В этот момент стало абсолютно понятно, что и муж и жена очень переживают за своих детей. Выяснилось, что оба очень рано потеряли собственных родителей и были отданы на воспитание бабушкам и дедушкам, которые явно очень беспокоились за своих внуков. И теперь это беспокойство передалось супругам. Поскольку их дети раньше этого не понимали, то все попытки родителей проявить заботу они воспринимали как агрессию в свой адрес. Они не знали историю своих родителей. А родители считали, что дети постоянно ссорятся с ними и не ценят их усилий. Теперь мы смогли по-новому взглянуть на эту ситуацию.
Во время сессии у меня в голове возникали одна картина за другой, я то и дело выстраивала логические цепочки. Я старалась вникнуть в каждое слово (как в случае с матерью и дочерью), чтобы понять, что с чем связано, и прийти к новым выводам. Когда мы работали с прикосновениями в этой семье, мать сказала, что надеется получить объятия от младшего сына. Обычно когда он приходит домой, то лишь небрежно приобнимет ее, из-за чего женщина чувствует себя обиженной. Так был поднят вопрос о привязанности в семье и о том, как близкие проявляют это чувство. Оказалось, что это была табуированная тема для всех членов семьи. В конце приема – поскольку семья мне понравилась – я совершенно искренне стала обнимать их. Как только я обняла мать и подошла к двум сестрам, то услышала тихое хихиканье у себя за спиной – смеялись два сына – восемнадцати и двенадцати лет. Я поняла, что они находятся в том возрасте, когда заниматься подобными вещами неловко, хотя и чувствовала, что они хотят получить от меня какое-то выражение привязанности. Когда я повернулась к первому из них, то прямо сказала о том, что слышала, как они с братом посмеивались, и что, даже если это будет чересчур, я хотела бы выразить им свое расположение. Тогда я подарила по крепкому рукопожатию каждому из них и похлопала ребят по плечу, проявляя уважение к их реакции и в то же время показывая им свои чувства. Кстати, к отцу я подошла в последнюю очередь. У меня возникло такое ощущение, будто он был готов обниматься с самого начала, но стеснялся показать это. Я знаю, мужчинам часто приходится слышать, что представителям сильного пола не подобает испытывать нежных чувств, поэтому сразу же пошутила, обращаясь к отцу семейства, что был когда-то такой человек, о котором знаменитый американский комик Боб Хоуп сказал: «Его никто не обнимал, и от этого он скукожился». Отцу это помогло не потерять лицо и спокойно принять проявление моей симпатии.
Если бы кто-то со стороны понаблюдал за этими людьми в тот момент, то заметил бы, как в них понемногу стала просыпаться жизнь. На данном жизненном этапе я воспринимаю свои сеансы как опыт человеческого контакта, который, безо всякой мистики, ощущается как увлекательное приключение, в которое я отправилась с такими же живыми существами, как и я. Я надеюсь, что в конце нашего путешествия эти люди наполнятся жизнью, научатся любить, надеяться, созидать, эффективно применять свой внутренний ресурс и строить отношения с другими людьми. Бывает и так, что я встречаюсь с кем-то только один раз. Но я практически уверена в том, что каждая подобная беседа помогает человеку открыть для себя что-то новое, что позволит ему почувствовать себя гораздо лучше, а также более творчески подойти к построению взаимоотношений со своими близкими. Вот что я имею в виду, когда утверждаю, что работаю с процессом разрешения трудностей, а не решаю конкретные проблемы.
Мне бы хотелось вернуться к тому, как я применяю типологию коммуникативных позиций, чтобы помочь людям справляться с трудными ситуациями. Я уже перечисляла четыре способа коммуникации, которые используют люди, испытывающие трудности в сложных ситуациях. Заискивание, обвинения, сверхрассудительность, попытка дистанцироваться (отвлечение) – все эти стратегии поведения проявились у членов семьи, с которыми я недавно работала. Кстати, я все больше убеждаюсь в том, что одна из таких стратегий соответствует представлению о поведении типичного американца: «Только не проявляй никаких чувств!» Думаю, это печально, но так оно и есть.
Прежде чем продолжать разговор на эту тему, мне хотелось бы заметить, что стили общения не являются чем-то неизменным. Каждый из подобных способов коммуникации можно «усовершенствовать». Если вам привычно реагировать на трудности в заискивающем стиле, то одна из причин вашей боли в том, что вы продолжаете убеждать себя, будто при столкновении с трудностями не сможете на себя рассчитывать. Но если вы знаете об этой своей особенности и можете с ней работать, то вам удастся привнести в диалог деликатность и осознанность, вместо того чтобы автоматически думать о том, что вы обязаны подстраиваться под любого собеседника.
«Обновление» обвиняющей стратегии подразумевает под собой защиту своих интересов. Такой навык необходим каждому человеку, но делать это нужно осознанно и с учетом контекста, а не в качестве автоматической реакции.
