Никто из руководителей этих трех направлений не проводил психотерапию самостоятельно. Наша задача заключалась в разработке программ и наблюдении за деятельностью других психотерапевтов в этом проекте. В моей программе предполагались регулярные еженедельные встречи с сотрудниками службы надзора, судьями и представителями других социальных структур этого региона, поскольку я считала, что взаимодействие с ними принесет пользу. По моему мнению, бессмысленно встречаться с семьями, не будучи в курсе общего большого контекста и всех переменных, которые оказывают влияние на эти семьи.
Для проведения индивидуальных и семейных психотерапевтических приемов я выбрала шесть психотерапевтов[22], которые обучались у меня: трое мужчин и три женщины, которые были компетентными семейными терапевтами и, так сказать, «знали жизнь». Все они знали, как быстро наладить контакт с молодыми людьми, и великолепно справились со своей задачей.
Помимо этих шести психотерапевтов, в команду входили еще три специалиста. Один из них педиатр, который хорошо разбирается в семейной психотерапии[23]. Я хотела, чтобы врач участвовал в работе в качестве консультанта и котерапевта[24], особенно на случай, если в ответ на изменения в семейной системе у членов этой семьи возникнут какие-либо психосоматические реакции. Кроме того, мне необходимо было выявить связь между делинквентным поведением и состоянием здоровья человека, а также установить, улучшалось ли здоровье членов семьи несовершеннолетнего, когда взаимоотношения в семье становились более благоприятными. Я уверена, что наше тело гораздо красноречивее, чем мы сами.
Восьмой участник моей команды[25] изучал организационное развитие и работал со мной во время контактов со службой юридического надзора за несовершеннолетними правонарушителями, а также с представителями других организаций. Этот специалист был связующим звеном между руководителем проекта и моей группой в этом проекте.
Девятый человек[26] занимался логистикой и системой поддержки участников проекта. Самой сложной частью этой работы была координация видеосъемки. Все наши действия записывались на видео, и семьи – участники проекта могли просматривать записи своих сессий. Видеозапись «Семья в период кризиса», где демонстрировалась моя работа с семьей, тоже была в доступе. Это был еще один мой способ помочь людям получить больше информации и чувствовать себя уверенно во время участия в программе лечения.
Из-за нехватки времени и того, что мой офис находится в Менло-Парке, штат Калифорния, я разработала свою программу таким образом, чтобы моя команда собиралась в Ричмонде, штат Вирджиния, на четыре недели и интенсивно работала со всеми семьями, затем делала четырехнедельный перерыв и возвращалась для десятидневного наблюдения. В целом я считаю, что интенсивная работа в течение короткого периода времени гораздо эффективнее, чем традиционные регулярные приемы у психотерапевта на протяжении более длительного срока.
Поскольку своего помещения в штате Вирджиния у меня не было, все семейные приемы проходили в большом арендованном доме – там же жили и все члены моей команды. Это значительно облегчило организацию консультаций и котерапии. Когда люди живут в непосредственной близости друг от друга, всем сотрудникам проще поддерживать контакт с ними. Кроме того, в этом доме создавалась уютная атмосфера для всех членов семей: у них были зоны отдыха, в общем доступе находились чай, кофе, молоко и другие освежающие напитки. Я уверена, что подобная домашняя обстановка и спокойная атмосфера – одно из важнейших условий эффективной психотерапии.
Я убеждена, что для своего личностного и профессионального развития люди, которые работают в одной группе, должны часто встречаться, что также положительно сказывается на качестве проводимой ими терапии. То же самое касается и персонала психиатрических клиник, и социальных центров, и других общественных организаций.
Я довольна специалистами, которых выбрала, тем, как мы жили и работали вместе, а также действиями нашей группы поддержки. Мы провели качественную, квалифицированную семейную терапию. Для организации лечения и наблюдений за работой психотерапевтов нам пригодились записи семейной хронологии каждого из пациентов и семейные карты. Активно применялся и метод «скульптурирования». Но несмотря на это, методы работы каждого специалиста и применяемые техники различались. Гибкость – а именно это нам в тот момент было нужно – представляется мне, возможно, самым важным фактором в терапии. Если нам нужно было куда-то переехать – нам давали такую возможность, если мы хотели посетить людей у них дома – мы тоже это делали. Мы изо всех сил старались сделать для этих семей все возможное и помочь им измениться к лучшему.
Поскольку я чувствовала, что групповое обучение семей обогатит индивидуальные терапевтические сессии, по выходным я встречалась с семьями в большой мастерской. Это были открытые мероприятия для всех участников проекта: семей, проходивших лечение, сотрудников различных социальных организаций и других заинтересованных лиц. Кроме того, я провела однодневный семинар для жителей региона, в котором осуществлялся этот проект.
