сть все те ужасные материнские черты, от которых она всю жизнь старалась себя оградить. В такие моменты она чувствовала, что я пытаюсь свести ее с ума, как это делала ее мать. Все мои попытки указать на ее любовь и на схожесть с матерью вызывали у нее чувство ужаса. Необходима была постоянная проверка реальности, чтобы помочь ей различить, кто есть она, а кто – ее мать. Похожий не означает тождественный. В течение этого периода и на протяжении еще многих лет между нами возникло базовое доверие, поддерживающее ее попытки совладать со своими чувствами, которое привело ее к новому взгляду на старые конфликты. Как только она хотя бы отчасти признала свою любовь к матери, освобожденную от отягчающего страха превратиться в нее, психотическая симптоматика исчезла.
Печаль не тот процесс, который можно изжить во время терапии раз и навсегда. Болезненная и трудная работа горя продолжается и далее в ранимом и чувствительном Эго. Эти переживания не всегда переполняют пациента столь сильно, как раньше, они могут появляться в определенные памятные дни (так называемая «юбилейная» реакция) или в связи с волнующими событиями. В таких случаях человек может проявлять необъяснимую раздражительность, рассеянность или аффективные реакции, защищающие его от скрытой в глубине грусти. Когда памятная дата становится объектом внимания скорбящего человека, такие реакции часто растворяются в остаточных переживаниях горя и печали. В современном обществе, переставшем уделять внимание религиозным ритуалам, лихорадочная, заполненная делами повседневная жизнь маскирует тиканье наших бессознательных часов. Поминальные церковные службы или зажигание свечей по усопшим можно считать неотъемлемыми формами профилактической медицины. Религиозный ритуал создает необходимую структуру для выражения горя.
Ранее я подчеркивал длительность процесса переживания горя, однако это переживание остается постоянным фоном для повседневного терапевтического процесса. Каждый раз, когда какая-то фантазия или характерный поступок человека подвергается исследованию и реалистическому анализу, это ведет к отказу от удобного и привычного способа поведения и отношения к окружающему миру. Молодой адвокат в конце каждого сеанса тепло улыбался в дверях и говорил: «Берегите себя». Когда стало понятно, что за этими словами скрываются его менее благородные чувства по отношению ко мне, а также глубинное желание, чтобы я действительно позаботился о нем, тогда использование такой формы прощания стало невозможным. Она оказалась слишком связана с сепарационной тревогой, вызывавшей у него злость в конце сеанса, а также с более давней злостью по отношению к пренебрегавшим им родителям. Отчасти его роль защитника в суде была защитой от страхов (и желания) быть таким, как его родители. Отказ от роли идеального защитника повлек за собой потерю множества ложных фантазий, а также вызвал страх потерять все свои добродетели. Есть много грусти и печали в расставании с чертами характера, которые человек всю свою жизнь относил к добродетелям; они были его старыми друзьями.
Однажды я спросил наивную молодую девушку, у которой существовала бредовая идея, что ее преследуют триста учащихся из ее школы: «Как вы думаете, почему это так?» Она моментально ответила: «Когда человек так одинок, как я, то совсем не так плохо иметь вокруг себя столько людей!» Когда у девушки возникла компенсация и образы этих людей исчезли, у нее развилась очень глубокая депрессия. Так часто бывает, что после острых психотических реакций, когда симптомы пропадают, пациенты оказываются в депрессии. У них возникает депрессия в связи с потерей тех чувств, которые прежде сводили их с ума (Roth, 1970). Действительно, процесс компенсации психоза вкратце можно определить как появление способности переносить аффекты грусти и печали. Из этой формулировки вытекает техническое определение данной стадии лечения психозов: начало и завершение процесса переживания печали. Именно здесь процесс лечения психотических и психопатологических пациентов часто терпит крушение. У таких пациентов процесс переживания горя и печали обычно растягивается на долгие годы и для многих из них остается незаконченным. Мы вернемся к этой важной теме в главе, посвященной стадиям лечения.
Теперь мы подходим к другому бесконечному ряду психологических парадоксов. В результате переживания ужасной боли и печали человек обнаруживает высочайшее удовольствие – импульсы любви. Эрос является другой стороной интегративной сущности процесса переживания печали и горя.
Рассматривая процесс интеграции личности в процессе терапии, Семрад (Semrad, 1966) придавал большое значение фактору «любви» и «эроса». Он считал, что именно этот фактор прежде всего отвечает за происходящие с пациентом изменения и, возможно, лежит в основе кардинальных сдвигов в его личности. В сущности, если вспомнить, такой же была и точка зрения Фрейда. Без трансферентной любви у пациента не хватило бы мотивации выдержать все превратности аналитического исследования. На этот элемент мотивации к изменениям мы обращали повышенное внимание в большинстве предшествующих глав. Семрад рассматривает ненависть во всех ее формах в качестве главной дезинтегрирующей и разрушающей Эго силы.
