той жизни, может, конюхом… В общем, Смолянинов А.В., никакого острого психоза у вас нет. Хотите – идите к Смирновой. Не хотите – не идите. Мы всех нормальных, испытавших эпизоды спокойной единичной… э-э-э… ненормальности, к ней отправляем.
– Знаете, что забавно? – бармен Смолянинов пил кофе у Ирки на кухне…
После беседы с этой Смирновой действительно полегчало. Она что-то умно говорила про нечаянные и намеренные «пробои» в филогенетических энергопотоках. О перепутанных «проводах» в «щитке». О том, что он просто подошёл к лежащему на земле оголённому проводу без резиновых сапог, а это не каждому приятно… Что дело не в нём, а в месте… Что его могли просто выбрать, чтобы донести… Провода, по которым несётся направленный поток электронов, могут и не знать, что всё это лишь для того, чтобы, например, какая-нибудь дамочка залила в кружке кипятком кофейный порошок. И так далее и так далее. Много чего говорила и, похоже, в основном для себя. Уж кому-кому, а бармену известен подобный жанр: говорить кому-то, но на самом деле для себя. Но это и не важно, что она говорила. Потому что она что-то сделала руками с его головой, и он понял, что больше никогда ему, Смолянинову А.В., ничего подобного непонятного не привидится. Не прислышится. И не принюхается. И слава богу. А то ещё не хватало в дурку загреметь…
– Знаете, что забавно?.. – удивляясь, чему это Смирнова так счастливо улыбается.
– Знаю, – перебила она его, – к вам в ресторан ходила одна девушка. Саша…
– Точно! Блондинка такая, у неё ещё…
– Да, да… Её фамилия Ларионова.
– Да как же это…
– Ходила-ходила и, наконец, дошла.
– Она ещё всё время что-то строчила в блокнот. Только я не пойму…
– Она писала стихи. Это тоже своего рода психоз. Хотите, я вам подарю её последнее стихотворение?
– Последнее?..
– Да. Она умерла. И снова родилась. И опять умерла. И снова родилась. Чтобы умереть. И уже никогда больше не рождаться…
– Если бы меня не направил к вам врач, работающий в дурдоме, я бы подумал, что вы ненормальная, – бармен коротко хохотнул.
– Ну что вы, Антон, я как раз нормальная… Просто то, что я говорю, кажется сложным. Люди боятся этой некажущейся простоты. Вот вам явилась самая что ни на есть обычная картинка: луг, лошади, девушка и мужчина. И что вы сделали? Обратились в приёмное психиатрической лечебницы. И правильно сделали, между прочим, – Ирка хитро прищурилась. – Любой, способный живо чувствовать, уже ненормальный. Потому что эти живые чувства считаются галлюцинациями. А галлюцинации – первый наиглавнейший признак острого психоза в психиатрии. Не пугайтесь. Более вы никогда такого не почувствуете. Даже если окажетесь в «зоне сигнала». Я вам, грубо говоря, «антенну» сняла. Так что никаких зелёных человечков и маленьких чёртиков. Их ведь и не было, не правда ли?
– Нет. Человечков и чёртиков не было. Если задуматься – действительно, простая картинка. Мне и страшно-то не было, если честно. Просто, очень… необычно.
– Вы стихотворение Ларионовой возьмите. На память. Оно простое. У меня много копий. А оригинал хранится не у меня. Он лежит в одной шкатулке с тем самым – про ракурс, что вы написали врачу приёмного. Просто у владельца шкатулки ещё руки не дошли до прочтения ветхих бумажек, доставшихся в наследство от родственницы…