ГЛУБИНА МРАКА
Аще жена кая от мужа прелюбы сотворит, Дракула же веляше срам еи вырезати и кожю содрати, и привязати ея нагу, и кожу ту на столпе среди града и торга повесити, и девицам, кои девьства не сохранят, и вдовам також, а иным сосца отрезаху; овым же кожу содравше со срама ея, и, рожен железен разжегши, вонзаху в срам еи, и усты исхожаше, и тако привязана стояше у столпа нага, дондеже плоть и кости еи распадутся или птицам в снедь будет.
Глава 1. ПУТЬ ДИЛЕТАНТА — VСветлов, Псковская область, деревня Щелицы, 05 июля 1999 года
1
Водитель со скрежетом переключил передачу, двигатель взвыл и автобус, подпрыгивая на ухабах, принялся медленно забираться в гору.
Гора, честно говоря, не заслуживала такого названия — обычный холм. Но для старого ПАЗика и эта высота стала нелёгким испытанием.
Светлов отрешённо смотрел в грязное окно. Заняться было совершенно нечем. Ни поработать с персиком, ни подремать — автобус трясёт на грунтовке, ревёт радио.
Он пытался намекнуть Борису Евгеньевичу, что коли уж ему на выполнение задания отпустили всего три дня — то хорошо бы снабдить агента транспортным средством. Причём адекватным. Джипом, например. Ничто другое по таким дорогам ездить не в состоянии. Намёк остался непонятым, и теперь ему придётся объяснять, почему он не уложился в три дня. А он не уложится. Никак. Это стало ясно, как только Светлов добрался до автостанции Плюссы.
Услышав просьбу продать билет до Щелиц, молоденькая кассирша взглянула на него, как на человека, попросившего билет до Марса. Или по меньшей мере до Луны.
— Это… Не ходит автобус дотуда. Давно уж. Как сломался, так и не ходит.
— Но мне очень надо…
— Так не ходит, говорю же! В Плесну ехать надо, может кто оттуда и подкинет.
— И когда рейс в эту самую Плесну?
— Так завтра, в одиннадцать. Приходите, народу мало, билеты завсегда есть.
— Как завтра? А сегодня? И что я буду здесь целый день делать?
Кассирша оглядела Александра оценивающим взглядом. Он заподозрил, что сейчас она предложит несколько более или менее интересных вариантов препровождения времени. Интересных для неё. Но у Светлова были другие планы.
Рассудил он логично: раз не так давно автобус в Щелицы ходил, то кто-то ведь на нём ездил? И, надо думать, после отмены маршрута тоже как-то ездит, не пешком же добирается…
Он вышел на пыльную площадь перед автовокзалом, поболтался среди пассажиров, поджидающих свои автобусы. Поговорил с одним, вторым, третьим…
Никто ничего не знал.
Частников, предлагающих свои услуги, не обнаружилось.
Где можно поймать попутку в эту глухую дыру, Александр не имел понятия…
Он не отступился, продолжил расспросы — и удача ему улыбнулась: словоохотливая бабулька исчерпывающе объяснила ситуацию. В Щелицы, дескать, автобус нынче и впрямь не ходит. Но попасть туда всё-таки можно, причём, что характерно, на автобусе же. Есть такой маршрут, раз в день — объезжает по кругу самые дальние деревушки района. В Щелицы заезжать не должен, хоть и недалеко они. Да только шофёр-то на маршруте тамошний, щелицкий — ночевать домой ездит. Приплатить ему чуток сверх билета — и всё в порядке.
И обрадованный Светлов спустя два часа стал пассажиром этой груды металлолома, гордо именуемой автобусом. А затем ещё почти пять часов совершал унылый вояж по району. Результат: день клонится к вечеру, а он ещё ничего не сделал, даже не добрался до места назначения…
2
Наконец водитель заглянул в почти опустевший салон:
— Ну, кто до Щелиц — по пятёрке с носа!
И выразительно посмотрел на Светлова. Тот потянулся за бумажником. Две женщины средних лет, похоже, хорошо знали заведённый порядок — и загодя приготовили плату. Иных желающих не нашлось.
Коли уж встретились на пути две аборигенки — грех их не расспросить.
— Извините, — обратился к ним Александр. — Вы сами-то щелицкие?
Женщины переглянулись. Затем так же молча кивнули — абсолютно синхронно.
— Скажите, а с Казимиром Петровичем вы знакомы?
Фамилию Светлов не назвал специально. С одной стороны, имя Казимир для здешних мест редкое. С другой стороны — меньше официальности, меньше опасений, что собеседницы что-то заподозрят и замкнутся.
Женщины вновь переглянулись. Но ответить — или хотя бы кивнуть — не спешили. Пауза затягивалась.
Светлов с тоской понял, что у него не заготовлен ответ на элементарный вопрос: а зачем, собственно, он ищет Новацкого? Понадеялся на суггестию, не подготовил толком легенду… А поможет ли здесь внушение? Обстановка далека от тепличных условий тренировки: автобус трясётся и подпрыгивает, ревущее радио частично заглушает слова, собеседницы отчего-то насторожены… И нет рядом инструктора, всегда готового помочь.
Одна из женщин, не иначе как закончив перебирать в памяти бесконечный список своих знакомых, соизволила-таки ответить. Ответ был короток и туманен:
— Ну-у…
Трактовать его можно было двояко. Либо «Ну чё привязался?!», либо «Ну, знакома вроде…»
Светлов предпочёл второй вариант. Обрадовано улыбнулся, достал и раскрыл записную книжку.
