1) Родительская мотивация страдает от супружеского конфликта.
2) «Будь как я» воспринимается как «будь на моей стороне».
3) Родители сражаются друг с другом за место в душе ребенка, в основном потому, что ни один из них не чувствует себя уверенно и не ощущает, что другой любит его (я часто замечала, как таких родителей волнует, кому именно их новорожденный малыш улыбнулся в первый раз).
6. Беда в том, что ребенок просто потому, что это или мальчик, или девочка, уже больше похож на одного из родителей и меньше – на другого. Он уже идентифицирует себя с кем-то из родителей по половому признаку.
1) Муж с женой сначала воспринимают ребенка как практически бесполое существо, включенное в треугольник семейных отношений, и как средство для выражения своих желаний.
2) Но ребенок недолго будет «бесполым», потому что оба родителя очень боятся выпасть из треугольника семейных взаимоотношений.
❏ Родитель того же пола, что и ребенок, будет считать, что ребенок по определению «принадлежит» ему больше.
❏ Родитель противоположного пола будет считать, что со временем ребенок станет похож на другого своего родителя и, соответственно, тоже будет настроен против него. Он опасается такого развития событий, поэтому будет изо всех сил пытаться привлечь ребенка на свою сторону, чтобы компенсировать таким образом неурядицы в семейных взаимоотношениях.
❏ Когда родитель противоположного с ребенком пола будет пытаться превратить этого ребенка в своего эрзац-супруга[2], такой ребенок становится пешкой в супружеской войне родителей. Поэтому родитель одного с ним пола будет рассматривать своего ребенка в качестве потенциального конкурента (или конкурентки) («Он такой же, как я, но нравится другим больше!»)
❏ Особенно часто такое происходит в дисфункциональных семьях, поскольку муж с женой уже не уверены в том, что достойны уважения друг друга, и поэтому боятся оказаться изгоем в собственной семье.
7. Если в этих обстоятельствах ребенок принимает сторону одного из родителей, то рискует потерять другого. А поскольку ему нужны и папа, и мама, такой выбор неизбежно причинит ребенку боль.
1) «Родитель-изгой», скорее всего, уйдет в себя и будет пренебрежительно относиться и к ребенку, и к своему супругу, а также откажется выполнять основные родительские обязанности.
❏ Если мальчик ведет себя так, словно принимает сторону отца, его мать может заявить (открыто или завуалированно): «Чего еще можно ожидать от мужчин!»
«Ты весь в отца!»
«Жаль, что у меня не девочка».
❏ Если девочка ведет себя так, словно принимает сторону матери, отец может заявить (открыто или завуалированно):
«Чего еще можно ожидать от женщин!»
«Ты вся в мать!»
«Жаль, что у меня не мальчик».
❏ Если сын больше предрасположен к матери, отец может возмутиться:
«Весь в мамашу!»
«Давай-давай, маменькин сынок!»
«Что за мужик, все в куколки играешь!»
❏ Если же дочь больше предрасположена к отцу, мать может сказать:
«Может быть, ты и умная, но с мальчиками у тебя будут проблемы».
«Да какой девочке будет нравиться математика?»
«Ах ты, папенькина дочка!»
(Но хочу добавить, что, когда родитель того же пола, что и ребенок, пытается осудить его за альянс с родителем противоположного пола, он руководствуется не только ревностью. Такими действиями родитель пытается привить ребенку уместное для представителя его пола поведение. По сути, «отвергнутый» родитель пытается действовать из лучших побуждений.)
2) Когда кто-то из родителей унижает ребенка или другого родителя, или когда один из родителей хочет, чтобы ребенок объединился с ним против другого, ребенок страдает. В следующей главе я расскажу о том, как формируется гендерная идентичность и как этот процесс усложняется, когда любой из родителей затягивает ребенка в сложные супружеские взаимоотношения.
8. Помимо проблемы, связанной с тем, кто на чьей стороне в семейной триаде, мы обнаруживаем, что сами супруги, по-видимому, находятся под гнетом одних и тех же внутренних противоречий, даже несмотря на то, что в этот момент муж и жена могут быть настроены друг против друга.
1) Каждый из партнеров может проецировать свою неприязнь к отношениям или поступкам, в которых выражается одна сторона конфликта, на другого партнера или ребенка, вступая в борьбу именно здесь.
2) Или оба родителя сначала конфликтуют, перетягивая ребенка на свою сторону и провоцируя его на действия, а потом за это же его и наказывают.
3) Или же кто-то из родителей занимает одну позицию в конфликте, а другой – противоположную, и они оба набрасываются друг на друга, а ребенок оказывается между двух огней.
4) Вот почему важно наблюдать за тем, как оба родителя взаимодействуют и друг с другом, и с ребенком.
