Вот тогда-то и замелькала в протоколах допросов фамилия Буланского. Замелькала более чем странно — пешки, персонажи второго плана лишь утверждали, что заглавные фигуры «мятежа» в предшествующие два месяца зачастую общались с этим человеком… Главари ничего о том общении не помнили. Не врали — действительно не помнили. И фамилию такую слышали впервые в жизни… Больше ничего про загадочную личность разузнать не удалось.
Кончилось всё просто — партия простила оступившихся, благо козлов отпущения хватало. Даже убивший посла Блюмкин вернулся в конце концов на службу в ЧК. С подозрительной торопливостью расстреляли лишь тех, кто в часы мятежа — по официальной версии — арестовывал и охранял двух обер-чекистов.
Дзержинского отправили поправлять здоровье в Швейцарию — и годы спустя будущие биографы Железного Феликса изворачивались как могли и умели, пытаясь объяснить этакий финт: разгар гражданской войны, белые наступают со всех сторон, в тылу саботаж и теракты, вспыхивает мятеж за мятежом, — а глава ВЧК5 спокойненько прогуливается с женой под ручку по берегу Женевского озера…
Излечившемуся Дзержинскому партийные вожди доверие до конца так и не вернули… Где гарантия, что с рыцарем революции опять мозговая горячка не приключится? Чекистам, как известно, холодная голова предписана — вкупе с чистыми руками и горячим сердцем.
И, не высовываясь на передний план, реальную власть в ВЧК-ОГПУ прибрал к рукам тихий и незаметный Вячеслав Рудольфович Менжинский, а Феликса Эдмундовича потихоньку переместили на хозяйственную работу — поставили во главе наркомата путей сообщения, а затем и ВСНХ. Впрочем, и номинальным руководителем чекистов он оставался — имя-пугало исправно внушало страх врагам…
Подлинные причины событий шестого июля так и не были никогда вскрыты, и помаленьку дикая история забывалась…
И вот теперь её вытащил на свет сидящий напротив Бокия фантом по фамилии Буланский…
— Значит, это вы собирались прикончить Советскую власть руками чекистов, — медленно проговорил Бокий. — А в случае неудачи — кайзеровскими дивизиями. Изящно…
— Надеюсь, вы не в обиде? — улыбнулся Буланский. — Дело в том, что у меня есть основания ненавидеть большевиков ничуть не меньше вашего, милейший Глеб Иванович.
Милейшему Глебу Ивановичу вдруг захотелось проверить, не рассеется ли фантом после выстрела в голову… Пистолет тяжело брякнулся в ящик стола — от греха подальше.
Говорили они четыре с лишним часа, до рассвета. Бокию больше приходилось слушать. Слушать и изумляться… Он-то считал, что Спецотдел собрал, используя громадные возможности ОГПУ, всё, что в России можно было собрать в области запретных, тайных, эзотерических знаний… И многое из того, что можно было раскопать за рубежом. Наивный… Наивный мальчишка… Оказывается, ему открылась даже не вершина айсберга — малая часть вершины. И лишь сейчас, после восьми лет работы, казавшейся Бокию титанической — действительно серьёзные люди обратили внимание на его дилетантские штудии…
Пропуск на выход, естественно, Буланский просить не стал. Удалился весьма своеобразно: попросту исчез. Сидел на стуле — и перестал сидеть… Дежурный клялся, что никто через приёмную не проходил.
И всё-таки Бокий понял, что при всех своих колоссальных умениях и знаниях его гость слегка недооценивает возможности современной техники. Дело в том, что в косяке двери кабинета таилось несложное механическое устройство — примитивный счётчик открываний двери. И после визита Буланского показания счётчика разошлись с данными журнала учёта посетителей: кто-то дважды открыл и закрыл дверь.
В последующие десять лет Спецотдел де-факто работал на Новую Инквицию. Вернее, на одного её руководителя — на Богдана Буланского.
Убили Бокия в тридцать восьмом — причём он к тому моменту уже не числился среди живых — якобы год назад был расстрелян по приговору трибунала, как террорист, троцкист-вредитель и шпион нескольких разведок…
Подаренный год оказался не самым приятным периодом в жизни Глеба Ивановича — обрабатывали его недавние подчинённые, сотрудники лаборатории Спецотдела. В своё время Бокий старался использовать их в качестве слепых исполнителей, никогда не владеющих полной информацией по проблеме, но кое-чему его ребята научились-таки… Однако бывший их шеф знал и умел к тому времени гораздо больше — и оказался в силах не поделиться знаниями и умениями.
Раздосадованный Вождь отдал приказ — и палачи, пытавшие Бокия, ушли из этой жизни раньше, чем их жертва.
Конвоиры изумлялись: впервые на их памяти арестант смеялся, спускаясь по лестнице расстрельного подвала. «С ума попятился», — говорили они друг другу, не стараясь понизить голос. Шагающему к смерти какая разница? Везунчик, умрёт, ничего не поняв.
Глеб Бокий спускался в расстрельный подвал. Смеясь… Потому что шагал не навстречу гибели — навстречу освобождению. Пусть зароют в безымянной братской могиле это истерзанное тело, доживающее шестой десяток, не жалко, так или иначе подходил срок расстаться с ним…
Лишь увидев, чем его собираются убить, Бокий резко оборвал смех. И стал похож на всех прочих, заглянувших в лицо смерти.
