Куше пишет Макдивитту письмо в надежде получить от него дополнительные сведения, которые помогли бы развеять спекуляции о кознях инопланетян. Ответ, однако, оказался совсем не в духе противника тайн: «В ответ на Ваше письмо от 22 января сообщаю, что во время своего полёта на космическом корабле „Джемини-4” я действительно видел то, что некоторые люди называют НЛО… Объект, который я видел, остается неопознанным. Но отсюда вовсе не следует, что это космический корабль с какой-нибудь далёкой планеты во Вселенной. Отсюда также не следует, что это не космический корабль. Отсюда следует только одно: во время полёта я видел объект, который ни я, ни кто-либо другой ещё не могли опознать и определить, что это такое».
28 декабря 1948 года пассажирский самолёт «Дакота-3» направлялся из Сан-Хуана (Пуэрто-Рико) в Майами. На попечении капитана Роберта Линквиста, второго пилота Эрнеста Хилла и стюардессы Мэри Бэркс было 27 пассажиров, возвращавшихся домой после коротких рождественских каникул. Незадолго до вылета было обнаружено, что радиопередатчик не работает из-за разрядки аккумуляторных батарей. «Узнав, что на подзарядку уйдёт несколько часов, Линквист попросил механика долить в аккумуляторные батареи воды и отнести их обратно в самолёт, не тратя времени на подзарядку… Условились, что, пока генераторы не дадут достаточно энергии для удовлетворительной работы передатчика, самолёт будет находиться в окрестностях Сан-Хуана».
Через 11 минут после взлёта Линквист вызвал диспетчерский пункт аэропорта в Майями. Диспетчерский пункт почему-то не услышал вызова, но его перехватил центр связи комитета гражданской авиации (КГА) в Сан-Хуане. Помехи с радиосвязью на этом не закончились. Несмотря на многочисленные попытки, центру связи КГА не удалось вновь связаться с «Дакотой-3» «В ходе полёта сообщения перехватывались наземными радиостанциями, однако прямая связь с самолётом для уточнения его местоположения на трассе так и не была установлена».
«В 4.13 Линквист вызвал диспетчерский пункт аэродрома Майами и, сообщив, что находится в пятидесяти милях южнее города и на борту всё в порядке, запросил инструкции для захода на посадку». Как и в первом случае, радиозапрос не был услышан адресатом, но его перехватил центр связи в Новом Орлеане. Это было последнее сообщение от «Дакоты-3». Поиски следов катастрофы ни к чему не привели.
«Через несколько часов начались энергичные поиски. Сотни судов и самолётов прочёсывали океан на всём протяжении от Сан-Хуана до Флориды; в их поле зрения было Карибское море, Мексиканский залив, острова Флорида-Кис, Куба, Гаити и Багамы. На месте предполагаемой гибели самолёта не было найдено никаких следов катастрофы».
Из доклада следственной комиссии
«Известно, что радиопередатчик самолёта работал, когда Новый Орлеан перехватил сообщение о его местоположении… Возможно, что пилот неправильно определил своё местоположение… Поскольку запас горючего рассчитан на 7,5 часа, а последнее сообщение удалось принять через 6,10 после взлёта, ошибка в определении местоположения могла оказаться роковой».
Куше: «Хотя погода была хорошая, она, тем не менее, могла оказаться одним из факторов, которые привели к катастрофе. В Сан-Хуане синоптики сообщили Линквисту, что в начале полёта ветер будет юго-западный слабый, а потом он изменит направление и будет дуть с северо-запада. Делая поправку на ветер, Линквист должен был вести самолёт немного левее заданного курса. Однако, когда они приблизились к Майами, ветер снова изменил направление и подул с северо-востока. Если пилот об этом не знал, то, хотя ветер был несильный, он мог вызвать отклонение от курса…»
Сам по себе ветер (тем более несильный) не может, конечно, обусловить существенное отклонение от курса. Значит, когда речь идёт о значительном отклонении от курса, а пилоты об этом не подозревают, предполагается, что по какой-то причине показания навигационных приборов не соответствуют реальному курсу самолёта.
Куше: «В сороковые годы, когда радиоаппаратура работала в основном на низких частотах, определить точно своё местонахождение над океаном было далеко не просто… До появления всенаправленных радиомаяков и специального телеоборудования для измерения расстояний у пилотов не было достаточно надёжных методов определения своего местоположения в воздухе… Когда Линквист сообщил, что он находится в 50 милях южнее Майами, это были лишь ориентировочные данные о местоположении самолёта…»
Эти строки надо понимать так: если бы «Дакота-3» (равно как «Стар Тайгер» и самолёты 19-го звена – все они конструкции 1940-х гг.) был оснащён навигационным оборудованием не 1940-х, а, скажем, 1980-х годов, несчастья бы не произошло. Позволю себе в этом усомниться и допустить, что причина трагедии не техническая, а внешняя. Такое допущение, однако, может подтвердить, и даже возвести в ранг гипотезы, похожее событие с самолётом конструкции 1980-х годов, в котором навигационные приборы функционируют на высоких радиочастотах. Говоря словами венгерского математика Д. Пойя, «предположение становится более правдоподобным, если становится правдоподобным аналогичное предположение». Этот логический приём известен как метод доказательства посредством аналогии.
