in flagrant[75]». На следующий день она начинает: «Мне было очень стыдно, что я вам так глупо ответила. Вы, конечно, должны были счесть меня совершенно необразованным человеком, постоянно путающим иностранные слова. Я хотела сказать en passant[76]». Тогда мы еще не знали, откуда она взяла неправильно употребленное иностранное слово. Но в тот же день она сообщила, что вчерашнее воспоминание вдохновлено некоей темой, в котором главную роль играл пойманный с поличным. Ошибка прошлого дня таким образом предвосхитила неосознанное еще в то время воспоминание.
ж) Относительно другой пациентки мне пришлось в ходе анализа высказать предположение, что в то время, о котором у нас шел разговор, она стыдилась своей семьи и сделала своему отцу упрек, нам еще неизвестный. Она ничего такого не помнила и считала это вообще неправдоподобным. Разговор о ее семье, однако, продолжился, и она сделала такое замечание: «Одно нужно за ними признать, – это все-таки необычные люди: sie haben alle Geiz[77]». И таков был действительно тот упрек, который она вытеснила из своей памяти. Что при обмолвке прорывается как раз та идея, которую хотелось бы подавить, – явление общее (сравните со случаем Vorschweiri). Разница лишь в том, что у Мерингера говоривший субъект хотел подавить нечто известное ему, в то время как моя пациентка не сознает подавляемого или, выражаясь иначе, не знает, что она нечто подавляет и что именно она подавляет.
з) «Если вы хотите купить ковры, идите к Кауфману на Матеусгассе. Я думаю, что смогу вас там отрекомендовать», – сказала мне одна дама. Я повторяю: «Стало быть у Матеуса… Я хотел сказать, у Кауфмана». На первый взгляд, это простая рассеянность: я поставил одно имя на место другого. Под влиянием того, что мне говорила дама, я действительно проявил некоторую рассеянность, так как она направила мое внимание на нечто другое, что было для меня несравненно важнее, чем ковры. На Матеусгассе находится дом, в котором жила моя жена, когда она еще была моей невестой. Вход в дом был с другой улицы, и теперь я заметил, что название этой последней я забыл; восстановить его пришлось окольным путем. Имя Матеуса, на котором я остановился, послужило мне заместителем позабытого названия улицы. Оно более пригодно для этого, чем имя Кауфмана, так как употребляется только для обозначения лица – в противоположность слову Кауфман (Kaufmann – купец); забытая же улица названа также по имени лица – Радецкого.
и) Следующий случай я мог бы отнести к категории «ошибок», о которой будет речь ниже; привожу его, однако, здесь, потому что звуковые соотношения, на основе которых произошла замена слов, выступают в нем с особенной наглядностью. Пациентка рассказывает мне свой сон. Ребенок решился покончить с собою посредством укуса змеи; он приводит это в исполнение; она видит, как он бьется в судорогах и так далее. Предлагаю ей найти повод для этого сна в том, что она пережила накануне. Она тотчас же вспоминает, что вчера вечером слушала популярную лекцию об оказании первой помощи при змеином укусе. Если укушены одновременно ребенок и взрослый, то в первую очередь надо оказать помощь ребенку. Она вспоминает также, какие указания дал лектор о мерах, которые надо принять. Многое зависит от того, сказал он, какой породы укусившая змея. Я перебиваю ее и спрашиваю, не говорил ли он о том, что в наших краях очень мало ядовитых пород и каких именно следует опасаться. – «Да, он назвал гремучую змею (Klapperschlange)». Я улыбаюсь, и она замечает, что сказала что-то не так. Однако она не исправляет название, а берет всё свое заявление обратно: «Да, такой ведь у нас нет; он говорил о гадюке. Каким образом пришла мне на ум гремучая змея?» Я подозревал, что это произошло вследствие примешавшихся сюда мыслей, скрытых за ее сном. Самоубийство посредством змеиного укуса вряд ли может иметь другой смысл, кроме указания на Клеопатру[78]. Значительное звуковое сходство обоих слов (Kleopatra и Klapperschlange), совпадение букв kl-, -p- и -r-, следующих в одном и том же порядке и повторение той же буквы -а- с падающим на нее ударением было совершенно очевидно. Связь между именами Klapperschlange и Kleopatra ограничивает на минуту способность суждения моей пациентки, и благодаря этому утверждение, будто лектор поучал венскую публику о том, какие меры принимать при укусе гремучей змеи, не показалось ей странным. Вообще же она знает столь же хорошо, как и я, что гремучие змеи у нас не водятся. Если она и перенесла, не задумываясь, гремучую змею в Египет, то это вполне простительно, ибо мы привыкли сваливать все неевропейское, экзотическое, в одну кучу, и я сам тоже вынужден был на минуту призадуматься, прежде чем сообразить, что гремучая змея встречается только в Новом Свете и Южной Азии.