Глава 12. ПЕРЕСЕЧЕНИЕ ПУТЕЙ — IIIОзеро Улим, 06 июля 1999 года
1
Добраться до безымянного лесного озерца оказалось не так просто…
Сказав Леснику про сюрприз, прилепленный под днище микроавтобуса, доставлявшего к водоёму кандидаток в русалки, Алладин не стал конкретизировать, что именно туда прилепили. Установлен был не стандартный радиомаячок — технические спецы СЗФ, поразмыслив, решили: оснащение у противника самое современное, в том числе и в области радиосвязи, вполне можно ожидать всяких пакостей, типа сканирования эфира на предмет выявления работающих поблизости передатчиков…
В общем, рисковать не стали, и использовали стандартный ароматрассер — крохотное приспособление регулярно выплёвывало на дорогу микрокапли пахучего вещества, обонянием человека неразличимого, однако для чуткого носа ищейки оставляющего след, не выветривающийся в течение пары месяцев. Причём след возьмёт лишь собака, натасканная именно на этот аромат — любая другая пройдёт равнодушно мимо…
Способ, практически не обнаружимый — хоть и не применимый при достаточно больших расстояниях. К тому же требующий определённого времени для уточнения трассы.
Пока северо-западные и примкнувшие к ним Лесник с Костоправом отрабатывали Щелицы, этим-то уточнением и занималась мобильная группа — высаживали ищейку на каждом повороте и проверяли: свернула ли туда «помеченная» машина? По счастью, развилок на шоссе Псков — Плюсса оказалось не так уж много. И незапланированных поворотов микроавтобус не делал — сутки назад заехал в Щелицы, постоял около двух часов возле украшенной антеннами избы, вновь вернулся на шоссе и покатил в сторону Заянья. Однако не доехал, свернул на лесную дорожку, ведущую к озерцу, не имеющему на картах даже названия… Именно там, на озере — по полученной от Незабудки информации — проживал в летнее время Казимир Петрович Новацкий.
Неприятности начались на мостике — древнем, полуразвалившемся, переброшенном через лесной ручей. Два джипа, ехавших в авангарде колонны, проскочили благополучно, но едва передние колёса кунга заехали на прогнившие доски настила — те не выдержали, подломились…
Встала дилемма: или восстанавливать переправу, или продолжать операцию в урезанном составе — взяв с собой тех, кто поместится в успевших переправиться машинах. Поколебавшись, Алладин выбрал первый вариант — слишком многое, в том числе для него лично, зависело от исхода операции…
Рабочих рук хватало, но необходимые инструменты оказались в дефиците — в результате провозились почти три часа, возведя новый настил из нетолстых брёвнышек.
Затем, в семи километрах от цели, начала барахлить связь, а ещё через пару вёрст накрылась окончательно. Специалисты-РЭБовцы утверждали: поблизости работает мощный постановщик рассеянных помех, вероятнее всего не один — наложение «белого шума», выдаваемого несколькими источниками, не позволяло засечь ни один из них…
Алладина, впрочем, такой оборот событий порадовал. Значит — цель близка. Значит — задание будет выполнено, выполнено самими, без участия «суперменов» из Оперативного управления… Как и многие, не ставшие кем-то, Алладин испытывал чувство подсознательной неприязни к ставшим. Чувство это не мешало ему водить дружбу с Лесником, с другими полевыми агентами — бывшими сокурсниками. Однако испытывал…
Наконец колонна перевалила поросший мелколесьем холм. Между деревьями сверкнуло в лучах закатного солнца зеркало воды. Домик, приткнувшийся к берегу, был заметен издалека. Показался он на удивление новым: сруб из не успевших потемнеть брёвен, на двускатной крыше — свежий шифер. Похоже, хозяин недавно справил новоселье. Не повезло ему, придётся вновь менять квартиру — на куда менее уютную…
Команда Алладина действовала споро, без суеты, по заранее просчитанному плану. Двойки бойцов покидали машины, выдвигались вперёд, отрезая жилище Новацкого от леса — небольшая берёзовая рощица рядом с домиком укрытием беглецу послужить не могла. Трое снайперов взяли под прицел поверхность озера, благо с холма простреливался весь небольшой водоём. На помощь из воды старику рассчитывать нечего… Да и самим подводным обитателям вскоре придётся несладко — возле сгрудившихся в кучу кунгов шла торопливая возня: накачивали надувные лодки, готовили сети и эхолоты, и ещё кое-какую аппаратуру — применение её сделает нахождение под водой дискомфортным для любого живого существа.
