Психотерапия и экзистенциализм. Избранные работы по логотерапии — страница 29 из 42

Затем последовали жалобы, которые позднее привели к терапевтическому результату: «Мне часто снятся законченные картины, которые нравятся мне во сне, но которые я никогда не могу воспроизвести в состоянии бодрствования». Это стало началом пути, по которому должен был следовать терапевт. В другой раз пациентка со страстью заявила: «Я хочу найти картину, которой я всем сердцем смогу сказать “да”. Я должна вырваться из-под власти привычки, прекратить это постоянное копирование самой себя. Я должна довести до своего сознания творческие формы, которые живут во мне». Однажды она неожиданно спросила: «Я хотела бы знать: можно ли заниматься творчеством под гипнозом? Тогда, находясь в состоянии гипноза, я могла бы, например, освободить свои собственные переживания и превратить их в произведения искусства». Она заявила, что ей было бы интересно сделать свои прошлые впечатления осознанными. Ее совесть художника, ее самоконтроль, даже недоверие к собственным творческим способностям настолько обострились, что она задалась вопросом: «Я хотела бы знать: насколько далеко заходит обман сюрреалистов? Их так называемые автоматические рисунки ничем не отличаются от созданных осознанно».

Пациентка рассказала, что ей снились цветовые композиции, которые она, проснувшись, не могла воспроизвести. Пришло время обратиться к ее бессознательной жизни во сне; для этого использовались модифицированные расслабляющие упражнения («аутогенная тренировка») Шульца. Пациентка описала свои ощущения сразу после этой процедуры: «Невероятная ясность. Меньше осознаешь себя, зато все объекты кажутся более отчетливыми. Ощущение свежести, как будто с глаз сняли пелену. Мне это в новинку. Теперь я лежу на кушетке. Кресло, корзина для бумаг, тень от стола – все четко… Я рисую…» Это были ее личные заметки.

На следующую ночь ей снились цветные сны: «Моя правая рука тянется к карандашу. Что-то внутри приказывает мне начать рисовать. Несколько раз это заставляло меня проснуться. Наконец я попыталась прийти в себя. Дальше я спала очень спокойно до девяти часов».

Используя формулу самовнушения Шульца для принятия решений, а также постгипнотические команды, пациентка начала рисовать на следующий день после полудня. Она сообщила: «Эскиз для пейзажа… Проработав полчаса, я вдруг понимаю, что действую автоматически. Мной определенно овладела одержимость… Я замечаю, что рисую совсем не то, что хотела. Чувство бессилия… Я борюсь с этим принуждением – не хочу поддаваться ему». И дальше: «Автоматическую живопись урывками перемежаю критической оценкой и осознанной работой и снова возвращаюсь к живописи на автомате».

Затем следует запись: «Глаза закрыты, карандаш в руке, жду появления картинок. Розовый квадрат, белый полумесяц, темно-фиолетовый овал и неожиданно изображение женского профиля: мощное сочетание светло-темных цветов. И – я пишу в полусознательном состоянии. Вижу отчетливо очерченные цветные образы, которые затем обводит моя рука. Я чувствую, что вижу их на холсте, но не до конца уверена в этом. В моих предыдущих картинах я тоже не могла сказать, в какой именно момент я переносила видения на холст. Но теперь есть определенная разница с моей осознанной живописью. Изображения намного четче, и периодически я работаю под влиянием принуждения. Но сегодня я не пытаюсь бороться с принуждением. Я очень хочу, чтобы меня вели, и позволяю себя вести; иногда я смотрю на картину критическим взглядом и радуюсь. Когда я поместила картину в рамку меньшего размера, обрезав ее верх и низ, я вдруг почувствовала себя свободной, легкой, с ясным сознанием».

На следующий день она записала: «Мне нравится эта картина! Я вижу в ней два новых начала. Во-первых, композицию, а во-вторых, обработку моего представления. Цветовая композиция напоминает ту, которую я хотела изобразить в первой, “автоматически” написанной картине, но не смогла тогда это осуществить. Сегодняшняя работа получилась очень гармоничной». Затем: «Картину видел искусствовед, специалист по современному искусству. Он сказал: “Эта картина сбалансирована; по цветовой композиции она идеальна; она гармонична – и отличается от ваших типичных предыдущих работ!”»

Затем случился рецидив. В ее записях появляется следующая: «Я ничего не умею. Я рисую так же плохо, как и все остальные. Я не знаю, что делать: как мне вырвать личные образы из души? Доктор Франкл применяет расслабляющие упражнения. Мгновенно снимается напряжение – я практически парю… Вижу фрагменты картин. О, как я хочу отдаться цветам, поднимающимся во мне, рисовать… Я буду писать! Я пишу – я чувствую запах красок, мне не терпится вернуться домой и работать. Я хочу уйти и начать рисовать. Я бегу домой. Больше обрывков картин; начинаю делать наброски – не получается; нет вдохновения – цвета интригующие, но они не соотносятся с пространством. Темнеет. Я должна остановиться; мне есть чем заняться на кухне. Как только я оказываюсь на кухне, я начинаю видеть! Скалка рядом с миской: захватывающая связь между кривыми и прямыми линиями – сопряжение линий, которое я искала несколько дней! Почему я не могу это сделать? Наверное, потому что я этого хочу». На следующий день: «Я регулярно делаю упражнения, но не могу рисовать. Я чувствую себя подавленной, пустой, холодной». Затем новая запись: «Сегодня доктор Ф. еще раз рекомендовал практиковаться самостоятельно. Я состою как бы из двух тел, отделяюсь от своего веса, чувствую, что мой вес остается внизу, а я сама взлетаю к потолку…»