Дальнейшие подтверждения мы встретили при продолжении анализа. Моя пациентка только лишь накануне осмотрела выставленную недалеко от ее квартиры скульптуру Штрассера «Антоний»[79]. Это был второй повод для ее поведения (первый – лекция о змеиных укусах). В дальнейшем течении сна она укачивала ребенка, и по поводу этой сцены ей вспомнилась Маргарита из «Фауста»[80]. Далее у нее возникли воспоминания об «Аррии и Мессалине»[81]. Это обилие имен из драматических произведений заставляет предполагать, это пациентка в прежние годы тайно мечтала об артистической карьере. И начало сна, будто ребенок решил покончить с собой посредством укуса змеи, на самом деле должно означать, что ребенком она собиралась стать знаменитой артисткой. Наконец, от имени Мессалины ответвляется ход мыслей, ведущий к основному содержанию сна. Некоторые происшествия последнего времени породили в ней беспокойство, что ее единственный брат вступит в неподходящий для него брак с неарийкой[82], то есть допустит мезальянс[83].
й) Хочу привести здесь совершенно невинный – или, быть может, недостаточно выясненный в своих мотивах – пример, обнаруживающий весьма прозрачный механизм.
Путешествующий по Италии немец нуждается в ремне, чтобы обвязать попорченный чемодан. Из словаря он узнает, что ремень по итальянски correggia. «Это слово нетрудно запомнить, – думает он, – стоит мне подумать о художнике Корреджио[84]». Он идет в лавку и просит: una ribera[85].
По-видимому, ему не удалось заменить в своей памяти немецкое слово итальянским, но все же старания его не были совершенно безуспешны. Он знал, что надо иметь в виду имя художника, но вспомнилось ему не то имя, с которым связано искомое итальянское слово, а то, которое приближается к немецкому слову Riemen (ремень). Этот пример может быть, конечно, отнесен в такой же мере к категории забывания имен, как и к обмолвкам.
Собирая материал об обмолвках для первого издания этой книги, я придерживался правила подвергать анализу все случаи, какие только приходилось наблюдать, даже и менее выразительные. С тех пор занимательную работу собирания и анализирования обмолвок взяли на себя многие другие, и я могу теперь черпать из более богатого материала.
к) Молодой человек говорит своей сестре: «С семейством Д. я окончательно рассорился; я уже не раскланиваюсь с ними». Она отвечает: «Überhaupt eine saubere Lippschaft»[86]. Lippschaft вместо Sippschaft: в ошибке этой выражены две вещи. Во-первых, брат ее когда-то начал флирт с одной девицей из этой семьи, во-вторых, про эту девицу рассказывали, что в последнее время она завела серьезную и недозволенную любовную связь (Liebschaft).
л) Целый ряд примеров я заимствую у моего коллеги доктора Штекеля[87] из статьи «Бессознательные признания». «Неприятную шутку, которую сыграли со мной мои бессознательные мысли, раскрывает следующий пример. Должен предупредить, что в качестве врача я никогда не руковожусь соображениями заработка и, что разумеется само собой, имею всегда в виду лишь интересы больного. Я пользовал больную, которая пережила тяжелую болезнь и тогда выздоравливала. Мы провели ряд тяжелых дней и ночей. Я рад, что ей лучше, рисую ей все прелести предстоящего пребывания в Аббации и прибавляю: «Если вы, на что я надеюсь, не скоро встанете с постели…» Причина этой обмолвки, очевидно, – эгоистический бессознательный мотив, желание дольше лечить эту богатую больную, желание, которое совершенно чуждо моему сознанию, и которое я отверг бы с негодованием».
м) Другой пример доктора Штекеля. «Моя жена нанимает на послеобеденное время француженку и, столковавшись с ней об условиях, хочет сохранить у себя ее рекомендации. Француженка просит оставить их у нее и мотивирует это: Je cherche encore pour les apres-midis… pardon, pour les avantmidis“[88]. Очевидно, у нее есть намерение посмотреть еще, не найдет ли она место на лучших условиях, – намерение, которое она в действительности и выполнила».
н) «Я читаю книгу Левит[89] вслух одной даме, а ее муж, по просьбе которого я это делаю, стоит за дверью и слушает. По окончании моей проповеди (которая произвела заметное впечатление), прощаясь я произнес: „Целую ручку,