Близящаяся темнота не смущала Алладина: мощные прожектора осветят окрестности домика Казимира и ближний берег не хуже чем днём. Оперативники, держащие оцепление на дальнем берегу, снабжены приборами ночного видения — нового образца, с широкофокусными инфрафонарями, невидимо подсвечивающими практически весь сектор обзора, с направленными микрофонами, позволяющими различить дыхание крадущегося в трёхстах метрах человека…
Кроме всего прочего, сегодняшней акции предстояло доказать: дорогостоящая и зачастую дающая массу побочных эффектов СКД-вакцинация не столь уж необходима. Техническое обеспечение и чёткая организация дела гораздо важнее, чем участие в операции обладающих сверхспособностями полевых агентов… После грядущего успеха обер-инквизитору нелегко будет отстоять на Капитуле необходимость своих любимцев, своей, по сути, личной гвардии…
Все выдвигавшиеся на позиции бойцы имели возможность ознакомиться с фотографиями Светлова и Незабудки и получили строгий приказ: стрелять на поражение только по ясно видимой цели, причём исключительно по конечностям.
Управились быстро — спустя полчаса почти сотня людей находилась в полной боевой готовности, ожидая сигнала к началу операции. Радиосвязь по-прежнему не работала, Алладин поднял ракетницу, негромкий хлопок — и в темнеющем небе расцвёл алый шар осветительной ракеты.
И сразу всё пошло не так. Метнувшаяся к домику группа захвата и рада была бы стрелять по конечностям ясно видимой цели — но автоматчики, встретившие их плотным огнём из той самой берёзовой рощицы, на глаза показываться не желали… Уцелевшие после первых очередей бойцы залегли и обрушили на рощицу ответный град свинца — вслепую, не видя даже вспышек выстрелов… После короткой паузы к ним присоединились оперативники, державшие оцепление со стороны леса.
Алладин выругался и шарахнул о крыло кунга портативную рацию, абсолютно сейчас бесполезную. Бой разгорался — бой, в котором командир не имел никакой возможности руководить своими бойцами…
2
Озеро открылось внезапно. Деревья расступились и Александр увидел луну и звёзды, отражённые поверхностью Улима.
Прибрежная полянка заросла густой травой. Светлов осмотрелся в неверном лунном свете. Ничего необычного, ничего странного и пугающего: пару старых кострищ только при изрядном напряжении больной фантазии можно счесть следами ритуальных сожжений; перепутанные корни поваленного дерева лишь на миг показались щупальцами выползшего на берег водного чудовища…
Александр спустился к воде. Не такое уж и маленькое озеро — по меркам Аравийской пустыни. Но для богатого подобными водоёмами Северо-Запада — озерцо, озерчишко… В ширину метров сто пятьдесят, в лучшем случае двести, а в длину… Светлов присмотрелся, пытаясь определить, где поблёскивающая гладь воды сменяется чернотой берега — в длину, пожалуй, с километр будет…
За озером темнел густой лес. Справа, невдалеке — громоздились скалы, о которых говорила Вера. А слева пологий, низкий берег: высокий тростник или камыш — в темноте не разобрать; кувшинки — тарелки листьев, лепестки спящих цветов свёрнуты в тугие шарики…
Светлов зачерпнул воду рукой. И в самом деле холодная, даже у берега… Посветил лучом фонаря и понял, что озеро чистое и прозрачное — песчаное дно достаточно хорошо просматривалось…
Улим жил своей жизнью — ночной, негромкой. Где-то неподалёку всплеснуло, по воде разбежались круги — рыба. Странно, отчего Пётр говорил, что рыбакам тут делать нечего? Вполне подходящий для рыбалки водоемчик… Если, конечно, ничего не знать о порой встречающихся на берегах обнажённых мутантках, норовящих приласкать каменюгой по затылку… Шофёр-алкоголик, похоже, ЗНАЛ.
Вновь послышался всплеск — на сей раз куда более звучный. Где-то там, справа, у скал. Затем ещё один, ещё, ещё…
Да, с эпитетом «мёртвое» для озера Пётр поторопился… Светлов пошагал к скалам. Звуки слышались всё отчётливее, словно билась крупная и сильная рыба, запутавшаяся в сетях… Или не рыба — потому что неожиданно Александр услышал то ли всхлип, то ли стон.
Светлов замедлил шаг. Почудилось или до его слуха в самом деле донёсся обрывок разговора? Мирный ночной пейзаж сразу показался неприятным, зловещим, давящим…
Он прижался к скале. Замер, вслушиваясь. Точно, голоса! Почему-то Светлов ни на секунду не подумал о рыбаках, туристах или о выбравшейся сюда на ночную гулянку сельской молодёжи…
Они! Хозяева этого нехорошего места…
Светлов дышал шумно, прерывисто, кровь барабаном стучала в ушах — казалось, что звуки эти разносятся далеко окрест. И хозяева их слышат, и спешат сюда — найти, схватить, убить чужака. Он почувствовал, как вновь покрывается потом, почувствовал отвратительный запах собственного страха…
Ночь всё больше наполнялась звуками — опасными, приближающимися. Зачем, зачем, зачем он попёрся сюда в одиночку? Приключений захотел, не сиделось, видите ли, в светлом и безопасном кабинете… Бежать, немедленно бежать отсюда… Через болото, через лес в деревню, потом на мотоцикл — и к станции. Пусть оперативники разбираются со здешней чертовщиной, у аналитиков совсем другие обязанности…
Александр был уже готов выполнить свой незамысловатый план, но у тела внезапно обнаружились иные намерения. Оно, тело, желало лишь одного — сжаться, затаиться, стать маленьким и незаметным… Невидимым и неслышимым. Обмякшие, ватные ноги никак не хотели сделать первый шаг, ведущий из иллюзорного укрытия — из густой тени, отбрасываемой скалами.
