Игнорировать ноодинамическое напряжение между субъектом и объектом – значит отрицать объективность мира. Любые направления философии или психологии, которые изучают психические явления во всем их богатстве и полноте и заслуживают названия феноменологических, должны отталкиваться от того, что любой акт познания предполагает объективность объекта. Следовательно, то, что называется объектом или, шире, всем миром, гораздо больше, чем простое самовыражение субъекта. Говорить о мире как о простом «проекте» познающего субъекта – значит неверно оценивать феномен акта познания, который представляет собой самотрансценденцию бытия по отношению к миру как к объективной реальности. Верно, что человек не способен охватить познанием больше, чем субъективный сегмент, или, другими словами, он способен сделать только субъективную выборку из всего спектра, предоставляемого миром. Тем не менее его субъективная выборка происходит всегда из объективного мира.
Однако мнение некоторых экзистенциалистов размывает объективность объекта. Это можно назвать калейдоскопической эпистемологией. Нельзя рассмотреть что-то через калейдоскоп – мы видим только узоры из цветных стеклышек внутри него. Напоминает эпистемологическую теорию таких авторов, верно? Для них человек – это существо, которое, несмотря на все познавательные акты и усилия, никогда не постигнет реальность. Его мир – всего лишь модель, спроектированная им самим и отражающая структуру его бытия. Как картинка в калейдоскопе зависит от сочетания кусочков стекла, так и в калейдоскопической эпистемологии мироустройство (Weltentwurf) целиком зависит от «заброшенности в мире» человека (Geworfenheit), то есть отражения его субъективного состояния и структуры.
Чтобы представить, насколько такой субъективизм пренебрегает тем, как по-настоящему устроено человеческое познание, достаточно вспомнить одну фундаментальную истину. Человек может понять что-либо в мире и о мире только в той степени, в какой он способен забыть о себе. Когда он смещает фокус внимания со своей персоны, он начинает в должной мере осознавать окружающие его объекты. Так при некоторых дефектах зрения (например, mouche volante[92]) глаз начинает замечать что-то в себе, и чем чаще это происходит, тем меньше различает мир и предметы в нем. Способность глаза видеть зависит от его неспособности рассмотреть себя. Конечно, человеческое познание ограничено субъективными моментами, присущими его деятельности, и не свободно от них. Но это не отменяет того факта, что чем больше познание превращается в самовыражение и проекцию структуры познающего субъекта, тем выше вероятность ошибок. Другими словами, познание истинно настолько, насколько оно противопоставлено самовыражению, и лишь в той мере, в какой оно предполагает самотрансценденцию.
Таким образом, при ближайшем рассмотрении представления о человеке, опирающиеся на снижение напряжения (как в теории гомеостаза) или на осуществление максимального числа имманентных возможностей (как в самоактуализации), оказываются неполноценными. Мы заявляем, что адекватный взгляд может быть сформирован, только когда он выходит за пределы гомеостаза и самоактуализации, в ту сферу бытия, в которой человек сам выбирает, что делать и кем быть, в объективном мире смыслов и ценностей[93].
IV. Логотерапия и бытие
За последние несколько лет в развитии психотерапии наблюдается значительный прогресс: прежняя психодинамическая концепция, в которой человек в основном занят удовлетворением потребностей, медленно, но верно вытесняется новым антропологическим взглядом на него как на существо, задумывающееся о самоактуализации и воплощении в жизнь собственных возможностей. Кроме того, понятие необходимости (в том смысле, что человеческое существование обусловлено инстинктивными влечениями и социальными обстоятельствами) все чаще заменяется другой категорий – возможностями, которые надо исполнить. Другими словами, сама суть человека сегодня переосмысляется.
Однако в целом феномен человеческого существования невозможно определить и выразить иначе, чем фразой «я есть»[95]. Это «я есть» сначала интерпретировалось как «я обязан» (то есть меня принуждают определенные условия и детерминанты[96], влечения и инстинкты, наследственные и внешние факторы и воздействия). Затем «я есть» понималось как «я могу» (то есть способен актуализировать ту или иную сторону своего «я»).
Однако здесь все еще не хватает третьего значения. Ибо, если мы хотим получить представление о человеческой реальности во всей ее полноте, нам надо выйти за пределы как необходимости, так и возможностей. К «я обязан» и «я могу» следует добавить еще один аспект всеобъемлющего феномена «я есть» – понятие, которое можно сформулировать как «я должен». Под «я должен» имеется в виду осуществление конкретного смысла каждый раз, когда жизнь бросает нам вызов в конкретной жизненной ситуации. Другими словами, когда появляется «я должен», мы дополняем субъективный аспект существования, то есть бытия, его объективным аналогом – смыслом.