«Завтра я смогу видеть глазами художника – завтра я испытаю новые сочетания цветов и форм – и препятствие исчезнет». Она продолжает: «Хорошо выспалась… Утром практиковала упражнения на самовнушение, как и вчера. Внезапно вижу картины! После этого – посвежевшая и оптимистичная. Утром плохие новости из Америки, и вдруг все рушится. Я потеряла всякую поддержку. Я одинока, все бессмысленно. За что мне держаться? Друзья отпадают. И я не могу молиться. Остается только лечь и умереть… Бог поймет. Но я не должна. Странно: как раз сегодня я вижу себя художником. Я недостаточно работаю. Я рисую. Но снова и снова ощущение внутреннего коллапса. Это невыносимо… Почему-то не хочется терять свое человеческое достоинство. Отдаться Богу, полностью, глубоко… Но я не умею. Это нехорошо. Все потеряно! Еще одно упражнение на расслабление? Не получается переключиться. Однако я успокаиваюсь».

Итак, кризис продолжается. На другой день: «Делаю упражнения. Наконец через полчаса легкий транс. Моя установка на самовнушение такова: все неважно, главное – это живопись и Бог. Я смогу молиться; я смогу рисовать; я наедине с Богом и живописью… Утром и вечером одни и те же упражнения». День спустя: «Продолжаю упражнения. Транс наступает быстро. Теплый голубой воздух течет сквозь меня – мое правое предплечье давит своим весом на матрац… Моя новая установка на самовнушение: образы, которые я испытывала, должны снова стать свободными; это давно забытые образы редкой красоты. Я вижу их снова – мои самые личные впечатления. И на этот раз так ясно, что я могу облечь их в форму. Писала весь день; обрела видение художника. Много идей, но они сменяются в такой быстрой последовательности, что я не успеваю их воплотить. Очень оптимистична; радостно взволнованна. Почти не спала». И новый день: «Во мне постоянно возникают образы. Но я должна принимать гостей, отвечать на звонки – слишком много суеты. В промежутках пишу пейзажи, мои самые лучшие! С сумасшедшей скоростью они как будто “пишутся сами”. Безумно счастлива. Как только я закрываю глаза, один образ сменяется другим: воспоминания и вновь возникающие картины только что увиденного. А также композиции из картин – очень сложные цветовые гармонии. Все движется так быстро, что я едва удерживаю это в памяти. Перед сном делаю упражнение на расслабление. На следующий день продолжаю видеть образы. Я очень счастлива! С Божьей помощью… Жизнь прекрасна. Изображения движутся как на кинопленке, и я прекрасно сплю. Утром чувствую себя отдохнувшей, здоровой, полной энергии. Сегодня выполняла упражнение. Немедленное ощущение полета. Своего рода перевоплощение: я есть свет… Чудесно быть не чем иным, как светом! Так прекрасно, что в сегодняшней практике я не даю себе никаких установок. Не знаю, как долго продолжалось это ощущение, – во всяком случае мне сегодня лучше работалось. Картина еще не закончена – у меня есть время. Я чувствую себя очень спокойной и очень счастливой…»

Спустя несколько месяцев, которые оказались для пациентки определенно продуктивными и в течение которых ей потребовалось лишь несколько консультаций с терапевтом, она сообщила: «Н. Н. [известный искусствовед] посмотрел десять моих картин и выбрал из них одну как самую лучшую из когда-либо мною написанных. Он отметил, что их отличает очень личное видение, и добавил: “Эти картины – образец настоящего искусства; гораздо более сильные и личные, чем ваши довоенные работы; в них есть глубина, которой не было прежде. Они написаны в независимой, подлинной и честной манере, только кое-где проглядывают пережитки натурализма”. Если в первые недели терапии у меня было совсем немного творческих “взрывов и озарений” и регулярная работа была невозможна, теперь я могу писать по обычному графику. Я снова демонстрирую ясное и устойчивое отношение к работе, как и до войны, да еще без вхождения в транс. Моя работоспособность восстановилась, и я могу с чистой совестью сказать, что лечение можно считать завершенным и успешным. Именно сейчас, когда я сталкиваюсь с серьезными внешними трудностями, я вижу, насколько продуктивной была терапия. Я не испытываю ни отчаяния, ни отвращения, ни тревоги и не требую сочувствия, хоть я одинока и знаю, что никто мне не поможет. Но я воспринимаю это как испытание и сделаю все от меня зависящее. Бог наблюдает за мной – хотя утверждать это, наверное, самонадеянно. Пережитый опыт сильно меня обогатил. Я начала осознавать, что лечение устранило все мои комплексы один за другим и теперь я от них полностью освободилась. Терапия дала мне гораздо больше, чем можно было ожидать».