Тайна рейса 007
31 августа 1983 года пассажирский авиалайнер «Боинг-747» южнокорейской компании КAL, выполнявший регулярный рейс Нью-Йорк – Анкоридж – Сеул (рейс 007), отклонился от курса и вторгся в воздушное пространство СССР. Здесь он был уничтожен советской службой противовоздушной обороны (ПВО). Погибло 269 человек.
О причине изменения курса можно было бы судить по записям в «чёрном ящике» (flight-recorder) «Боинга» – в нём фиксируются все данные о полёте, включая переговоры пилотов между собой и с землей. Но «чёрный ящик» вместе с самолётом затонул в море, где-то у южных берегов Сахалина. Западные обозреватели высказывали тогда предположение, что его нашли советские водолазы, но Москва долгое время это отрицала.
Через несколько дней после трагедии один из журналистов спросил тогдашнего министра иностранных дел СССР А. А. Громыко: «Думаете ли вы, что мир скоро забудет историю с корейским самолётом?» Тот спокойно ответил: «Я в этом уверен». Так оно, вероятно, и было бы, если бы в последующие годы одно за другим не стали вскрываться обстоятельства, делающие это событие весьма и весьма загадочным. Недаром оно периодически (вплоть до настоящего времени) обсуждается на страницах газет и в телевизионных передачах в разных странах.
В ноябре 1992 года Президент России Борис Ельцин во время своего визита в Южную Корею передал правительству этой страны «чёрный ящик» пассажирского «Боинга-747». Появилась надежда, что теперь-то, возможно, станут известны факты, которые объяснят причину отклонения от курса. Однако не прошло и двух недель, как Сеул обратился к Москве с заявлением, что flight-recorder не содержит в себе почти никакой информации. То ли ещё при коммунистическом режиме часть записей была преднамеренно стёрта, то ли эти записи оказались испорченными от длительного пребывания под водой…
Полустёртые магнитные записи – это загадка, так сказать, явная. Но в событии прослеживаются и другие непонятные (особые) обстоятельства, которым, на мой взгляд, эксперты в своё время не уделили должного внимания. С учётом же этих обстоятельств версии, объясняющие причину отклонения самолёта от курса, оказываются весьма уязвимы.
Согласно международному воздушному праву самолёт, нарушивший границы другого суверенного государства, подлежит перехвату. Перехват, в свою очередь, предполагает принудить самолёт-нарушитель к посадке посредством общепринятых сигнальных приёмов. Сторона, уничтожившая самолёт-нарушитель, обязана представить доказательства того, что ею были исчерпаны все предписанные международным сообществом приёмы, направленные на перехват. Каких-либо вразумительных объяснений в данном случае не последовало. И разразился мировой скандал.
Рим
Министр обороны Спадолини заявил, что нападение на «Боинг» было безумным актом, который наполняет ужасом цивилизованных людей и является бесчестьем для их авторов.
Брюссель
Министр иностранных дел сурово осудил цинизм советской атаки на безоружных людей.
Сеул
Президент Южной Кореи обвинил СССР в самом варварском преступлении, какое только возможно.
Бонн
Западногерманское правительство осуждает действия советских властей, квалифицируя их как абсолютно неприемлемые в человеческом сообществе и беспрецедентные по жестокости…
Справедливости ради следует отметить, что московское руководство непосредственно в самой трагедии не виновно. Решение уничтожить пассажирский авиалайнер было принято не только без ведома Политбюро, но даже без согласования с тогдашним министром обороны маршалом Устиновым. Вот почему известие о расстреле пассажирского самолёта вызвало шок у самого московского руководства, которое сначала вообще отрицало инцидент. Но уже на следующий день после трагедии военная газета «Красная звезда» признала, что самолёт был сбит по ошибке[16]. Тут же начальник Генерального штаба маршал Н. Огарков заявил: «Никакой ошибки не произошло». Ещё несколько дней спустя начальник главного штаба войск ПВО генерал-полковник С. Романов пытался оправдаться: самолёт на сигналы советских истребителей не реагировал, вот и пришлось его атаковать.
Обозреватели на Западе с удивлением отмечали, что «такого разнобоя… в заявлениях советских представителей и органов печати давно не было». Если, как утверждает маршал Огарков, ошибки не произошло, если службы ПВО действовали в соответствии с инструкциями, почему тогда были сняты со своих постов несколько высших офицеров дальневосточных штабов? Почему командующего войсками ПВО СССР маршала Колдунова, вопреки заведённой в Москве традиции, на сей раз не наградили очередной медалью в связи с шестидесятилетием? Почему генерал-полковник Романов вместе со своим заместителем Чесноковым были понижены в должности?