А затем…
Затем он рассмеялся — тихонько, но ничуть не таясь. Сплюнул — тоже не таясь, громко и смачно. И решительно пошагал в сторону источника звуков.
Голоса оказались знакомыми, даже слишком… Что-то больно уж часто их обладательницы попадаются в последнее время на пути господина суб-аналитика.
— Доченька, раздевайся, — говорил женский голос — напряжённый, звенящий.
Любящая мамаша, случайно встреченная в поезде, — и вчера, в Щелицах… Случайно? Ну-ну…
А вот и доченька прорезалась:
— Не хочу!
— Давай, солнышко, сделаем всё быстренько… Я же всё тебе рассказала, про воду здешнюю целебную…
Ласковый, уговаривающий голос звучал на редкость фальшиво.
— Не хочу-у-у-у! — буквально провыла девчонка. — Сама ночью купайся! Холодно!
— Маша!!! — рявкнула женщина. Эту интонацию Светлов тоже однажды слышал — в поезде, после отказа пить лекарство.
Звук пощёчины, всхлипывания, какая-то возня…
Какого лешего они делают ночью на озере? Действительно водно-оздоровительные процедуры, или… Пожалуй, как раз «или». Видел он сегодня одну оздоровившуюся… Причём не только видел — осязал. И обонял…
А ведь это шанс. Подкрасться, сфотографировать в подробностях весь процесс, весь ритуал утопления… Затем выдать двум новоявленным русалкам директиву, не исполнить которую они не смогут — и выйдут именно в ту точку, где их будут поджидать специалисты Трёх Китов и оперативники филиала. И спланирует операцию в деталях не кто-нибудь, а суб-аналитик Светлов — которому недолго после того придётся оставаться суб-аналитиком. Прыгать под пулями любой дурак сумеет, а вот чисто и грамотно просчитывать операции…
С приятными мыслями о грядущем повышении он торопливо достал фотокамеру, приготовил к съёмке. Плёнка сверхчувствительная, лунного света вполне хватит для снимков — и вспышки не спугнут клиентов раньше времени. Главное, не забыть оставить несколько кадров про запас — надо будет ещё заснять валяющиеся под песчаным обрывом останки, наверняка удушливые испарения уже рассеялись…
Смутные белые силуэты показались во мраке — у самого уреза воды. Для мощного объектива дистанция оптимальная… Не стоит всё-таки выходить из-под прикрытия скал.
Светлов приник к видоискателю. Точно, они… Две кучки одежды на берегу, на женщине купальник-бикини — бретельки глубоко-глубоко врезались в жирное рыхлое тело. На девочке простенькие трусики — белые, хлопчатобумажные. Не хочет идти к воде, упирается. Но, похоже, не понимает, что сейчас её будет всерьёз топить собственная мать. Да и сам Светлов, честно говоря, не до конца верил…
3
Спать совершенно не хотелось. Ирина сидела на берегу озера и молча смотрела на лунную дорожку, недвижимую, застывшую. Было неправдоподобно тепло. Словно тропическая ночь ненароком заблудилась и вместо жарких краёв оказалась на северо-западе Нечерноземья…
Когда-то, очень давно, четырнадцатилетняя Ира так же сидела на берегу тёплого моря, так же смотрела на воду, слушала тихий плеск волн… Повторится ли всё? Хотелось бы верить… Она увидит море, увидит… после того, как убьёт кого-нибудь. Разобьёт голову камнем, или зацелует до смерти, или затащит в воду и утопит… Но кого? С мотоциклом ей повезло несказанно, и то тут же объявилась конкурентка… Хозяин говорил, что можно договориться… Интересно, как? Пойти в деревню, к людям? Постучать в дом и спросить: «А не разрешите ли утопить кого-нибудь из вашей семьи? Или вас?» А тебе бодро ответят: «Да нет проблем! За ваши деньги — любые капризы!» Ира вздохнула.
Вода заколыхалась. Ирина увидела, как из глубины кто-то неспешно всплывает. Над водой появилась голова старой лобасты. Старуха на удивление ловкими, вовсе не старческими движениями выбралась на берег. Скорчилась, извергая воду из лёгких. Ирина отвела взгляд — хоть и понимала: она сама в подобные моменты смотрится немногим лучше.
— Не смогла Юлька ничего… — сообщила лобаста пару минут спустя. — Лежит теперь мёртвая, поутру искать пойдём. Так вот, девонька, тоже порой случается…
— Откуда вы знаете? Про неё? — спросила Ирина.
— Чувствую. Всех вас, дурёх, чувствую… Всех до единой.
Помолчали. Жалости Ирина не испытывала. Скорее уж страх — страх повторить судьбу Юли…
— Скажите, — неуверенно спросила она старую русалку, — а почему вы не… не похожая?
— А что? Нравлюсь? Хочешь такой же стать?
— Нет! — Ирина затрясла головой. — Нет!
— Слабовата в коленках? — лобаста усмехнулась. — Долги не хотишь платить?
Ирина замотала головой.
— Хочу… Но страшно… Не умею…
— Дело нехитрое… Это рожать тяжело, долго. А убить быстро можно.