Любовь нейтрализует агрессию и сводит на нет ее дезинтегрирующее и регрессивное воздействие. В терапии она становится интегрированной и проработанной через трансферентную любовь к терапевту. В ходе клинических интервью, проводимых в учебных целях, Семрад мог пробуждать потерянную любовь – обретенную, фрустрированную или воображаемую, какой бы слабой она ни была, в любом, казалось бы, «перегоревшем» пациенте. Такой внезапный расцвет сложных и ярких эмоций, хорошо интегрированных и связанных с рассказываемой историей, всегда затрагивал чувства студентов-наблюдателей. На их глазах пациент всякий раз становился понимающим и восприимчивым человеком. Мобилизованная энергия угасшей любви производила эффект интегративного исцеления.
Не замечая таких сдвигов у пациентов, находящихся в состоянии сильной регрессии, можно согласиться, что даже если импульсы любви и существовали, то они были слабыми, неопределенными и искаженными. Любовные отношения таких пациентов часто низводятся до уровней, которые можно описать как оральные, анакликтические, примитивные, замещающие материнскую грудь и другие редуктивные упрощения. Семрад всегда придерживался другого взгляда: «Любовь есть любовь, какой бы ее срез мы ни взяли. Чуть-чуть любви – это так же, как быть чуть-чуть беременной» (1980, р. 33).
Нунберг, следуя более ранней психоаналитической модели, также концентрировал свое внимание на эросе, описывая «синтетическую функцию Эго». Эрос делает Эго посредником между Ид, Супер-Эго и внешней реальностью. Нунберг (Nunberg, 1931) утверждает: «Поскольку Эго порождено Ид, то, вероятно, именно из этого источника (эроса) оно получает свою связующую и продуктивную энергию» (р. 122).
Интегрирующие факторы часто «молчаливы», ибо представляют собой процессы, которые легче объяснить, чем понять. Когда утрачивается способность к интеграции, то становится очевидной ее важность в повседневной жизни. Например, у пациентов с органическими повреждениями мозга потеря памяти о недавних событиях и нарушение абстрактного мышления приводят к спутанности сознания, к ужасной тревоге, а также обеднению интеллектуальной и эмоциональной сфер. Точно так же обсессивные пациенты с массивными защитами интеллектуализации и изоляции отделяют мысли от аффектов, что препятствует процессу интеграции опыта. Такие пациенты ощущают тревожную сумятицу в отношении своих мотивов и амбивалентных чувств и часто жалуются на опустошающую скуку (Asch, 1982). Для нормального функционирования необходим синтез.
Ниже в хронологическом порядке приведены высказывания Фрейда во вопросу интеграции:
1895: «Я описывал свое лечение как психотерапевтические операции, и я привнес сюда аналогию вскрытия гнойника, очищения зараженной области и т. п. Такая аналогия находит свое подтверждение не только в устранении патологии, но и в определении оптимальных условий, необходимых для направления процесса к выздоровлению и исцелению пациента» (Breuer and Freud 1893–1895, р. 305).
1912: «Следует постоянно иметь в виду, что многие заболевают именно от попытки сублимировать свои влечения сверх того уровня, который недоступен их психической организации. Кроме того, у людей, обладающих способностью к сублимации, этот процесс обычно происходит сам собой, как только все препятствия, стоящие у них на пути, будут преодолены с помощью анализа» (1912b, р. 119).
1919: «При анализе [психики невротичного пациента] и преодолении сопротивлений начинается процесс обоюдного роста; великое единое целое, которое мы называем Я, собирает в себя все импульсы, которые прежде были расщеплены, и держится от них в стороне… Таким образом, психосинтез достигается в процессе аналитического лечения без нашего вмешательства, неизбежно и автоматически» (р. 161).
1933: «[Цель психоанализа заключается в] укреплении Я, в том, чтобы сделать его более независимым от Сверх-Я, расширить поле его восприятия и перестроить его структуру так, чтобы Я могло освоить новые части Оно. Там, где было Оно, должно стать Я» (р. 80).
1937: «Аналитическая ситуация состоит в том, что мы вступаем в союз с Я пациента с целью подчинить необузданные части его Оно, то есть чтобы включить их в синтез Я» (1937a, р. 235).
Поразительно, как мало различаются общие описания интеграции во всех приведенных выше цитатах. По правде говоря, хотя в нашем распоряжении существует много методов, способных начать процесс психологических изменений, саму динамику достижения зрелости и синтетической гармонии мы можем скорее наблюдать, чем понимать. С этой оговоркой давайте посмотрим, как некоторые аналитики старались продвинуть его понимание.