фекты достигнуты на данный момент, за них придётся платить позднее и тогда уже очень дорого.[167]
Если мы обдумаем эти размышления Юнга, то должны спросить: находится ли наше общество на том уровне, на котором человек мог бы желать адаптироваться к нему? Или же скорее мы живём в эпоху, когда особенно важно, чтобы независимые индивиды могли сопротивляться глупости и общим невротическим тенденциям наших сообществ?
Было выдвинуто мнение, что если человек находится в личном анализе, то параллельная групповая терапия может дополнить его. Однако я сама наблюдала, и это было подтверждено мне другими, что участие в групповой терапии гораздо чаще оказывает негативное воздействие на личный анализ, нежели помогает ему, потому что она вызывает к жизни проблемы в неправильный момент, тогда как в личном анализе бессознательное может «управлять временем» своего проявления. И у всех людей, которые уже чрезмерно социально адаптированы (что часто происходит, например, со священниками, менеджерами и социальными работниками), сны открыто показывают, что групповая терапия для них неприятна. Будучи принуждённым к участию в групповой терапии, один из моих анализандов увидел сон, что он вынужден выставить свою девушку обнажённой перед грязным старым вуайеристом. Позднее ему приснилось, что воды его бессознательного загрязнены другими; наконец, когда он покинул группу, он увидел во сне, как сумел выпутаться из дешёвого балагана! С учётом этих фактов групповая терапия никогда не должна быть обязательной. Изучение социальной адаптации для тех, кто по какой-либо причине упустил её, может достаточно успешно практиковаться при участии в свободно образованных (не аналитических) социальных группах, таких, какие существуют долгое время в клубах в большинстве стран. Таким образом, тот, кто поддерживает принудительную групповую терапию, отклоняется от базовых ценностей юнгианской психологии.
Теперь мы должны спросить, кто же эти аналитики, проводящие групповые сеансы? Они часто находят свою мотивацию в том, что так они могут заработать больше денег, прикладывая меньше усилий, как один из них открыто признался мне. Другая мотивация состоит в том, что некоторые аналитики не в состоянии справиться со необузданным и требовательным переносом своих пациентов. В целом признаётся, что явления переноса ослаблены в случае групп, что позволяет уменьшить давление переноса. Однако Юнг продемонстрировал, что перенос является двигателем процесса индивидуации и, наряду с этим, всего процесса трансформации человека.
Процесс индивидуации, базирующийся на переносе, является тем, без чего нельзя обойтись в случае настоящего социального поведения, так как если индивидуация не осуществляется сознательно, то «она имеет место внезапно, в негативной форме, например, в форме ожесточения против ближних». Сознательное достижение внутреннего единства требует человеческих отношений как неотъемлемого условия, так как без сознательного признания и принятия нашего единства с людьми вокруг нас не может быть синтеза личности. «Таково ядро каждого феномена переноса, и с этим невозможно спорить, ибо отношение к Самости одновременно — и отношение к ближнему, а никто не способен вступить в отношения с ближним, не вступив сначала в отношения с самим собой».[168] Уменьшающий эффект групповой терапии в отношении переноса очевидным образом вреден. Он только помогает аналитику избежать проблем, которые у него может вызвать любой мощный перенос.
Но есть и другие мотивы, говоря о которых мы должны обратиться к истории психотерапии. Корни как священства, так и психотерапии лежат в известном у примитивных народов явлении шаманизма и существовании шаманов. Шаман преимущественно заботится о судьбе души человека, её подготовке к смерти, её защите после смерти и её защите от состояния одержимости духами и демонами — то есть архетипическими силами. Он может делать всё это, потому что в процессе своей собственной инициации он страдал от такой же одержимости и нашёл пути исцеления себя.[169] Опыт инициации таких шаманов соответствует тому, что мы теперь называем процессом индивидуации.