«Обновление» сверхрассудительной стратегии подразумевает под собой творческое применение своего интеллекта. Думать и рассуждать приятно, но если делать это лишь в качестве самозащиты, вам будет скучно и вы не получите никакой пользы для себя.
«Обновление» стратегии избегания и дистанцирования подразумевает под собой спонтанное поведение, изменение образа мышления и реакций на окружающий мир.
В любом случае, работать со сверхрассудительным человеком, таким как отец из упомянутой ранее семьи, психотерапевту особенно трудно. Такие люди сидят прямо, практически не шевелясь, у них невыразительная мимика, монотонный голос и очень рациональный подход к любой ситуации. Люди, у которых преобладает подобный тип коммуникации, похожи на сухофрукты – прячут свой богатый внутренний мир как можно глубже, покрываясь сверху плотной коркой из логики. Оказалось, что отец этого семейства был священником-фундаменталистом[20] с четкими представлениями о том, что такое хорошо и что такое плохо. Я обратила внимание на то, что он одинаково реагирует на любой контакт – рукопожатие, вопрос и утверждение. Было видно, что он внимательно слушает, но я не всегда была уверена в том, что он понимает сказанное. Я убедилась и продолжаю убеждаться в том, что люди с такой стратегией поведения используют большое количество слов для выражения своих мыслей – благодаря этому пониманию мне удалось настроиться на реакцию отца и установить с ним контакт. Если кто-то использует в общении сложные слова и много рассуждает, то я стараюсь взаимодействовать с этим человеком на том же уровне. Часто многословные пациенты утомляют психотерапевтов – я же, наоборот, позволяю им долго говорить, чтобы понять их как можно лучше на всех уровнях коммуникации. Этот конкретный отец семейства долго рассказывал мне о том, что он пытался делать и как у него ничего не вышло, повторяя одно и то же снова и снова. Говорил он сухо, без эмоций. Когда я слушала этого мужчину, у меня сложилось такое впечатление, будто бы он уже отчаялся. Я поинтересовалась, что произошло с его мечтами, так как мне показалось, что мечты у него больше нет. И тут он буквально засветился. Нижняя часть лица никак не изменилась, а вот глаза широко открылись и заблестели. Он ответил мне, что и правда уже ни о чем не мечтает. Все его мечты были давно уже мертвы.
Я мысленно представила его в виде статуи – безжизненное тело, заключенное в холодную твердую оболочку С помощью своей классификации типов взаимодействия, а также на основе того, что я слышу, представляю и вижу перед собой, я продумываю методы, которые буду использовать в терапии с определенным человеком. Если это делать в доверительной обстановке, слушая, что говорит человек, и вникая в сказанное, можно узнать много новой информации. К концу семейного приема мне удалось увидеть эмоции не только в глазах отца – все его лицо говорило мне о том, что он чувствует.
Здесь я хочу заметить, и думаю, это касается не только меня, но и других людей, что, выслушивая кого-то, я смотрю на этого человека, наблюдаю за его жестикуляцией. Я замечаю все изменения, которые с ним происходят. Погружаясь в свои наблюдения, я задействую все чувства.
Здесь я хотела бы упомянуть о важности того, что я называю «энергетическим полем». Это понятие тесно связано с прикосновениями. Вокруг любой целостной личности существует поле диаметром около метра. На внешней границе этого поля ощущаются некоторые вибрации – по крайней мере, я их точно чувствую! Когда у человека все в порядке, эти линии довольно гибкие. Приближаясь к таким границам, прежде всего вы можете физически ощутить их, словно на что-то натыкаетесь. Если они кажутся вам гибкими, вы понимаете, что можете преодолеть их и установить личный контакт с человеком. Я с уважением отношусь к таким границам, поэтому всегда нахожусь на расстоянии вытянутой руки от человека. Если я подхожу к нему ближе, то, скорее всего, я уже уверена в том, что человек подпустит меня ближе. Думаю, что существует определенная связь между эластичностью этих границ и установленным доверием.
Когда я работаю с людьми, которые утратили контакт с собой, диаметр их энергетического поля составляет менее десяти сантиметров. Мне приходится проделать немало работы, прежде чем я смогу почувствовать хоть какую-то вибрацию от такого человека. Такие люди словно мертвецы: даже находясь с ними лицом к лицу я не сразу чувствую, что передо мной живое существо. Если у человека все кипит внутри, его энергетическое поле расширяется до полутора-двух метров, и это ощущается очень явно. Мы слишком злоупотребляем словом вибрации, но я знаю это ощущение и с уважением отношусь к таким границам – пусть она воображаемая, но я чувствую ее всем телом. Когда рядом со мной находятся люди, склонные к агрессии, я не приближаюсь к ним, пока не почувствую эту эластичную внешнюю границу. Не знаю, правильно ли я объясняю, но в каком-то смысле это напоминает определение границ возможностей собственного тела. То же касается и прикосновений – поэтому я никогда не прикоснусь к другому человеку, если не ощущаю эластичности его внешней границы.