высмеивать проблему с помощью метода парадоксальной интенции и ее юмористических формулировок; нужно также научиться в какой-то степени игнорировать проблему. Однако такое игнорирование (дерефлексия) может быть достигнуто настолько, насколько сознание пациента направлено на положительные аспекты. Сама по себе дерефлексия содержит как отрицательный, так и положительный аспект. Пациента нужно дерефлексировать от его антиципаторной тревоги, переключив его внимание на что-то еще. Это убеждение поддерживает Олпорт: «По мере того как фокус стремления смещается с конфликта на бескорыстные цели, жизнь в целом становится более здоровой, даже если невроз никогда полностью не исчезнет»[206]. Такие цели могут быть обнаружены с помощью определенного вида аналитической процедуры, которую мы называем экзистенциальным анализом (Existenzanalyse)[207]. Таким образом, пациент может обнаружить конкретный смысл своего личного существования[208].
В заключение давайте рассмотрим признаки парадоксальной интенции с точки зрения четырех характерных моделей реагирования на невротические проблемы, представленных логотерапией[209].
1. Неправильная пассивность. Это относится к поведенческой модели, которая может наблюдаться в случаях тревожного невроза, фобических состояний или того и другого. Это избегание тех ситуаций, в которых пациент из-за своей антиципаторной тревоги ожидает повторения своих страхов. В данном случае мы имеем дело с «бегством от страха» – чаще всего страха потерять сознание на улице или испытать сердечный приступ.
2. Неправильная активность. Эта поведенческая модель характерна в первую очередь для неврозов навязчивых состояний. Вместо того чтобы пытаться избежать конфликтных ситуаций, человек борется со своими навязчивыми идеями и невротическими компульсиями и таким образом усиливает их. Эта борьба мотивируется двумя основными страхами: 1) страхом, что навязчивые идеи указывают на надвигающееся или уже наступившее психотическое состояние, и 2) страхом, что навязчивые мысли однажды доведут человека до попытки убийства или самоубийства. При сексуальных неврозах можно наблюдать и другую сторону «неправильной активности», а именно борьбу за что-то, а не против чего-то, стремление к оргазму и потенции. В основе этой мотивации лежит следующее: больной чувствует, что виртуозного сексуального акта от него «требует» либо партнер, либо ситуация, либо он сам в случае, когда он, возможно, сам его «запланировал». Именно вследствие этой самой «погони за счастьем» индивиды, страдающие сексуальным неврозом, «идут ко дну», как и обсессивно-компульсивные невротики, когда их реакции не соответствуют ситуации; давление ускоряет контрдавление[210].
Этим негативным, невротическим, «ошибочным» поведенческим моделям противостоят две позитивные, нормальные.
3. Правильная пассивность. В этом случае больной с помощью парадоксальной интенции высмеивает свои симптомы, а не пытается либо убежать от них (фобии), либо бороться с ними (обсессивные навязчивые состояния).
4. Правильная активность. Посредством дерефлексии пациент получает возможность игнорировать свой невроз, фокусируя внимание прочь от себя. Он направляет внимание на жизнь, полную потенциальных смыслов и ценностей, которые обращены именно к его личностным возможностям.
В дополнение к личному аспекту задействуется еще и социальный фактор. Мы все чаще встречаем людей, страдающих от того, что логотерапия называет «экзистенциальным вакуумом» человека. Такие пациенты жалуются, что чувствуют полную и окончательную бессмысленность своей жизни. Они демонстрируют внутреннюю пустоту, в которой процветают невротические симптомы. Таким образом, заполнение этого вакуума может помочь пациенту преодолеть свой невроз, позволить ему осознать весь спектр своих конкретных и личных смысловых и ценностных возможностей или, другими словами, столкнуть его с «логосом» своего бытия.
В рамках логотерапии, или экзистенциального анализа (Existenzanalyse), была разработана специальная техника для лечения навязчивых, компульсивных и фобических состояний. Этот метод, называемый парадоксальной интенцией, основан на том, что определенная часть патогенеза фобий и неврозов навязчивых состояний обусловлена усилением тревожности и компульсий, вызванных стремлением избежать их или бороться с ними. Метод парадоксальной интенции состоит в изменении отношения пациента к своим симптомам и позволяет ему отстраниться от невроза. Эта техника мобилизует то, что в логотерапии называется психоноэтическим антагонизмом, то есть специфически человеческой способностью к самоотстранению. Главным образом метод парадоксальной интенции подходит для краткосрочной терапии и особенно эффективен в случаях, в основе которых лежит механизм антиципаторной тревоги.