Только тогда тенденция к тому, чтобы делать упор на самоактуализации, становится оправданной. Недостижима самоактуализация только ради нее самой, как цель первичного намерения. Стремление к тому, что достигается только как побочный эффект, обречено на неудачу. Человек самореализуется в той мере, в какой он осуществляет смысл собственного бытия.
Сказанное ничуть не противоречит теории самоактуализации Абрахама Маслоу. Полагаю, он учитывает это, например когда пишет:
Участников моего исследования можно назвать более объективными во всех смыслах этого слова, чем среднестатистических людей. Они гораздо более проблемоцентричны, чем эгоцентричны… куда сильнее, чем на себе, они сосредоточены на внешних проблемах. Таковы задачи, которые они считают своей ответственностью, долгом или обязанностью. И эти задачи не корыстные или эгоистичные[97].
Предположу, что Маслоу наверняка согласился бы со мной в том, что самоактуализация – это не первичное намерение и не конечное предназначение человека (если рассматривать ее более или менее объективно, а не с точки зрения субъекта). Скорее, ее можно считать результатом или побочным продуктом.
Таким образом, говоря о «бытии в мире», мы не должны игнорировать «смысл в мире». Только осознав важность этого факта, мы дополним субъективную сторону человеческого существования его объективным коррелятом. Только тогда мы осознаем существование как бытие, распространяющееся в поле напряжения между полюсом «я» и полюсом мира.
Концепция мира не будет адекватной, пока она понимается в рамках простой проекции или самовыражения. Если бы смысл мира и его ценности, воплощаемые нами в жизни, были исключительно «вторичной рационализацией, сублимацией и реактивными образованиями», никто не смел бы ожидать от человека выполнения каких-либо обязательств. На самом деле такие псевдоценности вообще не имеют обязательного характера, поскольку понимаются как отзеркаливание внутренних процессов личности или просто как проекции и выражения внутренней структуры субъекта. Мир нужно воспринимать как нечто существенно большее. Он представляет собой реальное испытание для субъекта, и мы должны учитывать его объективность. Однако недостаточно воздержаться от взгляда на мир и его составляющие, включая ценности, смыслы и их вызов нам, как на простое самовыражение. Также надо остерегаться того, чтобы воспринимать мир как простое средство, служащее нашим целям: удовлетворению инстинктивных влечений, восстановлению внутреннего равновесия или самоактуализации. Это означало бы принижение мира, в котором человек «присутствует», и очередное разрушение непредвзятого отношения к нему. Осмелюсь утверждать, что мы никогда или почти никогда не видим в людях, с которыми нас сводит жизнь, и в делах, которым себя посвящаем, лишь средство для достижения цели. В таком случае мы уничтожили бы всякую подлинную связь с ними. Тогда они стали бы простыми инструментами: приносили бы пользу, но тем самым потеряли бы всякую ценность как таковые.
Рассуждая о смысле, мы должны помнить, что смысл бытия не осуществляется посредством одних созидательных действий, общения, работы или любви. В жизни также присутствуют тяжелые переживания, прежде всего так называемая трагическая триада – ее составляют три предопределенных явления в жизни человека: страдание, вина и смерть.
Конечно, психолог может закрыть глаза на эти «экзистенциалы» и уйти в простую сомато– или психотерапию[98]. Например, так происходит, когда он пытается ослабить страх пациента перед смертью или проанализировать его чувство вины. Я с моим особым отношением к страданию утверждаю, что пациенты никогда не впадают в отчаяние из-за переживаемых мучений как таковых. Отчаиваться они начинают из-за сомнений в том, являются ли осмысленными их страдания в конкретном случае. Человек чувствует готовность и желание нести любое бремя, пока видит в нем смысл.
Однако этот смысл нельзя постичь чисто интеллектуальными средствами, ибо он превосходит возможности человека как конечного существа охватить суть этого понятия. Я бы предложил здесь термин «сверхсмысл». Он всегда выходит за пределы личности и ее мира и, следовательно, не может быть реализован только рационально. Он ближе к понятию обязательства, которое возникает из глубины и центра личности, и является основой полного существования. То, с чем мы имеем дело, не является интеллектуальным или рациональным процессом, это полностью экзистенциальный акт, который может быть описан тем, что я называю