— Зачем всё это?
Старуха пожала плечами.
— Не нами заведено…
— А кем? Хозяином?
— Молодой он, чтоб порядки тут свои заводить…
— Молодой?! — изумилась Ирина. — Да сколько же ему лет?!
Старуха уже жалела о сказанном.
— Не знаю я ничего… И знать не хочу. Скока лет… Я в пачпорт его не глядела…
Лобаста говорила всё тише, под конец забормотала вовсе уж неразборчиво, но вдруг закончила резко и властно:
— Тихо! Смолкни!
Ирина ничего не поняла.
— Чувствуешь? — сказала старуха, прислушиваясь к чему-то. — Чуешь?
Ирина вскочила на ноги, всматриваясь и вслушиваясь в ночную тьму. Сказала растерянно:
— Ничего не…
— Идёт кто-то, — перебила лобаста. — Везучая ты, девонька…
4
Женщина стояла по пояс в воде, прижимая к себе дочь. Ты пыталась вырваться, но мать держала её крепко — и внезапно присела, окунув Машу с головой.
Светлов снимал. Девчонка боролась за жизнь. Шумно всплёскивала вода, затем, когда голова на мгновенье показалась над водой, ночь прорезал дикий визг.
Женщина с каким-то утробным хрипом шагнула глубже, вновь присела… Александр засомневался: происходившее никоим образом не напоминало мистический ритуал. Скорее, самое банальное убийство.
Девчонке страх смерти придавал не детские силы — несколько раз она умудрялась вырваться из цепких объятий матери, поднять голову над поверхностью, вдохнуть воздуха, крикнуть… Крики с каждым разом звучали всё слабее, всё жалобнее…
Наконец Светлов не выдержал. Бросился к воде, крикнул:
— Что вы делаете?! С ума сошли?! — и сам почувствовал, как глупо и нелепо звучат его слова.
Женщина на секунду обернулась, издала короткий хриплый стон — и удвоила усилия.
Светлов попытался установить с ней ментальный контакт. Бесполезно… Почти невозможно при таком взвинченном состоянии объекта.
Фотокамера упала на траву. Светлов сбросил куртку, начал было расстёгивать джинсы… Но понял: не успевает. Девочка, обессилев, почти прекратила сопротивление. Под водой что-то ещё происходило, но голова над поверхностью уже не показывалась. Он бросился в озеро.
Вода — действительно ледяная — обожгла. Мгновенно намокшая одежда сковывала движения. До матери-убийцы Светлов добирался непозволительно долго. Наконец добрался, схватил женщину за руки, пытаясь заставить поднять девочку над водой.
Не тут-то было!
Женщина, не разжимая смертельных объятий, в ответ яростно боднула его. О-у-ух-х! Таких ударов в челюсть Александр не получал со времён давно забытых школьных драк. А может, вообще никогда не получал. Губы тут же засолонели кровью.
Он ответно ударил женщину в грудь, уже почти позабыв первоначальное желание спасти девчонку — желая размазать, раздавить проклятую гадину! Бюстгальтер свалился с толстухи с пылу схватки с дочерью, но столкновение кулака с обнажённой дряблой грудью вызвало у Светлова лишь омерзение. Он ударил снова — в лицо. И ещё раз. И ещё.
Женщина опрокинулась, сама ушла с головой под воду, но ребёнка из рук так и не выпустила. Потом вынырнула, они с Александром барахтались в тёмной воде — Светлов пытался нащупать ребёнка, а мать — утянуть дочь глубже в воду. Наконец Светлов подхватил девочку поперёк туловища, встал, поднял её голову над водой. Потащил к берегу.
Кандидатка в утопленницы показалась на редкость тяжёлой — к тому же брыкалась, не понимая, что происходит и кто её куда-то тащит. Захлебнуться она не успела, и сорванным голосом тянула на одной ноте:
— А-А-А!!!
— ПУСТИ! — кричала женщина. По её мокрому лицу стекала кровь из разбитых губ и носа.
— Пошла на …й!!! — рявкнул Светлов.
И мимолётно пожалел, что не может врезать ещё раз — руки заняты.
— Мой ребёнок, мой! Пусти! — женщина уже не рисковала приближаться к Светлову, шумно шлёпала сзади. И вдруг резко выбросила руку, вцепилась в лодыжку дочери. Ногти впились в кожу, царапая до крови. Девчонка завизжала, словно её резали — тупым ножом и без наркоза.
Светлов дотянулся-таки — изо всех сил пнул ополоумевшую мамашу в бок. Та захрипела, разжала хватку, снова шлёпнулась в прибрежную мелкую воду, но тут же вскочила. Светлов выбрался наконец на берег, не глядя швырнул девчонку куда-то в сторону, обернулся к женщине.
— Кретин! — кричала она. — Мудак!
— Успокойся… Стой где стоишь и немного поговорим спокойно… — начал он размеренно, как на тренинге, пытаясь поймать взгляд женщины.
Но спокойного разговора не получалось. Ментального контакта — тоже.
— Мудак! Не понимаешь! — выкрикивала она. — Спасти же хотела!