XIII. Психотерапия, искусство и религия
Задача логотерапии в том, чтобы выявить духовную борьбу человека; так что мы должны спросить себя, в чем заключается эта борьба. Что заставляет пациента-невротика обращаться за помощью к психотерапевту? Чтобы ответить на этот вопрос, приведу историю пациента, лечившегося по методу логотерапии.
Нам надо учесть два важных момента. Во-первых, если у художника возникает психопатология и тем не менее он продолжает заниматься творчеством, то он делает это вопреки своему психозу, а не вследствие него. Психическое заболевание само по себе никогда не бывает продуктивным, болезнь как таковая никогда не бывает творческой. Только дух человека может творить, а не болезнь этого духа. И вот, конфронтируя с ужасной судьбой человека с психическим заболеванием, человеческий дух может достичь предела творческих способностей. В равной мере справедливо и обратное. Точно так же, как мы не можем наделить заболевание как таковое творческими способностями, мы не должны признавать факт психического заболевания в качестве аргумента против художественной ценности произведения. Не в компетенции психиатра судить о том, что представляет ценность, а что нет, что истинно, а что ложно, истинно ли мировоззрение Ницше, и прекрасны ли стихи Гельдерлина.
Ниже изложена история болезни и лечения женщины, которой пришлось бороться за свою работу и веру в Бога. Отмечу, что религиозная проблематика не проявлялась в начале лечения, а спонтанно возникла в ходе его. Это еще раз подтверждает вывод, который я сделал при других обстоятельствах: у врача нет ни морального долга, ни права вмешиваться в мировоззрение пациента (поскольку любое такое вмешательство будет рассматриваться как диктат, навязанный авторитетом терапевта). К тому же можно лишний раз убедиться, что корректная психотерапия помогает высвободить религиозность пациента, даже если она прежде дремала и в планы врача не входило ее пробуждать.
Я опишу случай женщины средних лет, художницы по профессии. Жалобы, изначально побудившие ее обратиться за медицинской помощью, касались длительного «отсутствия контакта с жизнью». «Все кажется обманом», – заявляла пациентка. «Нужно, чтобы кто-то срочно помог мне выбраться из этого порочного круга, – так она оценивала свое состояние. – Я задыхаюсь от полнейшей тишины. Разлад в моей душе продолжает расти. Наступил момент, когда я поняла, что жизнь не имеет смысла, все обесценилось и выхода нет. Но я хочу снова обрести новый смысл».
По всем внешним признакам пациентка казалась совершенно адаптированной к жизни, в том числе с точки зрения ее положения в обществе. Однако она сама чувствовала, насколько поверхностны ее социальные, художественные и эротические успехи. «Сейчас я могу существовать, только продолжая двигаться в быстром темпе, – комментировала она. – Приглашения, концерты, мужчины, книги, все… Всякий раз, когда череда впечатлений замедляется или останавливается, я оказываюсь перед бездной пустоты и отчаяния. Театр – это просто еще одна отдушина. Живопись – единственное занятие, которое меня действительно интересует, – пугает меня до смерти, как и любое другое глубокое переживание! Как только я чего-то очень сильно хочу, все идет наперекосяк. Каждый раз я разрушаю все, что я люблю. Я больше не осмеливаюсь полюбить что-либо. В следующий раз, погрузившись в такое деструктивное состояние, я и правда повешусь».
Лечение такого невроза необходимо начинать, обратив внимание пациента на типичный невротический фатализм. Беседуя на общие темы, мы помогли больной понять суть этого фатализма, то, насколько она свободна от своего прошлого и его влияния – не только «свободна» от прежних запретов и комплексов, подавлявших ее, но и «свободна» в праве найти особый, личный смысл своей жизни во всей ее уникальности, как и найти свой «индивидуальный стиль» в живописи.
На вопрос о своих художественных принципах она ответила: «У меня их нет, кроме, может быть, одного – абсолютной честности!» Затем продолжила: «Я пишу, потому что меня к этому тянет, потому что я должна писать. Иногда я почти одержима этим желанием». В другой раз она сказала: «Я не совсем понимаю, зачем мне живопись. Все, что я знаю, – то, что я просто должна. Вот почему я это делаю». За этими объяснениями пациентки не было заигрывания с силой, заставлявшей ее творить: она не была «влюблена» в этот феномен, который воспринимала как болезнь, и сама говорила: «Я боюсь этой одержимости». Но факт оставался фактом: «Дело не в том, почему и для чего, а лишь в жажде и запретах». В какой-то степени женщина осознавала, что это «активность» бессознательного, его влияние. Она заявила: «Я не испытываю ничего, кроме как потребности продолжать работать, пробовать, бросать и пробовать снова. Я, например, ничего не знаю о выборе красок, кроме того, что это не зависит от настроения художника. Выбор делается на гораздо более глубоком уровне!»