— А я вот в гости к нему наконец собрался. Смотрю — адрес не полностью записан: Плюсский район, деревня Щелицы. Ни улицы, ни дома… Может, вы подскажите?
Лица женщин немного расслабились. Но лишь немного. Словно самые чёрные их догадки в отношении Светлова не оправдались, однако всё равно он оставался личностью насквозь подозрительной.
Но ответ прозвучал уже более обстоятельный:
— Так в Щелицах улица одна и есть. Дорога идёт сквозь их — вот те и улица. А нумеров на домах отродясь там не было…
И ни слова про Новацкого.
— У-у-у… Как же Казимира Петровича тогда отыскать? Поможете?
— А никак. Не живёт он летом-то в Щелицах. Сколько уж годков зимует тока…
Светлову не составило ни малейшего труда изобразить, как он разочарован таким известием… Он и в самом деле был разочарован, даже разозлён. Что он напишет в отчёте? Скорбную повесть о том, как мыкался на автовокзале и пять часов трясся по здешним ухабам? И приложит снимки с пейзажами окрестных озёр — дескать, подозреваю, что тут-то и водятся русалки?
— А может, вы знаете, где он сейчас? — схватился он за последнюю надежду, как утопающий за соломинку. И добавил-таки лёгкий, осторожный посыл:
— Расскажите мне!
Не сработало… Тётка помотала головой и сжала губы плотно-плотно, всем видом показывая, что будет держать их таком положении до Судного дня. Или по меньшей мере до приезда в Щелицы.
Александр посмотрел на её попутчицу. Ту, похоже, зацепило… Легонько, ни о каком контроле над сознанием речь не шла. Просто возникло неосознанное желание помочь симпатичному парню — как у чиновниц в пенсионном фонде и налоговой инспекции, как у преподавателей в университете…
Женщина зачем-то оглянулась, хотя в салоне никого больше не было. Перегнулось к Светлову через разделявшую их спинку сиденья, сказала негромко:
— Болтают, чё в Заянье он летует… Но ты не слушай, коли и вправду Петрович в гости звал — в Беленькой его ищи, недалече это, кто-нить да подбросит из щелицких…
Расположение деревни Беленькой Светлов после изучения карты здешних мест примерно представлял. Не так уж «недалече», но и не дальний свет… Он хотел спросить, чем там занимается Казимир Петрович — но тётка уже демонстративно разглядывала проплывающий за окном пейзаж.
3
Как выяснилось, деревня не зря носила звучное название Щелицы.
За холмом, который столь героически штурмовал ПАЗик-инвалид, высился другой холм, весьма похожий. В ложбине между ними и разместилась деревня.
Тётки-попутчицы сошли в самом её начале, у первых домов. Светлов в одиночестве доехал до автостанции, выбрался из автобуса, огляделся.
Деревня как деревня. Длинная улица с пыльными палисадами, избы, огороды, колодцы… Чуть дальше деревянный мостик с покосившимися перилами переброшен через невеликую водную преграду — не то большой ручей, не то крохотную речку, сквозь кусты и не разглядеть толком. Из обитателей Щелиц в поле зрения попала лишь пара кур, копошившихся в канаве.
Пока Светлов озирался, водитель загнал ПАЗ в ближайший двор. Роль же автостанции выполняла бревенчатая изба. Александр потрогал амбарный замок, висевший на дверях, потом взглянул на часы — четверть восьмого.
Хотя до заката далеко, чувствовалось, что в деревне наступил вечер. И глубокий. Праздношатающихся граждан не было вовсе. Магазин закрыт, местная администрация тоже. Кто, интересно, его подкинет до деревни Беленькой? А если не найдёт сразу оказию — где он будет ночевать?
— Чё, парень, ищешь кого?
Светлов обернулся. К нему обращался водитель автобуса.
— Вроде как ты не здешний… — Утверждения во фразе оказалось больше, чем вопроса.
— Не здешний, — подтвердил Светлов. — Мне вообще-то в Беленькую надо. Не подскажите, как добраться?
Казалось, водитель безмерно удивился. Словно представить не мог, зачем городскому жителю потребовалось попасть в этакую глухую дыру…
— Пойдём, — кивнул он Светлову, направляясь вдоль улицы. Александр закинул спортивную сумку на плечо и пошагал следом.
— Там ты к кому? — спросил шофёр.
— Да так, — неопределённо ответил Светлов, — дела там у меня.
— Какие дела?
Светлов мысленно выругался — какого лешего мужику надо? Как будто сговорился с теми двумя тётками. Может, слышал обрывки разговора? Да нет, ничего он мог услышать в своей завывающей колымаге — лишь завывающую ещё громче музыку.
— Какие дела, парень? — настойчиво повторил водитель. — Могу помочь, но мне знать надо.
— Я журналист, — ляпнул Александр первое, что взбрело в голову. — Вот, слышал, что там девушка нашлась — из леса вышла. Хочу узнать поподробней.
— Чё за газета?
— «Московский комсомолец».
Мужик окинул его оценивающим взглядом.
— Удостоверение показать? — спросил Александр, на всякий случай приготовившись провести небольшой сеанс внушения.
— Да ладно, бляха-муха, не надо… — буркнул шофёр. — Пётр я.
— Александр.
— Ты это… в общем, нехорошее место там. И людишки такие же. Не знаю, чё ты про них сочинять собрался… У нас тут тоже нашлась одна такая, нудистка, бляха-муха… А в Заянье из лесу аж две вышли… Может, про них напишешь?
Светлов покачал головой:
— Нет, мне в Беленькую надо.