— Утопив? — спросил Светлов как можно тише и спокойнее. Сейчас самое главное — сбить накал диалога, иначе эмоции непреднамеренно послужат надёжным щитом от суггестии. Он и сам постепенно успокаивался, приходя в наилучшую для сеанса форму — бурлящий в крови адреналин постепенно рассасывался. Впервые после своего броска в воду Александр ощутил холод, усиливающийся с каждым мгновеньем.
Его попытка удалась в малой степени — но всё же дамочка в драку бросаться не спешила, да и реплики её стали чуть осмысленнее.
— Ей месяц жизни остался, пидор ты! Лейкемия! Лей-ке-мия!!! Слышал когда-нибудь? Отдай!!!
Маша наконец-то заткнулась. «Если она не знала о своём диагнозе, — подумал Александр, — то наверняка в шоке… Да нет, едва ли хоть слово расслышала и поняла из диалога матери с незнакомцем…»
Он опустил взгляд. Девчонка распласталась у его ног, тяжело дышала широко разинутым ртом. Мокрая, исцарапанная…
Светлов рассматривал её грудь — совсем девчоночью, лёгкие припухлости вокруг сосков, скорее жирок, чем действительно молочные железы — и с изумлением чувствовал нарастающее возбуждение. Чудеса — холоднющая одежда облепила тело, зуб на зуб не попадает, а у господина суб-аналитика приключилась несвоевременная эрекция… Но всё-таки правильно, что не позволил утопить девчонку…
Однако пора заканчивать. Мамаша угомонилась лишь на время — вон как зыркает взглядом по берегу, явно прикидывая, как бы всё-таки завершить схватку в свою пользу.
— Слушай меня внимательно! — Александр властным жестом поднял руку, взглянул в глаза женщины. И даже в неверном лунном свете удовлетворённо отметил, как они начинают темнеть. Отлично — зрачки расширяются, демонстрируя готовность объекта к суггестии.
Но затем всё пошло наперекос… Выражение лица женщины внезапно стало злорадным, торжествующим. Взгляд устремился куда-то за спину Светлову.
«Дешёвый трюк…» — подумал было он. И тут на затылок обрушился удар.
5
Перестрелка закончилась так же неожиданно, как и началась. В какой-то момент бойцы Алладина поняли, что никто по ним ответно не стреляет — и вскоре тоже прекратили огонь. Подбирались к берёзовой рощице осторожно, ожидая любого подвоха…
Подвоха не было. Противники лежали мёртвые. Все пятеро. К одному пули нашли-таки дорожку сквозь сплетение ветвей и листьев: на пиджаке два кровавых пятна — на рукаве и на левой стороне груди. Вторая рана оказалась смертельной… У остальных не единой отметины от пули. Судя по неестественно вывернутым шеям и сведённым судорогой мышцам — все умерли от перелома шейных позвонков. Точь-в-точь как два мертвеца, которых Алладин видел в Сланцах.
Удивил внешний вид стрелков, не характерный для людей, собравшихся затевать огневые контакты на лоне природы: ни маскировочных комбинезонов, ни бронежилетов, все в цивильном. Троих по затрапезной одежде можно было принять за здешних пейзан, четвёртый — именно ему не удалось разминуться с пулями — пожилой, солидный, в модном костюме, в очках с позолоченной оправой… Последний убитый, совсем молодой парнишка, вообще был одет более чем странно: шорты-велосипедки, яркая футболка, кроссовки с гольфами… Какого-либо снаряжения у странной компании не обнаружилось — лишь автоматы, самые заурядные АКС-74 с четырьмя запасными магазинами (умершие от перелома позвонков расстреляли боекомплект полностью, до последнего патрона). В карманах ничего — ни документов, ни каких-либо обыденных мелочей…
Полное впечатление, что кто-то взял первых подвернувшихся под руку людей, всучил им оружие, и наложил гипнограмму: стрелять в любого, кто попытается проникнуть в домик на берегу. Стрелять, пока не кончатся патроны. А потом умереть…
И пятеро дилетантов сумели-таки вывести из строя троих профессионалов — один ранен, один контужен угодившей в бронежилет пулей, сутки будет отлёживаться… А Слава Ройтман… Слава был в составе группы захвата — Алладин, не предвидя серьёзной опасности, согласился на его настойчивую просьбу — и угодил под первую же очередь. Пуля попала в голову, умер парень мгновенно…
Нехорошее предчувствие появилось у Алладина, когда оперативники попытались войти в домик. Дверь оказалась не заперта, но приколочена гвоздями к косякам. Ододрали, вошли… Внутри — ничего. Вообще ничего. Бревенчатые стены, пол из свежих неструганых досок, два окошечка-отдушины… И всё.
На крохотный чердачок никакой ход не вёл, ни снаружи, ни изнутри. Разломали доски потолка, залезли… Ничего. Пусто.
Пустышка.
Обманка.
Декорация…
Но зачем-то же сторожила этот понарошечный домик пятёрка креатур-автоматчиков? Зачем-то работает до сих пор неподалёку постановщик помех? (Технари обещали вот-вот локализовать его местонахождение…)
Алладин приказал коротко: искать! Носом землю рыть!
