После того как совместное решение о завершении терапии принято и дата установлена, сны указывают на бессознательное отношение пациента к этому решению.
Мужчина, которого обычно во сне преследовали и мучили, после решения о завершении терапии увидел себя во сне кровожадным пиратом. Свободный повелитель морских просторов, он чувствовал себя искателем приключений и хозяином своей судьбы.
Женщине в процессе терапии постоянно снилось, что она не может войти в какие-либо здания. На стадии завершения терапии она нашла вход, но не могла найти выход. Во время последних недель лечения она стала искать способы не только, как куда-то войти и что-то обследовать, но и как выйти обратно.
Аффекты, связанные со сновидениями, ведущими к разрешению, приносят экзальтацию, облегчение и ощущение благополучия.
Если лечение было длительным, то большое количество снов на стадии завершения терапии будет связано с темами потери и расставания независимо от того, насколько успешным было лечение. Это обстоятельство оказывается полезным, если пациент сознательно отрицает потерю; кроме того, оно будет способствовать переживанию горя тем пациентом, который осознает значимость завершения терапии. Такие сновидения пробуждают историю прошлого, чтобы соединить потери в прошлом с потерями в настоящем.
Мужчине приснилось, что он смотрит в окно и видит своего брата в доме напротив в большой квартире. Там много пустых комнат. Пустые комнаты символизируют всех мертвых членов его семьи. Сейчас остался в живых только один его брат, с которым у него нет близости.
Завершение терапии таило для него угрозу поставить меня в положение его отчужденного брата, оставив его самого одиноким наблюдателем, находящимся вне жизни (в квартире). Именно так он себя чувствовал после многочисленных смертей в своей семье.
Такая грусть в сновидении погружает пациента и терапевта в детские страхи, которые пробудились вновь вследствие предстоящей потери.
Самые важные желания и конфликты прошлого направляются на личность терапевта. Сильно сгущенные события и мотивы прошлого, которые встроены в перенос, находят живое проявление в фантастической природе снов. Терапевт и пациент как будто ходят в кино и получают возможность вместе посмотреть свою общую драму.
Женщине, которая часто путалась в своих чувствах ко мне, приснились два сна: (1) Она показывает свои половые органы акушеру-гинекологу. Они огромны и заполняют собой все. (2) Ее любимая няня работает за прилавком и делает шоколадные пирожные. Пациентка стоит рядом и смотрит.
У парных сновидений существует особая структура. Все, что скрыто в первом (латентные мысли), проявляется во втором. В первом сне желание быть любимой благодаря своим сексуальным качествам скрывает другие эксгибиционистские желания, которые проявляются во втором. За сексуализированным отношением к образу отца в первом сновидении скрывается материнский образ женщины, делающей пирожные. Ассоциации пациентки к этим снам (в течение многих сеансов) были связаны с многочисленными родами ее матери. Пациентка была старшей из десяти детей. Ее детство прошло на задворках. Мать фиксировала свое внимание на каждом следующем ребенке. Пациентка проводила много времени, наблюдая за тем, как мать меняет пеленки (шоколадные пирожные) и присыпает пудрой ее братьев и сестер. Ей хотелось получать от матери такое же внимание и заботу, чувствовать на себе ее «заботливый» взгляд, но она должна была довольствоваться тем, чтобы просто стоять и смотреть. Позже она стала заменять мать для своих братьев и сестер, и у нее никогда не было возможности почувствовать себя ребенком, о котором кто-то заботился. Демонстрация своего влагалища мне выражала фрустрацию маленькой девочки, наблюдавшей за тем, как мать припудривает, пеленает, похлопывает и вытирает попки ее братьев и сестер. Шоколадные пирожные символизировали множество выделений кишечника, с которыми возилась ее мать, ухаживающая за братьями и сестрами. В сновидении они были представлены толпой людей у прилавка.
Чувство фрустрации ребенка в прошлом, которое продолжало проявляться в настоящем, нашло свое явное отражение в переносе. Кроме сексуальных желаний, она испытывала также потребность попасть в центр моего внимания, заставить меня просто смотреть на нее, восхищаться ею и позволить ей занять главное место. Пациентка сознавала свои «детские» желания ко мне, которые приводили ее в смущение. Для нее было спокойнее думать обо мне, имея в виду чисто сексуальные отношения. Сновидение дало возможность этим материнским потребностям вступить в трансферентный диалог.
В целях иллюстрации я упростил процесс интерпретации этих двух сновидений. В них было много сгущений, заставлявших нас работать над ними много сеансов, возвращаясь к разным образам. Со сном не следует работать только на одном сеансе. Часто к снам возвращаются в ассоциациях на следующих сеансах, и в последующих сновидениях прослеживаются те же темы. Сопоставление сновидений с текущим материалом убедительно показывает постоянство и согласованность бессознательных влечений и запретов. Как и в рассмотренном парном сне, это создает основу для концептуального утверждения, что прошлое оказывает влияние на настоящее. Являясь дорогой к восстановлению событий в прошлом, сны имеют не только эвристическую ценность, давая толчок гипотезам, но и убеждают пациента путем наложения событий прошлого на образы настоящего.
