Судя по всему, лежу в постели. По крайней мере, мне вполне комфортно, удобно и тепло. Значит, точно не на улице где-нибудь валяюсь. Осталось выяснить, в какой конкретно постели. А то может улица была бы гораздо лучше вариантом.
Вот только… Я сосредоточился, пытаясь восстановить в голове события. Что произошло?
Последнее, что помню, это — взрыв. Хотя, конечно, называть случившееся взрывом несколько странно. Но в башке только такое сравнение вертится.
Когда я отпустил все способности одновременно… Я словно стал центром, точкой, от которой во все стороны пошла волна чего-то очень мощного. Волна силы. Черт… Или как оно правильно называется…Это было, можно сказать, материально. То есть –буквально, не в переносном смысле. Словно воздух — это вода, в которую с силой бросили булыжник. Или где-то на глубине активировали особо убойный снаряд.
Впервые я увидел свои способности по-настоящему, как реальное воплощение того могущества, которое существует во мне.
Вернее не так… До волны было еще кое-что. Сначала на несколько минут вокруг того места, где стоял я, на расстоянии, доступном человеческому глазу, наступила тишина. Гробовая тишина. Просто будто везде выключили звук. Перестали гудеть машины, перестали доноситься голоса. Ветер, шелес листьев, шум человеческого муравейника — все пропало.
Я видел, как кричат особисты. Видимо, это были какие-то приказы или угрозы, предназначавшиеся мне. Но у них рот открывался, а звуков не доносилось. Вообще.
То же самое происходило с матерью, которая вроде бы что-то хотела мне сказать, и с Толиком, который вскочил с лавочки, а потом кинулся в мою сторону. Их губы двигались очень медленно. Они сами двигались очень медленно.
В отличие от особистов лица матери и пацана выражали очень сильный испуг. Только не меня они боялись. Они переживали за мое состояние. Так, наверное.
Мать поняла, что я хочу сделать. Она побежала ко мне. Побежала… Удивительно неподходящее слово. Родительница, будто в замедленной съемке, поднимала ногу, опускала ее. Потом вторую. Но скорости в этом не было совсем. Двигалась, как улитка. Даже медленнее. Но и это было не все.
Следом за обрушившейся на меня тишиной, наступил второй этап странностей. Предметы вдруг внезапно утратили гравитацию. Они перестали подчиняться законам земного притяжения. Лавочки, мусорные урны, машины, стоявшие неподалёку. Даже машины особистов. Все это, медленно отрываясь от земли, начало подниматься вверх. И люди. Они тоже начали подниматься вверх. Я имею в виду в первую очередь группу захвата. Они стояли дальле, чем мать, но ближе случайных прохожих, мелькавших где-то за деревьями.
Лица особистов в этот момент стали настолько ошалевшими, что это даже могло бы выглядеть смешно. Если бы не вся ситуация в целом. Они явно не ожидали, что кто-то способен переплюнуть их хваленую защиту. Мужики в черной форме размахивали руками, дрыгали ногами, но это вообще им не помогало. Все это выглядело так, будто особистов резко переместили с обычной городской улицы в состояние невесомости.
Я ее чувствовал, кстати, их защиту. Снова. Как легкое сопротивление. Будто я давлю на пленку, которая вот-вот лопнет.
Бывают такие моменты, про которые говорят — время остановилось. Странно звучит, конечно. Время невозможно остановить. Но смысл данного выражения я понял сполна лишь стоя перед гостиницей и глядя на то, как люди, долгое время отлвливающие псиоников словно бешеных собак, оказались беспомощны передо мной.
В момент, когда впервые за всю свою жизнь открыто, при свидетелях, не думая об опасности, я дал волю тому, что эти годы сидело внутри меня. Дал полную свободу действий псионику. Себе.
И вот что могу сказать…это было очень, очень странно и страшно. Все, что я делал. Все что происходило вокруг.
Особисты пытались выстрелить в меня. Не свинцовыми шариками. Обычными пулями. Видимо, им важно было сохранить мою персону в целости и сохранности. Они понимали, что убийство настолько особенного экспоната обернётся для них сильнейшим разносом со стороны Ликвидатора. Бедолаги. Им же невдомёк, что господин Полковник сам хрен его знает где. Ему самому требуется помощь.
Однако пули, как и все вокруг, вылетая из дул автоматов и пистолетов, словно увязали в густом воздухе. Такое чувство, что это и не воздух вовсе, а какой-то кисель. А еще, с каждой секундой я чувствовал, как все сильнее растягивается тонкая пленка защиты особистов. Она не останавливала меня. Она лишь слегка глушила способности. Не справлялась с ними вообще.
Я не знаю, происходило ли все это только в моей голове, или на самом деле универсал способен замедлить бег секунд. Я не могу оценить этого объективно. Вполне возможно, для людей, попавших под мое воздействие, все двигалось в обычном режиме.
А вот уже потом я поднял руки… Вернее, они поднялись сами. Такой жест был, интуитивно-автоматический. Я сказал громко и отчетливо:
— Бум!
Взмахнул конечностями, словно дирижёр, и в ту же секунду пленка, которая и так натянулась до предела, лопнула. Во все стороны рванула эта волна, о которой говорю. Воздух просто сгустился и ударил по всему, что находилось вокруг.