Пропитое лицо водителя отразило напряжённую работу мысли. Наконец он пришёл к решению:
— Ну, ежли хочешь, завтра утром я отвезу, выходной у меня… Заодно и заброшу кой-чего знакомой одной. Только это… того, ну…
— Я заплачу, не беспокойтесь.
— Стольник. По рукам?
— Ладно, — кивнул Александр.
Билет от Плюссы до Щелиц стоил восемнадцать пятьдесят, плюс дополнительная пятёрка. Наценка существенная, но коли уж он будет единственным пассажиром…
— Ночевать есть где?
— Нет.
— К себе не могу, — быстро сказал Пётр. — Баба моя — зверь. Живьём сожрёт — даже костей не высрет!
Он радостно загыгыкал собственной дебиловатой шутке. Светлов выдавил бледное подобие улыбки. Отсмеявшись, Пётр предложил:
— Пошли, знаю тут одну… Приторговывает она — работы нет, кормиться чем-то надо… В общем, заплатишь — пустит заночевать. Я завтра по утряни заеду. Не проспи.
— Проснусь… Ваш ПАЗик мёртвого разбудит.
— Не… На мотоцикле моем поедем…
Светлов изумился. Шофёр рейсового автобуса не воспользуется казённой машиной, чтобы немного подкалымить? Чудеса… И вообще — почему, коли уж у Петра выходной, ПАЗик остался в Щелицах, а не попал в руки сменщика?
Пётр не стал темнить в ответ на прямо поставленный вопрос:
— Так мой же это драндулет, бляха-муха, не казённый… По договору подрабатываю. Тутошнему автобусному начальству бензин жечь накладно для пары пассажиров-то… А я заодно грузы кой-какие подбрасываю, — не за так, понятно, на хлебушек хватает…
«И на водочку…» — мысленно продолжил Светлов. Набухшие кровеносные сосуды на лице Петра сомнений в его наклонностях не оставляли. Оставалось лишь надеяться, что сегодня вечером пресловутые наклонности проявятся не в полной мере.
— Ехать долго?
— Сорок вёрст. Но дорога… чё говорить, сам поглядишь. Часа два, не меньше.
Они подошли к неприметному дому. Пётр стукнул в окно. Где-то в глубине двора тут же загавкала собака.
— Погодь… Псина у неё, бляха-муха, стервозная.
Послышались шаги, звякнула цепь.
— Кого нелёгкая несёт?
— Открывай, Томка, глянь, какого парня тебе привёл! Журналист с Москвы!
После слов о Москве и журналисте за дверью воцарилось молчание.
— Заночевать ему надоть, бляха-муха! — поспешил объяснить Пётр. — А бизнесы твои без надобностей, об другом пишет! Пустишь?
Вновь молчание. Затем решительный вердикт:
— За так — другой ночлег ищите. За полсотни — пущу.
Очевидно, названная сумма показалась самой Тамаре запредельной, даже для столичного журналиста. Потому что она добавила несколько иным тоном:
— Зато и комната с телевизором…
Чем торгует хозяйка — женщина не старая, но какая-то блёклая, незаметная, бесцветная — стало ясно, едва она отворила дверь… В сенях громоздились пластмассовые ящики с пустыми водочными бутылками.
Пётр протянул пару мятых десяток. Хозяйка ловко спрятала деньги, исчезла на пару минут и тут же вернулась с поллитровкой. Судя по засаленной этикетке и пробке, закатанной явно не фабричным способом, ёмкость сия многократно заполнялась прозрачным содержимым — наверняка смесью технического спирта и водопроводной (а то и колодезной) воды.
Пётр оживился, прошептал что-то хозяйке в ухо, не иначе как скабрёзное, — она оттолкнула его и сплюнула.
— Вали отсюдова к Анчутке своей!
Пётр довольно ухмыльнулся, словно услышал нечто донельзя приятное. Кивнул Александру, напомнил:
— Утром заеду, в девять.
— Куда эт' ты намылился? — подозрительно спросила Тамара.
— Тебе-то чё? Дела у меня.
— А автобус? Завтра ж рейс!
— Отложился рейс. По техническим, бляха-муха, причинам. Радиатор течёт. Как починюсь, так и поеду.
— Из. я у тя течёт!!! — взвилась Тамара, нимало не смущаясь присутствием постороннего. — Мне в Плюсу за товаром надо, где я те вечером затарюсь?
(Как и многие местные жители, она экономила на согласных, предпочитая не удваивать «С» в названии райцентра.)
Взгляд разъярённой хозяйки метнулся по сторонам — похоже, в поисках предмета, пригодного для немедленной расправы с Петром. Тот не стал дожидаться, выскочил из сеней на крыльцо. Светлов шагнул следом — переговоры о ночлеге стоит закончить чуть позже, когда мадам немного успокоится…
Пётр толкнул Александра в плечо кулаком.
— Ну, бывай. А то, может… — Он взболтнул бутылку.
— Нет, спасибо…
— Пошли, пошли… Чё тут ввечеру ещё делать?
— Рад бы, да не могу, — решительно соврал Светлов. — Подшился недавно…
— У-у-у… — протянул Пётр с сочувственным уважением. — Но у Томки ты не сиди, не отсвечивай, клиента ей не распугивай… По округе погуляй, на часовню погляди — памятник, бляха-муха, архитектуры, аж табличка привинчена…
— Вали отсюда, сказала!!! — рявкнула из-за дверей Тамара.
— Ладно, до завтрева, — торопливо распрощался Пётр.
4
Комната, куда хозяйка завела Светлова, больше напоминала чулан. И воздух в ней оказался соответствующий, затхлый и кислый.
