменения. Но, даже располагая сегодняшними ресурсами, оценить показания Кристи Даунс было бы непросто. Центральной проблемой здесь являются обстоятельства, при которых девочка делала свои заявления. Доктор Хайман уже подвергнул критике этот аспект. В наши дни, в идеале, необходимо было бы предпринять гораздо больше мер предосторожности, чтобы свести к минимуму возможность фальсифицировать воспоминания перед дачей показаний. При оценке показаний в суде не может быть абсолютной уверенности в их истинности, но сегодня существуют научно обоснованные методы, которые во многих случаях можно использовать для этих целей. Такая оценка является обязанностью квалифицированных профессиональных специалистов, которые в своей работе руководствуются этими методами. В рамках проведенного мной интервью я попросила опытного специалиста по оценке достоверности, доктора Сюзанну Кордес-Вельцель, описать свою профессиональную деятельность. То, чем она занимается, — это не магия или ясновидение, но замечательный пример того, какую пользу приносят прикладные научные знания[4].
Забудет ли женщина грудное дитя свое…
Из всех преступлений, перечисленных в своде законов, лишь побег из тюрьмы свидетельствует о здоровом отношении к обществу.
Громкое судебное разбирательство заканчивается ровно через четыре недели после первого судебного заседания — 7 июня 1984 года. Диану признают виновной по всем пунктам обвинения и приговаривают к пожизненному заключению плюс пятьдесят лет. Вынося приговор, судья упоминает о своей внутренней борьбе между попыткой оставаться объективным и эмоциями, которые возникли у него во время судебного процесса. Мощный эмоциональный стресс, который Диана испытала во время и после оглашения приговора, очередной раз активировал ее удивительную способность абстрагироваться от истинной реальности и создавать для себя альтернативную. Она утверждает, что пробудет в тюрьме всего несколько месяцев или в худшем случае лет, в течение которых она будет учиться и готовить себя к будущей жизни. После освобождения она заберет детей, и все будет хорошо. Женщина не может или не хочет осознавать серьезность своего положения. Ровно через десять дней после оглашения приговора у нее рождается младшая дочь. Диана, услышав выводы прокурора о том, что она заменяет мертвых детей новыми, отказывается от первоначальной идеи назвать девочку Чарити Линн. Вместо этого она дает ребенку имя Эми Элизабет. Диана знает, что не может оставить ребенка. Ей разрешается провести с дочерью всего несколько часов после родов. Она в восторге от малышки и настаивает на том, что однажды этот ребенок снова будет с ней. Диана хочет, чтобы за Кристи, Дэнни и Эми присматривали ее родители, до тех пор, пока она якобы не освободится. Но служба опеки решает иначе.