Что-то должно обнаружиться, что-то спрятанное за всеми декорациями…
Должно — но не обнаруживалось. Лодки частым гребнем прочёсывали озерцо — эхолоты не показывали ничего, кроме рыбы. РЭБовцы меняли фильтры на пеленгаторах, пытаясь по изменениям диаграммы направленности вычислить местонахождение «глушилки» — и тоже пока безуспешно… У Алладина крепло тоскливое ощущение провала. Возможно, последнего его провала в должности заместителя начальника оперативного отдела.
«Глушилку» обнаружили случайно — повезло. Работала она не совсем бесшумно, один из прочёсывавших местность бойцов услышал странное гудение, доносящееся из дупла старой, кряжистой берёзы. Там и стоял генератор «белого шума», а замаскированные коаксиальные кабели тянулись в разные стороны, к передающим устройствам. Опасясь мин-ловушек и прочих сюрпризов, дупло расстреляли из подствольного гранатомёта. Эфир тут же очистился от помех…
И почти сразу из домика — в буквальном смысле разбираемого на доски и брёвна — раздались радостные крики. Увидев вторую находку, Алладин понял: оно. То самое, от чего его внимание так старательно отвлекали…
6
Сознание Светлов не потерял. Но способность воспринимать окружающий мир претерпела существенные изменения — все дальнейшие события остались в памяти рваными, плохо связанными между собой фрагментами.
Навстречу ему летит что-то большое, белёсое, — и ударяет с мягким шлепком. Живот девчонки, догадывается он. Влажная плоть отвратительно липнет к лицу…
Затем — спустя секунду или долгие годы — под лицом уже трава. А где-то совсем рядом женский плач, невнятные крики, плеск воды — но повернуть голову и посмотреть, что там происходит, нет ни сил, ни желания…
Затем его переворачивают — звёзды на небе подёрнуты лёгкой дымкой, а больше ничего не видно, даже луна куда-то исчезла, пропала, потерялась… Или это лишь Светлов не видит её…
Затем его бьют ещё раз, в бок — кажется, бьют, потому что боль от удара он не чувствует, просто тело сотрясается и что-то мерзко хрустит там, где — когда-то, в иной жизни — располагались его рёбра…
Затем глаза слепит резкий свет фонаря, и на лицо что-то льётся. Светлов понимает: это «что-то» — горячее и вонючее — отнюдь не вода. Способность чувствовать и двигаться возвращается медлительно и неохотно. Но первой возвращается боль — в боку и затылке. Он двигает рукой, головой… Протяжно стонет.
Мерзкий смешок:
— Не хужее нашатыря, ге-ге! — и льющаяся на лицо струя иссякает. Фонарь гаснет тоже.
— Так аммиак же, и там, и там, — слышится рассудительный голос, на удивление спокойный. И принадлежащий далеко не молодому человеку.
— Мать твою! — кто-то удивлённо охает. — Ты чем похмелялся-то надысь, Толян?
Дружный смех, смеются трое. Или четверо — Светлову трудно понять. Невидимый Толян возмущённо протестует:
— Казённой чуток поправился, в натуре! Какой ещё «миак»-…як?
Затем в поле зрения Светлова попал мужчина. Точнее сказать, его ноги. Ещё точнее — сапоги. Рядом, у самого лица. Знакомые ковбойские кирзачи с железными носами. Или это типичный изыск местной моды, или рядом оказался здешний депутат. Александр попытался разглядеть лицо — не получилось. На луну и в самом деле наползла какая-то тучка. Зато голос бородача он узнал.
— Допросить надо бы, — негромко сказал Сергей Егорыч, словно рассуждая сам с собой.
— Пошто? — удивился Толян. — Башкой его в болото, и дело с концом.
— Может, не один он тут шляется…
— С какого рожна? — вступил четвёртый голос.
Всё-таки их четверо, понял Светлов. Но один из них, самый пожилой, предпочитает в основном слушать. Подал реплику про аммиак — и вновь замолчал. Четверо… Даже если вдруг полностью вернётся способность двигаться — не справиться. Кто-то зайдёт сзади, шарахнет по затылку, и всё вернётся на круги своя.
А неспешная дискуссия о его судьбе продолжалась.
— Сам же видел, — говорил безымянный четвёртый, — один, без никого в деревню припёр, на петрухиной «Яве»…
— Какой петрухиной? — встрял Толян.
— Да знаешь ты его — с Щелиц мужик к Верке-продавщице катается уж с полгода…
— Ну?
— Так на евонном драндулете этот и припёрся. Один, сталбыть.
— Я ж и грю — в болото! — обрадовался Толян. — Али девкам отдадим, пущай защекочут… Может какая, ге-ге, отблагодарствует?
— Небось, Петьку-то щелицкого девки твои уже того… — четвёртый смачно харкнул, — защекотали. А этот искал. Один он, сдаётся.
— Тогда… — начал было бородатый депутат, но обладатель старческого голоса перебил — и Сергей Егорыч покорно замолчал, к немалому удивлению Светлова.
— Ко мне его, в сарай, — сказал старик. Негромко сказал, но уверенно. — Очухается — засветло потолкуем, душевно и ласково.