Зато проанонсированный лучший друг человека и вправду имелся. И не один. Светлов изумлённо уставился аж на три телевизора, поставленные один на другой в виде сюрреалистичной пирамиды. Снизу громоздкая цветная «Радуга» — модель четвертьвековой давности. На ней «Рубин» — вовсе уж ископаемый, появившийся на свет задолго до рождения Александра. Венчала пирамиду портативная переносная «Электроника», несколько более современная, чем её собратья — но на её корпусе отчего-то отсутствовали все ручки и тумблеры.
— Это чтобы семья не ругалась, кому какую программу смотреть? — не удержался Светлов от догадки.
— Одна живу, — сухо откликнулась Тамара. — У нижнего ящика картинка-то путёвая, но тока вот звук накрылся, а в Плюсу поди-ка, стащи в ремонт, да обратно потом… А второй давно стоял, от матери-покойницы оставшись, не казал ничё, а звук путём работал. Ну и решила их вместе — да не вышло, в мамашином чёй-то прогнило от старости. Петруха — ну, с которым ты нонче — сказал, чё блок питания подмок, и этот вот, верхний, притаранил с городу — у того всё поломано, тока тот блок и работает.
«Изобретательно, ничего не скажешь…» — подумал Светлов. И спросил:
— Вы Петра давно знаете? Доверять ему можно? А то боюсь, выпьет хорошенько и всё обещанное позабудет.
— Ты не боись… Чё пьёт — так кто ж из мужиков не пьёт-то?! Но чё обещал — делает непременно. А знаю его…
Тамара вдруг призадумалась — с некоторым, как показалось Светлову, удивлением. Потом сказала:
— Надо ж, а ведь и недавно он у нас — а как будто всю жисть мелькал, так ко двору пришёлся… С зимы тока с этой к Анчутке Пруниной приженился — на автобусе сюда ездил, ну и… Сам-то с Плюсы будет, но мужик свойский, не то чё иные городские. Не боись, доставит в лучшем виде.
Тамара распахнула окно, потом обернулась к постояльцу.
— А вы взаправду журналист? — Хозяйка внезапно перешла на «вы» — решив, что столичной штучке лучше не тыкать.
— Взаправду, — подтвердил Светлов.
— Чё ж у нас журналистам-то интересного?
— Ну… случай один интересный… Девушка обнажённая из леса вышла. Было?
Тамара пожала плечами.
— Может и было. Мне-то чё? Это вашему брату на девку голую поглазеть за счастье, будто в жизни не видывали.
— А вы давно здесь живёте?
— Да всю жизнь, почитай.
— Правда? Подождите минутку…
Светлов достал из своей сумки папку. Вытащил из неё пару ксерокопий старых газетных статей.
— Посмотрите. Не помните, как всё происходило?
Тамара пробежала глазами текст. Лицо её затуманилось.
— Вон оно чё… Только зазря вы ворошить собрались. Давно уж быльём поросло…
— А вы их знали?
— Мальцеву и Печорнину? Ну так… Каждое лето тут они жили…
— Неужели и вправду ночь Ивана Купалы так отмечали?
Тамара нахмурилась.
— Не знаю, мне не докладывали… Подружки они были, не разлей вода. Обе разом и пропали… Потом вот вышли вместе. Что в лесу неделю делали — никому не говорили…
— И где они сейчас?
— А кто ж их знает? Школу закончили, да и уехали обе с Пскову… В институты им ходу не было — опосля такой истории, да с комсомолу исключённым… Ладно хоть до суда дело не дошло, тока попужал участковый. В общем, как школу кончили, так больше здесь не бывали.
— Интересно. А что за родственница Мальцевой, у которой они гостили?
— Бабка её. Померла уже…
— Давно?
— Да нет… Старая была… Сто два года проскрипела.
— Понятно. Спасибо, Тамара. Вы очень интересно рассказываете.
Хозяйка смутилась от похвалы.
— Скажете тоже… Ужинать будете?
Поужинать, конечно, не мешало бы… Так ведь всенепременно на столе появится бутыль всё с той же прозрачной жидкостью, и интерес к постояльцу — он уже начал проскальзывать во взгляде хозяйки — возрастёт многократно… Увы, сама она ответного чувства не вызывает.
Светлов попытался представить Тамару не в нынешней её амуниции — не в бесформенном застиранном платье и не в резиновых сапогах с коротко обрезанными голенищами (так что получилось некое подобие галош) — но в городском наряде, с приличным макияжем, с нормальной причёской. Не помогло… Ладно, в багаже есть пара банок с консервами, перебьётся.
— Спасибо, но я сыт. Лучше перед сном по окрестностям прогуляюсь. Люблю одинокие прогулки по сельской местности. Говорят, тут даже памятники архитектуры имеются.
Робкие проблески интереса во взгляде хозяйки моментом погасли. Да и то сказать, ей найти кавалера из желающих выпить в кредит граждан не проблема, никакой макияж с причёской не нужны…
— Нет тут ничё интересного… — махнула рукой Тамара. — От усадьбы помещичьей тока фундамент уцелел — а старики говорили, дескать, знатный когда-то домина стоял, с колоннами, хоть туристов води. Часовню разве тока посмотреть можете, чё на Лытинском холме…
— Часовня? Пётр мне тоже советовал…
Женщина кивнула.
— Бывшая часовня. Потом склад там был, да и тот закрылся давным-давно. А теперь шпанята все загадили, стены ерундой всякой размалевали, смотреть не на чё…
Тамара сделала паузу — похоже, сообразила: если не сплавить постояльца на вечерний променад, так и будет тут без толку болтаться до самого отбоя, глаза мозолить, вопросы задавать дурацкие. И круто вывернула руль на сто восемьдесят градусов:
— Но зданье-то всё равно красивое, так чё сходите, не пожалеете… По улице через мосток и вверх, а там увидите… Напишите в газете своей, может, деньжат из Пскова на ремонт подкинут, строителей пришлют. Наши-то… э-эх…
Женщина вздохнула. Конец фразы был скомкан, но Светлов понял её намёк.