Ни один пример не может полностью раскрыть технику толкования сновидений. Каждый пример, как и клиническая реальность, приоткрывает лишь небольшое окно, позволяющее видеть только часть изменчивой сцены. Иногда мы можем дать к сновидению лишь краткий комментарий, как в начале лечения. Или же в случае сложного парного сна, наподобие отмеченного ранее, может быть прокомментирована только самая характерная черта – материнский перенос. В этом случае мы вернулись к сексуализированному содержанию переноса пациентки лишь на более поздней стадии лечения. Актуальные клинические потребности и восприимчивость пациента определяют уровень интерпретации сновидения.
Между разными терапевтами существуют различия в интерпретации сновидений. Годы преподавания метода интерпретации сновидений позволили мне оценить разнообразие терапевтических когнитивных стилей. Некоторые терапевты превосходно переводят конкретный визуальный образ в лингвистическую метафору (часто они сильны в словесных каламбурах). Другие терапевты, наоборот, не очень чувствительны к визуальным образам, но воспринимают скрытый или выраженный в сновидении аффект. Терапевты интеллектуального типа могут формулировать психодинамическую гипотезу, которая будет в равной степени продуктивна. Некоторые терапевты искусно следуют сюжету сновидения; они сводят сон до повествования, которое включает в себя конфликт. Еще одна разновидность терапевтов имеет чрезвычайно острую реакцию на странное слово, звук или ситуацию. Еще один подход к интерпретации сновидений связан со стимулирующим эффектом дневных остатков. Ценность его заключается в том, что он открывает доступ к конфликтам, существующим в сознании. Многие терапевты следуют основному подходу Фрейда, давая возможность свободным ассоциациям вести их к очевидным выводам.
Ни одна терапевтическая техника не превосходит другую, если подход аналитика основан на ведущей когнитивной способности и стиле и отточен на практике. Большинство психотерапевтов используют комбинированные подходы, при этом каждый из них делает характерный для себя акцент, используя какой-то из методов в большей степени, чем другие. Учась интерпретировать сновидения, очень полезно попытаться понять сон, рассматривая его в разное время с разных точек зрения. Такая попытка расширит и углубит способность терапевта реагировать на материал сновидения, даже если он в конце концов предпочтет работать в каком-то одном стиле.
Интерпретация сновидений – задача столь же сложная и неоднозначная, как и вся психотерапия в целом. Для первоначальной ориентировки мы можем порекомендовать следующую схему, имея в виду, что умение работать со снами будет возрастать со стажем и опытом и приведет к множеству творческих нововведений и индивидуальных вариантов техники.
Когда пациент впервые рассказывает свой сон, терапевту рекомендуется молчать. Сновидение – это девственный продукт бессознательного. Надо попытаться увидеть, какое направление выберет пациент в процессе сознательного представления сна. Мы хотим, чтобы нас вели сознание пациента и его сопротивление, и не надеемся ни на то, что подберем к пациенту готовый ключ, ни на то, чтобы как-то направлять его материал. Итак, сначала мы слушаем. С чем связывает пациент свой сон, начинает ли интерпретировать его, возвращается к дневным остаткам либо следует за аффектом сновидения или за тем аффектом, который был вызван пересказом сна? Способность терапевта следовать за пациентом проверяется во время изложения материала сновидения.
Предположим, пациент рассказывает сон, а затем, как нам кажется, не обращает на него внимания и начинает говорить о другом. Не прерывайте его. Часто через пятнадцать или двадцать фраз терапевтической дороги пациент осознает, что все сказанное относится к сновидению, и начнет соединять материал. Таким способом пациент проработает некоторое поверхностное сопротивление.
С другой стороны, может пройти десять или пятнадцать минут, и пациент уже никогда не вернется к открытому обсуждению материала сновидения. Чрезвычайно важно указать ему на это обстоятельство, обращаясь тем самым к его предсознанию. Мы хотим оказаться восприимчивыми к бессознательному материалу. Кроме того, мы работаем с поверхностным сопротивлением пациента к обсуждению материала сновидения. В этой работе обязательно следует учитывать разные мотивы и чувства, связанные с возможной неудачей. Важно сфокусировать свое внимание на сопротивлении сновидению и попытаться его понять, прежде чем сконцентрироваться на самом содержании сна. И снова мы делаем все возможное, чтобы не штурмовать защиты пациента, а двигаться так, чтобы он мог выдержать психическое напряжение.