9. Родители считают, что безопаснее всего использовать ребенка в качестве «посредника» в супружеских конфликтах, то есть именно на него направлять ту враждебность, которая подспудно нацелена на партнера.
1) Если родители открыто проявляют неприязнь по отношению друг к другу, то рискуют получить ответную реакцию (а вот ребенок постоять за себя, скорее всего, не сможет).
2) Если родители пытаются выразить недовольство друг другом, критикуя то, что происходит вокруг, окружающие могут осудить их за это, что сильно ударит по самооценке пары.
10. Если супруги вовлечены в одни и те же конфликты, но при этом еще и враждуют друг с другом, это не может не отразиться на их родительских требованиях к тому, каким должен быть ребенок и что он должен делать. Эти правила будут абсолютно противоречивы, а потому рассчитывать на их неукоснительное соблюдение не стоит.
1) Наблюдая за семейным общением, можно абсолютно точно определить, что это за требования и насколько последовательно они выполняются, обращая внимание на то, какие именно действия поощряются, какие не одобряются, а какие будут под запретом.
2) Глядя на такую семью со стороны, также можно узнать, оба ли родителя в открытую критикуют поведение ребенка, при этом неявно поощряя его. Например, оба могут сказать что-то вроде: «Вот твой купальник, но к воде не подходи».
11. Реакция ребенка на неявные и противоречивые желания родителей карикатурно отражает неразрешенные супружеские и внутрисемейные конфликты.
1) Ни один из родителей, использующий ребенка подобным образом, не воспринимает его таким, каков он на самом деле. Вот что Теодор Лидз и его коллеги говорят об этом (45):
«Безусловно, такие родители могут реагировать на ребенка только с точки зрения собственных потребностей, вытесненных этим ребенком, выстраивая таким образом целый паттерн дезадаптивных взаимодействий».
2) Таким образом, ребенок не может отличить, какие из родительских реакций действительно относятся к нему, а какие к одному из супругов или ко всем домочадцам сразу.
3) К тому же ребенок, который достаточно долго рос в подобной обстановке, становится именно таким, каким его видят родители. Он усваивает родительские требования к тому, как он должен себя вести и каким быть, и перенимает их в качестве собственных правил.
12. Процесс, с помощью которого родители побуждают ребенка исполнять свои противоречивые желания, разумеется, почти полностью проистекает бессознательно.
1) Если хотя бы один из родителей понимал бы, насколько он влияет на своего ребенка, ему пришлось бы признать, что ребенок – отдельная личность, а не продолжение его самого.
2) Из-за низкой самооценки многие родители не считают себя достаточно значимыми для того, чтобы быть влиятельной фигурой в жизни своего ребенка: «Таким уж он родился».
3) Вот что думает по этому поводу Джексон (36):
«Все мы яростно отрицаем свое влияние на собственных детей и на окружающих и при этом не задумываясь возлагаем свою вину на чужие плечи. Неудивительно, что родителей больше волнует наследственность и химические факторы воздействия на эмоциональное состояние ребенка, и поэтому на психиатра возлагается неприятная, но необходимая задача – оценить степень ответственности, не навешивая при этом ярлыков».
13. В общем, если родители дисфункционально сфокусировались на ребенке, они могут использовать его как некий собирательный образ, символ, олицетворяющий все их фантазии. Но, как указывают Белл и Фогель (69), ИП как символ отличается от воображаемого символа:
«Мечтатель может представить себе сколько угодно абстрактных символов, но в семье существует лишь ограниченное количество детей, которых можно использовать как козлов отпущения. Следовательно, когда на горизонте появляется серьезная… проблема, и ни один ребенок не может стать подходящим символом для ее объяснения, должно произойти значительное когнитивное искажение, чтобы использовать кого-то в качестве жертвы».
14. Когда мы видим, что ребенка бессознательно используют в дисфункциональных целях, возникает ряд вопросов:
1) Что будет, если в семье не один ребенок, а больше? Кого из них выберут родители, чтобы превратить в ИП?
2) Будет ли этот ребенок ИП всегда или иногда эту роль примеряет на себя другой ребенок?
3) Зависит ли то, кому из детей достанется роль ИП, от их пола?
4) Бывают ли семьи, в которых не один ИП, а больше?
5) Любой ребенок может рассматриваться как третья точка в детско-родительском треугольнике. Влияет ли на детей, не выполняющих функцию ИП, проживание в семье с дисфункциональным детско-родительским треугольником (мать – отец – ребенок ИП)?
15. У нас нет научно обоснованных ответов на вопрос, почему муж с женой выбирают в качестве ИП определенного ребенка. Но основываясь на постоянных клинических наблюдениях, мы можем предположить, что этот выбор отчасти зависит от того, какого рода конфликты происходят между супругами.
1) Провоцировать супружеские конфликты могут абсолютно случайные характеристики разных детей.