И только в последнюю секунду я вдруг понял, что сейчас к чертям собачьим, сметет не только особистов, но и тех людей, которые не успели спрятаться или оказались слишком близко. Спецы не рассчитывали на подобное развитие событий. Да, они постарались убрать гражданских с территории, на которой проводится операция. Но радиус моего воздействия оказался шире.
А Толик с матерью вообще находятся максимально близко к центру этого псионического взрыва. Пацан как раз добежал до родительницы, но она схватила его за одежду, дернула к себе и прижала обеими руками. Мать не дала пацану возможности оказаться еще ближе. Он вроде бы сопротивлялся, однако она держала его крепко.
Не знаю, как у меня вышло, не понимаю. Не знаю, как успел это сделать, но…
Их накрыл купол. Такой же прозрачный, как и воздух вокруг, просто очень плотный. Наверное, это сделал я. Не знаю. Ну или… Это сделала мать. Черт… Наверное всё-таки мать.
Уже понятно, она — псионик. Представить не могу, как это вышло. Нет ни единой версии. Женщины не рождаются со способностями. Никогда. Это прерогатива мужчин. Природа словно боится женской нестабильной сути. Это же мандец, как рискованно. Проснулась сегодня женщина не в том настроении, поругалась с кем-то. Все. Конец. Разнесет половину мира к чертям.
И несмотря на это, женшина, воспитавшая меня — псионик. Иначе за ней не явился бы особый отдел. Иначе она все эти годы не вела бы себя так, как вела. Иначе она никогда не смогла бы стереть часть моих воспоминаний. Вернее, не стереть, а спрятать их куда-то очень далеко, в глубину моего подсознания. Я забыл десять минут своей жизни. Десять самых важных долбанных минут, которые вообще все повернули бы совсем в другую сторону.
То есть, как минимум, мать — телепат. Сюрприз! А если учесть наличие купола, которым она защитила себя и Толика, телекинез вполне имеет место быть. Родительница придала реальное воплощение воздуху. Она превратила его в непробиваемое стекло.
— Боря, ты как? — Толик наклонился еще ближе, а потом осторожно положил руку мне на лоб. — Жар спал. Отлично. Ох ты и дал, конечно… Слушай, в первые секунды думал, меня разорвет на части, как ту лабораторную крысу. Честное слово. Но… Блин. Оно того стоило бы. Честное слово. Даже умереть не жалко, зуб даю. Никогда не видел ничего подобного. Вообще. Это… Это мощно.
Пацан покачал головой. Я с удивлением слушал, что он говорит и наблюдал за эмоциями на его лице.
Толик в восторге. Реально. Он в безумном восторге. Мог погибнуть, превратиться в кровавое месиво…
Стоило мне об этом подумать, как сознание выдало картинку, от которой меня моментально замутило. Тошнота подкатила прямо к горлу.
Мать и Толика уберёг купол. А особистов — нет. Эта волна буквально прокрутила их в фарш. Она смяла человеческие тела, словно огромная рука, которая сминает, а потом рвет бумагу.
Я видел, как все это произошло. И не чувствовал в этот момент ни-че-го. Вообще. Полнейшее равнодушие. Я убил кучу людей, не испытывая при этом ни малейшего сожаления. Возможно, под удар попали и обычные люди. Не могу утверждать обратного. Наверное, так и есть. В меньшей, конечно, степени, потому что находились дальше, но уверен, покалечил я немало народу. Твою мать…
— Что такое? — Ангелина сразу заметила мое изменившееся лицо. — Борис… Воды? Сейчас. Подожди секунду.
— Не надо. — Я покачал головой. — А то сблюю.
— Ты помнишь, да? — С жалостью в голосе спросил Толик. Он телепат. Он чувствует мое состояние. Тем более сейчас в помещении три псионика и нам не надо скрываться друг от друга. — Борис, не думай об этом. Не сосредотачивайся на этих воспоминаниях. Бывает и такое. Знаешь, как говорят? Цель оправдывает средства. Ну… Конечно, так говорят особисты, однако в данной ситуации вполне можно отталкиваться от их слов.
— Да. — Ангелина небрежно пожала плечами. В отличие от пацана она не испытывала по поводу убитых людей ни жалости, ни сострадания. Я видел в ней это безразличие. — Так вышло. Чего уж теперь. Они хотели причинить вред твоей матери. Ну и тебе. Ты защищался. Я, конечно, не видела всего лично. Но…Толик рассказал. И знаешь, что, Боря? Уж точно переживать за этих граждан не надо. А особисты… Ну у них служба такая. Просто очень долгое время они не получали ничего в ответ. Им все давалось легко. Ловили детей, настоящие герои. А тут — прилетела ответочка. Ну бывает.
— Я их просто уничтожил. Как мусор какой-то…Взял и уничтожил.
Мой голос звучал спокойно. И эмоции тоже вроде бы ощущались спокойными. Расстроен, озадачен, обеспокоен.
Но внутри, где-то очень глубоко, появилось ощущение ужаса. Не от смерти людей. Что любопытно, я испытывал некоторое сожаление, но не более того. Причина ужаса в том, насколько я силен. Меня эта мысль, в отличие от Романовской, которая, видимо, вместе со своей человеческой нормальностью утратила и человеческие чувства, пугала. Я — чертово оружие массового поражения. Я именно сейчас это понял. То, о чем говорил Романовский. Понял до конца, полностью.