«Вот только не надо слёзы лить над местными алкашами. Не поверю».
— Я ненадолго, — сказал он.
5
Часовню он увидел сразу, едва вышел на окраину Щелиц — купол торчал над деревьями, густо покрывавшими вершину холма — надо думать, известного как Лытинский.
«А часовня-то немаленькая, раз видна даже отсюда», — с удивлением подумал Светлов. Что достаточно странно. Часовни в старину ставили на местах каких-либо памятных событий. Например, спасётся купец на лесной дороге от лихих людей, даст обет, поставит там часовенку… Или сельскому пастуху привидится с похмелюги икона Богоматери — и опять-таки ставят часовню на скотном выгоне в память об этаком диве.
Были те сооружения небольшими — сруб размером не больше деревенской избы да куполок-луковка сверху. Что за великое событие стряслось в окрестностях Щелиц, коли отгрохали в память о нём издалека видную часовню? Загадка…
Но, поднявшись на холм, Светлов не свернул сразу же к загадочному зданию — заинтересовался какими-то другими руинами, смутно видневшимися сквозь зелень. Подошёл поближе. Пожалуй, это и есть разрушенная в незапамятные времена барская усадьба. Очевидно, дом здесь стоял хоть и большой, но построенный из дерева. И колонны, о которых упоминала Тамара, тоже наверняка были деревянными, в лучшем случае обложенные гипсом «под мрамор»…
Ныне же контуры обширного фундамента едва угадывались, скрытые густо разросшимся кустарником. И точно так же угадывались контуры парка, некогда окружавшего господский дом — одинокие столетние дубы и липы, возвышавшиеся над разросшимся мелколесьем.
Светлов продирался сквозь зелёные джунгли, затянувшие фундамент, ведомый любопытством, самому до конца не понятным. Нет сомнений — всё, что тут могло найтись любопытного, найдено за долгие десятилетия. И растащено…
Тем не менее, когда под ногами что-то блеснуло, Светлов живенько нагнулся, поспешно раздвинул перепутанные стебли травы… Вздохнул разочарованно, очищая находку от налипшей земли — всего лишь кусок стекла, расплавившегося и потом застывшего. Если здесь был пожар, ничего удивительного.
Впрочем, игрою случая стекляшка приобрела довольно забавную форму — отдалённо напоминая пузатого ассиметричного человечка. И Александр сунул её в карман. Подарит потом Наташе, присочинив какую-нибудь романтичную историю. Чёрт, запамятовал, ведь они расстались ещё неделю назад… Значит, подарит следующей своей девушке. Очередной.
Неподалёку от былой усадьбы обнаружился пруд — Светлов вышел на его берег, пытаясь срезать напрямик к часовне. Водоём вполне соответствовал усадьбе и парку — зарос, затянулся илом, лишь кое-где небольшие зеркальца чистой воды проглядывали сквозь водоросли и ряску.
Пруд казался небольшим, и господин суб-аналитик бодро двинулся вдоль берега, надеясь обойти водную преграду и выйти-таки к часовне. Однако обход затянулся. Упомянутая преграда и в самом деле была неширока, но достаточно протяженна.
Формой пруд больше всего напоминал ключ от старинного замка — к изгибу, соответствующему бородке ключа, и вышел поначалу Светлов… А ушку, за которое ключ надлежит прицеплять к связке, соответствовал небольшой круглый остров. Необитаемый… Впрочем, не всегда необитаемый — сквозь затянувшую островок зелень тоже проглядывали какие-то руины. Пожалуй, сохранившиеся даже лучше, чем помещичья усадьба. Но археологическое любопытство Светлова не простиралось настолько далеко, чтобы предпринять заплыв, продираясь сквозь кишащие пиявками водоросли…
6
Подойдя поближе, Светлов удивился ещё больше.
По его понятиям, эта часовня могла бы называться церковью — высокое здание, и не деревянное: в проплешинах отлетевшей во многих местах штукатурки виден кирпич — выщербленный, красно-чёрный. Обширная паперть… Звонница… Не полагаются часовням подобные излишества.
Часовня — место, можно сказать, интимное: прийти, свечку поставить святому заступнику, пообщаться с Господом без посредства священника. Может, конечно, в часовне и батюшка отслужить службу, вроде слышал Светлов краем уха, что имелись в старые времена на Руси бродячие, бесприходные попики, тем и кормившиеся… Но звонари, дьяконы, ризничие, певчие, церковные служки — короче говоря, весь полагающийся приходу штат церковного люда — при часовне состоять никак не мог…
Так зачем тут звонница?
Можно предположить, что погрязший в атеизме здешний народ разницы между церковью и часовней не понимает и здание именует неправильно. Но сомнительно… В деревне как называли что-либо отцы и деды — так и сыновья с внуками называть будут. Преемственность поколений — не то что в каком-нибудь садово-дачном кооперативе. Да и деревня до сих пор бы именовалась селом — если бы существовал здесь в оные времена действующий приход…
Ваши выводы, господин суб-аналитик?