Меня часто спрашивают, как я проводила эти четырех- или даже шестичасовые мероприятия по выходным, где присутствовали от двухсот до трехсот человек. Как и в других случаях, я исхожу из того, что люди приходят ко мне, потому что им что-то нужно. Возможно, они в чем-то заинтересованы, хотят получить информацию или терапевтическую помощь. В любом случае, я была готова им помочь. Я с самого начала надеялась на лучшее. Независимо от того, ощущали все эти люди надежду или нет, я знала, что она в них есть. С ними я могу быть открытой, честной и любящей, так как всегда надеюсь на способность людей меняться в лучшую сторону и убеждена, что все люди могут развиваться. Главное – помочь им найти их внутренний ресурс. В этом и заключается задача психотерапевта.
У меня было некоторое преимущество: до первой встречи с участниками данной программы никто из этих людей не встречался со мной и даже не слышал обо мне. Семьям, проходящим лечение, была выслана моя книга «Как строить себя и свою семью», в которой лучше всего отражены мои мысли по поводу семейных взаимоотношений. Если люди из семей – участников программы уже прочли ее, то знали, что их ни в чем не будут обвинять. В моих книгах никто никого не обвиняет, особенно родителей, – благодаря этому люди охотнее соглашаются посещать мои тренинги. Такое отношение также наглядно демонстрирует тот факт, что я имею дело с умными людьми, и я думаю, что большинство людей таковыми и являются (просто не всегда поступают разумно).
Встречи проходили в большом зале в местной церкви – там было много места и стояли передвижные стулья. Я начинала каждую встречу с теплого приветствия, в котором говорила, что я рада всех видеть и надеюсь, что мы сможем отлично поработать вместе и кое-что узнать о том, как работают семьи. Основной целью собраний по выходным было помочь людям наладить их семейную жизнь.
Когда позволяла обстановка, я спрашивала у аудитории, не хочет ли кто-нибудь высказаться, сделать что-то или что-то узнать, после чего некоторое время ждала: обычно в течение первой минуты никто не отвечал. Затем я старалась подбодрить людей: «Знаете, готова поспорить, что никто вам такого раньше не предлагал. Чего вы хотите? Чего вы хотите для себя?» (Обычно это значит: «Чего вы хотите для других?»)
Находились смельчаки, которые говорили: «Мне надо что-то сделать с моим сыном» (или с женой, мужем, матерью или кем-то еще). Я принимала любые вопросы и меняла их формулировку так, чтобы ответ на них смог чему-то научить участников этого тренинга.
Сначала я приглашала вопрошающего выйти и встать рядом со мной перед собравшимися. Находясь на расстоянии вытянутой руки друг от друга, мы могли в полной мере ощутить присутствие друг друга. Затем я развивала наше с этим человеком взаимодействие, негласно принимая собеседника в свое энергетическое поле. К примеру, мужчина в зале сказал: «Мы с женой как-то не очень ладим». Я поддержала его и ответила: «Прежде всего похвалите себя за то, что собрались с духом и озвучили это». Формулирование своих чувств – первый шаг к повышению самооценки.
Затем, чтобы установить контакт с аудиторией, я задавала вопрос: «Интересно, у кого-то из присутствующих есть похожие проблемы – у мужчин в отношениях с вашими женами? (или наоборот)». Многие подняли руки. Я считаю, что корни всех человеческих проблем одни и те же – вне зависимости от расы, национальности или экономического положения людей.
Чтобы превратить эту ситуацию в возможность для обучения и для терапевтического воздействия, я обратилась к человеку, который вышел ко мне: «Ну, вы не одиноки, так что, возможно, если вы что-то предпримете, то сможете помочь другим людям с такой же проблемой». В процессе я обнаружила, что, даже если члены экспериментальной группы не работают конкретно над собой, внутри них все равно происходят некоторые перемены.
После этого я переходила к обсуждению конкретных вопросов: «Теперь скажите, как вас зовут». Этого человека звали Карл. Я пожимала мужчине руку, прислушиваясь к своим ощущениям. Всякий раз, когда вы прикасаетесь к незнакомому человеку, необходимо учитывать продолжительность этого рукопожатия и то, насколько смелым является тот или иной человек. Прикосновения – это не техника, а установление контакта между людьми (см. часть IV).
Когда добровольцы отвечают на вопрос: «Как вы чувствуете себя прямо сейчас?», многие отвечают, что волнуются. И тогда я уточняю: «А где именно вы ощущаете это волнение?» Кто-то скажет, что у него трясутся колени – на это я отвечаю: «Так потрясите ими как следует. Кому-нибудь еще знакомо это чувство?» Конечно же, всем. «Мне тоже знакомо, так давайте как следует потрясем коленками!» И вот мы вдвоем трясем коленями: я делаю это активно, изо всех сил, в качестве примера нарушения запретов и преодоления страхов (без юмора здесь не обошлось). Это позволило нам