После завершения этого процесса шаман приобретает естественный авторитет в своём племени, так как представляет собой наиболее индивидуированного и сознательного человека. Но даже на этой ранней стадии мы также находим и тень шамана, невротического (или даже психотичного) чёрного мага. Последний притязает на коллективный авторитет в связи со своим опытом общения с миром духов (то есть коллективным бессознательным); поступая так он доказывает, что болен. (Более современные примеры — Распутин и Гитлер.) Индивидуация абсолютно несовместима с любыми притязаниями на власть в коллективе, даже если это замаскировано позицией благонамеренного, либерального, скромного и умеренного лидера! Так что только Самость может дать нам тот естественный авторитет, которого не может требовать эго. Во времена первых христиан лидерами были люди с таким естественным авторитетом, который они приобрели вследствие своего собственного внутреннего опыта и своего опыта христианской жизни. С формированием церкви как внешней коллективной организации, лидерами всё больше и больше становились люди, которые притязали на власть и авторитет и налагали коллективные сознательные правила на спонтанную внутреннюю религиозную жизнь людей. Конфессии, как указывал Юнг, начали таким образом то, что он называл «игрой пастуха и овец».[170] Стадо покорных овец даже стало символом доверчивой толпы.[171] Но слепое доверие таких масс также легко может быть использовано для ложной цели, как и для истинной. Поэтому мы видим, что коммунизм сейчас более широко распространён в католических странах, нежели в протестантских, так как у церкви до этого было там большое влияние. Противовесом в прошлом выступает поиск алхимиками Христа или Меркурия, как символа «истинного человека» внутри. Юнг говорит:
«Истинный человек» выражает Антропоса в индивидуальном человеческом существе. По сравнению с проявлением Сына Человеческого в Христе это кажется шагом назад, потому что историческая уникальность Воплощения была тем самым великим шагом вперёд, в результате которого рассеявшиеся овцы собрались вокруг одного пастыря. Некоторые опасаются, что «Человек» в индивиде должен означать разгон отары. Это должно действительно являться шагом назад, но вину за него нельзя возлагать на «истинного человека»; причина кроется, скорее, в тех отрицательных человеческих качествах, которые всегда угрожали цивилизации и препятствовали её развитию. <…> «Истинный человек»[172] не имеет с этим ничего общего. Прежде всего, он не станет уничтожать никаких ценных культурных форм, поскольку он сам является высшей формой культуры. Ни на Западе, ни на Востоке он не играет в игру «пастух и овцы», поскольку у него достаточно дел, чтобы быть пастырем самому себе.[173]
Глава 11. Наркотики с точки зрения К. Г. Юнга
Множество наркотиков, которые захватили сегодня мир, были ещё не так широко распространены на момент смерти Юнга. Поэтому Юнг был всего лишь поверхностно знаком с эффектами мескалина (в частности, по описанию Олдоса Хаксли) и только знал, что такие фармацевтические препараты начали привлекать внимание в психотерапии.[174] В письме, датированном апрелем 1954 года, он признавал, что недостаточно знаком с психотерапевтическим значением таких препаратов для невротических и психотических пациентов, чтобы быть способным вынести исчерпывающее суждение.[175] С другой стороны, он был глубоко озабочен нашей современной тенденцией использовать такие открытия из праздного любопытства, без признания растущей моральной ответственности, которую мы берём на себя:
Это на самом деле ошибка нашей эпохи. Мы думаем, что достаточно открывать новые вещи, но мы не осознаём, что большее знание требует соответствующего развития нравственных принципов. Радиоактивные облака над Японией, Калькуттой и Саскачеваном указывают на прогрессирующее заражение глобальной атмосферы. <…>
Я абсолютно недоверчив в отношении «настоящих даров Богов». Вы дорого платите за них. Бойтесь данайцев, дары приносящих.[176]
Наркотики (гашиш, мескалин, ЛСД, опиум, героин), говоря в общем, вызывают расстройство восприятия, другими словами, нарушение сознательного синтеза и перцепции гештальта (в терминах гештальт-психологии), и, таким образом, служат причиной появления нормальных перцептивных вариантов — бесчисленных оттенков форм, значений и смыслов, которые обычно остаются сублиминальными. Главным образом это означает обогащение сознания. Мы входим в контакт со «сферой, где делается краска, расцвечивающая мир, где создаётся свет, который делает великолепным блеск рассвета, линиями и формами всех фигур, звуками, которые пронизывают вселенную, мыслью, которая освещает тьму пустоты.»[177] Это опыт коллективного бессознательного. Если бы этот опыт был даром Божьим без какой-либо скрытой червоточины, тогда это бы означало огромное обогащение, расширение сознания, которыми мы, естественно, очарованы. Но именно это расширение и обогащение сознания делают интеграцию и моральную оценку того, что мы видим или слышим в данном состоянии, невозможным. Поэтому Юнг говорит:
Если вы слишком бессознательны, большим облегчением является узнать хоть немного о коллективном бессознательном. Но вскоре возникает опасность узнать больше, потому что человек не учится в то же самое время тому, как сбалансировать узнанное при помощи сознательного эквивалента.