Вывод, собственно, один — строилось здание явно как церковь. Но отчего-то не получила у тогдашних духовных властей такого статуса. И в последние десять лет, когда Церкви самым активным образом возвращались храмы и возводились новые — местная епархия интереса к Щелицам и здешней часовне не проявила…
Пробираясь сквозь заросли кустарника, Светлов закончил обход не то церкви, не то часовни и вернулся к паперти… Никаких следов погоста не обнаружилось. Или не было его, или уничтожили специально и старательно, — бульдозером, например. Вполне возможный вариант. С куполами кто-то обошёлся аналогичным образом — уцелело их два, причём один лишился православного креста. На втором крест уцелел — но, похоже, сам небольшой куполок пытались в своё время сдёрнуть тросом, прицепленным к трактору — и он свернулся набок, наклонился к крыше, держась каким-то чудом…
Без сомнения, человек, руководивший осквернением, не был чужд некоего извращённого эстетства — и оставил купол именно в таком положении. Как символ религиозного мракобесия, склонившего выю перед торжеством научного материализма… Поникший крест казался издали перевёрнутым сатанистским распятием.
7
Место было нехорошим. Ощущалось в атмосфере что-то неуловимое, трудно передаваемое словами… Опасность не опасность — скорее присутствие. Словно кто-то смотрит неприязненно в спину и мысленно говорит: «Я здесь. Место занято. Уходи». «Уйду, — мысленно согласился Светлов. — Посмотрю, что к чему и уйду».
Двери церкви-часовни — огромные, двухстворчатые — не были заперты, между створками щель в ладонь шириной. Но петли давным-давно намертво приржавели — и, по всему судя, желающие попасть внутрь пользовались расположенным неподалёку стрельчатым окном. Стёкла выбиты, рамы нет, в нише свежие следы земли, принесённой на подошвах — в общем, тропа нахоженная… Двинулся по ней и Светлов.
Но остановился, заметив укреплённую на стене металлическую табличку. Чтобы прочитать надпись, пришлось долго счищать ржавчину перочинным ножом. Всё равно разборчивыми стали лишь две строчки, написанные более крупным шрифтом: наверху — ПАМЯТНИК АРХИТЕКТУРЫ XIX ВЕКА, и в самом низу — ОХРАНЯЕТСЯ ГОСУДАРСТВОМ.
Охраняется, издалека видно… Не иначе как тем самым государством, которое рухнуло в 1991-м. И себя-то охранить не сумело, что уж плакаться о судьбе старого здания.
Светлов забрался в оконную нишу и спрыгнул внутрь. Волглые доски спружинили под ногами. Мусор, хлам…
Тёмные и пустые сени — или как этот церковный предбанник называется? — Светлов не помнил… Дверь, некогда прикрывавшая ведущий внутрь проём, — сорвана с петель, валяется под ногами. Удивительно даже — отчего не приспособили в хозяйство домовитые аборигены?
Зато внутри местные жители постарались… В храме не осталось ни полов, ни перегородок. Следов пожара не видно, — значит, попросту разломали и утащили всё, сделанное из дерева. Однако невысокие вертикальные стенки внутренних фундаментов позволяли угадать контуры помещений. Остро пахло сырой землёй и ещё чем-то неприятным…
Да, если здесь и был склад, — то очень давно. В углу ход на колокольню — железные ступени, вмурованные во внешнюю кирпичную стену, уцелели, но перила исчезли напрочь…
Свалившиеся сверху небольшие обломки в изобилии усеивают землю — но на ступенях чисто… Судя по всему, лестницей пользуются, и часто. Да и вообще следов пребывания человека в часовне хоть отбавляй: кострище в центре, рядом с которым оказался заботливо сложен запасец сучьев и деревянных обломков; пустые бутылки, в основном из-под дешёвого портвейна; прочий мелкий мусор — окурки, использованные презервативы… Идеи безопасного секса добрались-таки и до этих мест.
8
От иконостасов, понятное дело, не осталось ничего. Светлов посмотрел вверх — там на стенах сохранились остатки росписи. Впрочем, граффити имелись и внизу — позднейшего происхождения и куда более непристойного содержания… Слова Тамары полностью подтвердились — часовню действительно облюбовала местная молодь. Отмороженная, не страшащаяся ни Божьей кары, ни риска схлопотать по макушке выпавшим из свода кирпичом…
Одна картина — из тех, что наверху — показалась Светлову несколько странной. Он направился к лестнице, намереваясь рассмотреть получше привлёкшую внимание роспись. Перелез через один остаток фундамента, через второй, затем избрал кружной путь — бывшую ризничью завсегдатаи облюбовали под отхожее место…
Ступени вблизи выглядели надёжно.
«Хотелось бы надеяться, что не просто выглядят», — подумал Светлов, начиная восхождение…
…От исследования росписи его отвлёк слабый звук внизу. Светлов резко обернулся и лишь в последнюю секунду успел уклониться — в воздухе просвистел обломок кирпича, ударился в стену, рассыпался влажным крошевом.
На пороге сеней стояло четверо. Девчонка лет пятнадцати в замурзанной куртке и три парня — на вид ровесники или чуть-чуть постарше.
Пресловутые завсегдатаи, надо думать… Намерения завсегдатаев в отношении незваного гостя оказались самыми решительными — ещё два обломка полетели в цель, и от второго Светлов уклонился с огромным трудом, простора для маневров узкие ступени не давали.
Он двинулся вниз, — быстро, но аккуратно, не хватает ещё сверзиться с верхотуры…
Противники тем временем сменили тактику, явно не желая вступать в рукопашную, — парнишки кидали свои снаряды залпом, одновременно. Девчонка торопливо подбирала и подавала им боеприпасы. Разминуться с тремя обломками разом оказалось куда труднее.
Резкая боль обожгла плечо, Светлов едва удержал равновесие… И спрыгнул вниз с трёхметровой высоты, проигнорировав последние ступени лестницы. Подхватил валявшийся железный прут арматуры и устремился в бой.
Компания, оценив назревавшую схватку как неравную, метнулась к окну. Девчонку парни отпихнули. Выскочил один, другой. Последнего Светлов успел схватить за ремень, рванул на себя. Парень яростно заматерился и тут же попытался заехать в лицо кулаком. Через пару секунд — уже с заломленной за спину рукой — сменил тон на плаксивый, жалобный:
— Ну чё надо-то, чё надо?
Девчонка агрессивностью не уступала сотоварищам. Отступив было от перекрывшего выход Светлова, подхватила с полу ещё один кирпич — целый, не расколотый — и с натугой метнула снаряд, метя в голову Александра.
На чём карьера суб-аналитика и суггестора Светлова вполне могла оборваться — в сторону девчонки он в тот момент не смотрел. Повезло — юной фурии не хватило силёнок — кирпич прочертил нисходящую траекторию и угодил ровнёхонько в пах приятелю метательницы. Парнишка согнулся, зашипев от боли. Девчонка завизжала.
— Идиотка! — крикнул ей Светлов, выпустив руку парня. — Зачем?
Взгляд девчонки заметался — не в поисках нового снаряда, а другого выхода из часовни. Таковых не было, остальные окна располагались слишком высоко…
Светлов откинул в сторону железный прут — активная фаза конфликта закончилась. Стоит разобраться в причинах… Зачем сюда заявилась тёплая компания, понятно — кроме пленных, Светлову досталась в качестве трофея объёмистая сумка-кошёлка с торчащими бутылочными горлышками. Портвейн? Он, родимый… Любой португалец свихнётся, узнав название воняющего сивухой пойла и отхлебнув хоть глоточек.
Цель культпохода ясна, но вот дальнейшее… Неужто здесь так и принято встречать незнакомцев? Он нагнулся над парнем. Тот наконец сумел простонать нечто членораздельное:
— Сука-а-а… — донеслось с пола. — Бля-а-а-а-дь…
Неясно было, кого имеет в виду парнишка — господина суб-аналитика или этак приласкавшую подружку. Да и неважно.
— Нехорошо ругаться матом в храме Божьем, — сказал Светлов, не выпуская из поля зрения девчонку. — Вы всех так встречаете?
— Чё надо?! — Голос у представительницы поколения, выбирающего портвейн в ущерб пепси, оказался совсем детским и не вязался с неумело накрашенными злыми глазами.
Он встретился с ней взглядом, заговорил ровно, успокаивающе, с первым осторожным нажимом:
— Ничего мне не надо. Успокойся, я сейчас уйду. Подойди поближе, ничего я тебе не сделаю…
Девица неуверенно переступила с ноги на ногу. И шагнула-таки вперёд…
Неплохо, неплохо, Светлов, — так, наверное, прокомментировал бы Борис Евгеньевич, окажись он свидетелем этой сцены. Зацепить человека возбуждённого, угодившего в стрессовую ситуацию куда труднее, чем спокойного и расслабленного.
Парнишка кое-как уселся, по-прежнему крепко вцепившись в ширинку джинсов — словно его драгоценные причиндалы неожиданно обрели самостоятельность и норовили убежать от законного владельца. Ни малейшего сочувствия к нему Светлов не испытывал. Отдавала компания себе в том отчёт или нет — но финалом их экспромта мог стать труп господина суб-аналитика, лежащий на сырой земле с размозжённым виском. А местные анискины, не желая получить «висяк», наверняка списали бы всё на несчастный случай — выпал, дескать обломок из свода, не повезло приезжему…
Ладно, с парнем разберёмся позже, решил Светлов. Ни к разговору, ни к активным действиям он пока не способен, пусть уж лелеет свою яичницу-глазунью. Поработаем с юной дамой…
Он посмотрел в глаза девчонке, замершей в пяти шагах. Сказал, усилив нажим:
— Подойди ближе… Ещё ближе…
Она приближалась, как кролик к удаву.
9
Юную любительницу портвейна звали Танькой — именно так она и представилась, не Таней и не Татьяной… Фигура у девчонки оказалась не такой уж и девчоночьей — под распахнутой курткой футболка обтягивала бюст вполне приличных размеров. Светлов неожиданно вспомнил другую Татьяну — давнюю свою школьную любовь. И вдруг понял, что ни одной Татьяны с тех пор у него не было. Порылся в памяти — точно, не было… Неужели подсознательно избегал женщин с этим именем? Да нет, совпадение…
Танька — пока он размышлял и вспоминал, прекратив на время задавать вопросы — стояла неподвижно, тупо глядя Светлову в глаза. Физическое и ментальное созревание шло у девушки разными темпами — интеллект её, по мнению Александра, примерно соответствовал уровню второклассницы. Причём второклассницы-двоечницы из неблагополучной семьи.
Однако выяснилось, что заранее никаких злоумышлений против Светлова юные аборигены не таили, и приезд его в Щелицы не заметили — сработал инстинкт хищников, обнаруживших чужака в логове. Мелких, лишь в стае опасных хищников…
Ничегошеньки про здание, приютившее их тёплую компанию, Танька не знала и знать не желала — когда построено, почему именуется не церковью, а часовней, и отчего на уцелевших росписях присутствуют не совсем христианские мотивы… В круг интересов юной особы такая ерунда не входила. Любопытно, подумал Светлов, сколько из валяющихся тут презервативов использовано при её активном участии?
Следующий вопрос он задал на более актуальную для Таньки тему:
— А это кто рисовал? — он кивнул на стену. Рисунок углём изображал русалку с грудями, которым позавидовала бы Памелла Андерсон — если бы имела обыкновение шататься по осквернённым и загаженным часовням. Хвост водяной секс-дивы был тщательно расписан чешуйками. Рядом стоял мужчина с гипертрофированным членом и тоскливо созерцал рыбохвостую девицу. Талант у художника имелся…
Танька помедлила с ответом, как обычно и бывает при допросах с применением суггестии.
— Колька…
— Он сегодня был здесь?
— Ну…
— Да или нет?
— Да…
— Он сбежал?
— Не-а…
Понятно. Значит, юное художественное дарование сидит рядом на полу — и, согласно полученной инструкции, ничего не слышит из звучащего разговора. Пора и его включить в беседу…
Следующий вопрос адресовался Кольке:
— Почему русалка?
— Да так…
— А всё-таки?
Светлов подошёл к дверному проёму, снова взглянул на потолочную роспись. Нет, русалок там не было. Скорее всего. Небольшой уцелевший фрагмент, что привлёк его внимание, изображал озеро. Старик на заросшем камышами берегу смотрел на плещущуюся в воде девушку. Странный сюжет для храма. Православные богомазы не слишком жаловали библейскую историю о купающейся Сусанне и похотливых старцах-вуайеристах…
Колька молчал. Светлов задал вопрос его подружке — ослабив до предела невидимые путы, стянувшие сознание Таньки. Пусть почувствует себя собой. Почти собой…
Взгляд её тут же стал неприязненным. И столь же неприязненно прозвучал контрвопрос:
— А тебе-то для чё?
— Интересно. Я журналист, ищу истории старые, — повторил Светлов однажды использованную легенду. — Говорят, что у вас тут девушки в русалок превращаться умеют…
Танька хмыкнула.
— Взаправду журналист? Так пиши про Пугачиху с Киркоровым…
Она демонстративно отвернулась.
Колька — почти вернувшись к обыденному состоянию психики — оказался более разговорчив. И объяснил происхождение сюжета:
— Слышал, ну эта… баланду одну. Бабка моя трындела, покойница… — Парень вытряхнул из пачки папиросу, сунул в рот и зашарил по карманам в поисках спичек.
— Держи, — кинула ему коробок Танька и тоже закурила — помятую, надломленную, до одури вонючую сигарету без фильтра.
Комментариев от Светлова не последовало.
— Ну эта… баба жила одна тут, в смысле девка, — Колька сплюнул, — и втюрилась в одного хмыря. А у его, ну эта… в обчем, не стоял на её. Не нужна она ему на фиг. А сама-то тёлка корявая, рябая-кривая… Ну эта… пошла она да и утопла в озере. Сама, значицца, утопла, своим хотеньем…
— В Улим-озере утопилась, — вставила его подруга, выдохнув струю дыма. Жестом, скопированным из мексиканского сериала, откинула назад волосы и одарила Светлова взглядом, который наверняка считала весьма сексапильным.
— Ну так… — продолжил Колька. — В Улиме… И русалкой, значицца, обернулась. Вся из себя блядовитая такая заделалась…
— Блядовитая — значит красивая? — уточнил Светлов особенности лексики юного живописца.
— Ну так… Во-о-о! — живописец ткнул пальцем в своё творение — прямиком в бюст восьмого номера.
— Понятно… Рассказывай дальше.
— Так эта… Чё рассказывать-то? Стала, значицца, русалкой, из себя блядовитой до одури, ни один мужик мимо пройти не могёт… А тот, в обчем, чувак её встретил и запал конкретно, а она ему: вот те хер собачий, не дам ни хера…
Таню, к немалому удивлению Светлова, покоробило такое неромантичное изложение любовной истории. И она выдала свою версию последних событий легенды:
— Не-е, она ему так сказала: любовь моя к тебе в водичку озёрную уплыла, рыбкой золотой тама плещется, нырни, мол, да поймай, тогда и дам тебе… — Татьяна облизнула губы и томно взглянула на Светлова.
— Ну так… — подхватил Колька. — В обчем, нырнул он, да не вынырнул.
— Почему? В любовь-рыбку поверил?
— Да хер его знает…
— От тоски любовной, — пояснила Танька с видом крупного знатока.
— Понятно…
— В газете пропечатаете? — спросила девчонка с вялым любопытством.
— Пропечатаю, пропечатаю… Ваши приятеля где? Домой сбежали?
Колька молча пожал плечами.
— Х-хе… Сбегут они, как же… — Татьяна с сожалением, как на дефективного ребёнка, посмотрела на Светлова, затем перевела взгляд на сумку с дешёвым портвейном. Облизнулась.
Ладно, пора заканчивать увлекательное знакомство… На секунду-другую Светлов призадумался: стоит ли отучать щенков гадить в местах, святых для их предков? Решил — стоит.
— Вылезай наружу, — сказал он Кольке командным тоном. — Веди сюда дружков. Скажешь — я ушёл. Выполняй!
Колька полез наружу — вялыми, заторможенными движениями. Надо, коли уж выпала оказия, потренироваться в групповой суггестии — на относительно безопасных клиентах. Заодно и проучить эти жертвы алкогольных зачатий… Хотя Таньку, пожалуй…
— Сколько лет-то тебе? — спросил без малейшего нажима.
— Восемнадцать! — бодро соврала она.
Восемнадцать так восемнадцать.
— В твои годы пора переходить на более благородные напитки… Пойдёшь со мной! Нечего тебе в этом гадюшнике делать. До утра праздновать собирались?
— Ну так… Девять «бомб» семьдесят второго, не хер собачий…
Светлов тяжело вздохнул.