«Казимир?» — подумал Светлов. Очень похоже…
Тут же его рывком подняли, заломили руки за спину. Он вяло попытался вырваться, получил кулаком под рёбра, затих. Запястья ему связали, туго и болезненно… Темнота по-прежнему не позволяла разглядеть пленителей, но какое-то движение рядом Александр почувствовал. И почти сразу услышал звук, в котором смешались хруст и звяканье.
— Пошто? — разочарованно протянул Толян. — Денег стоил же…
Никто ему не ответил, если не считать ответом другой звук — далёкий плеск. Светлов понял, что его разбитая фотокамера навсегда упокоилась на дне Улима.
Вновь вспыхнул фонарь, пятно белёсого света скользнуло по траве. Грубый тычок в спину:
— Шагай, обоссанный!
Он пошагал.
В кроссовках мерзко хлюпало.
7
Радиосвязь восстановилась, когда Лесник уже окончательно потерял надежду поговорить с Алладином. Но помехи вдруг исчезли, как не бывало.
— Мы в Беленькой, — сообщил коллеге Лесник. — Твой потеряшка нашёлся — приехал сюда под вечер, на мотоцикле, один. Остановился на ночлег у какого-то старичка. Где Незабудка, неясно… Я на контакт не выходил, и работать ему ничем не помешаю, держимся с Костоправом поодаль. Что у вас с озером?
Алладин помолчал, осмысливая информацию. Сказал с сожалением:
— Пошёл Светлов по ложному следу… А на озере мы очень интересную дичь за хвост ухватили…
Вот как, подумал Лесник. Значит, Улим и в самом деле тут не при чём? Спросил:
— Подъехать? Помощь нужна?
— Сами справимся… Решил проработать побочные линии, так прорабатывай. Светлова я утром заберу, на глаза ему не показывайтесь, пусть отдохнёт спокойно, завтра ему предстоит потрудиться… Всё, до связи.
За мгновение до того, как связь оборвалась, Лесник услышал в наушнике нечто вроде отголоска взрыва. Странно… Алладин глушит свою «дичь» взрывчаткой? А в остальном всё ясно и понятно. Оперативный отдел СЗФ провёл операцию, пока Лесник с Костоправом отрабатывали побочные линии — неважные, и, по большому счёту, никому не нужные. Так, по крайней мере, всё будет выглядеть на бумаге. А выход на сцену прима-балерины — суггестора Светлова — запланирован на завтра. Дичь, надо понимать, к тому времени приведут во вполне безопасное состояние. Но честь последнего выстрела будет принадлежать именно господину суб-аналитику…
8
На берегу горел костёр. Русалки держались от него поодаль, на самой границе тьмы и освещённого пламенем круга.
В центре стояла лишь одна женщина — толстая, бесформенная, разительно непохожая на стройных и гибких мавок. Ирина узнала её — с трудом, но узнала: дамочка из поезда, мамаша капризной девочки… Мама с дочкой сошли вместе с ней, в Плюссе, а потом… Странно, но что было потом, Ира не могла вспомнить. Наверное, они попали сюда, на озеро, вместе… Но как, каким образом добирались — ни малейшего воспоминания…
— Вот она, любовь-то материнская… — негромко сказала лобаста. — И дочку утопить не забоялась, и сама ж ей нынче подставится… А девочка здоровой станет. Будет жить-поживать, да мамку вспоминать…
Ирина сначала не поняла. А поняв — не поверила. Смотрела на женщину недоумённо… Мать убила дочь?! А теперь хочет сделать из неё, воскресшей, убийцу?!
«А разве ты лучше?!» — спросил с брезгливым интересом внутренний голос — очень напоминавший голос Хозяина. «Я не такая! Не такая!» — хотелось ответить Ирине, ответить громко, вслух, хотелось прокричать, проорать… «Я решала за себя! Только за себя!!!»
«И за того, чью жизнь придётся отдать», — мягко напомнил голос. И добавил: «Ну что, Машута, делай, что должно!»
Только через пару секунд Ирина поняла, что сказано это вслух — Хозяин подошёл незаметно, неслышно. Затем она увидела Машу, появившуюся в круге света… Её узнать было ещё труднее, чем мать. Толстенькое, рыхлое тельце стало сильным и гибким, пусть ещё и не совсем женским, телом девушки-подростка: стройное, ни излишнего жирка, ни излишней худобы, ни единого возрастного прыщика… Чуть обозначенные грудки увеличились, округлились, в движениях вместо былой резкости и угловатости появилась плавность… А походка? Ира помнила, как ковыляла девочка по вагону поезда: нелепо выворачивая ступни носками внутрь. Сейчас же юная мавка шагнула вперёд поступью королевы… Жалкие белёсые хвостики — косички Маши — превратились в копну волос, отливающую медью.
Ирина мимолётно пожалела, что ещё не видела себя в зеркале. В настоящем хорошем зеркале. Только отражение в воде…
Девочка, похоже, не понимала ничего: что произошло с ней и что происходит вокруг, что хотят от неё собравшиеся. Смотрела остекленевшим взглядом в одну точку и не спешила как-либо реагировать на слова Хозяина. Мать потянулась было к ней, но затем отдёрнулась, закрыла лицо руками….
Её стоило пожалеть — но ни капли жалости Ирина не ощутила. Наоборот, в ней нарастала ненависть — к женщине, к её дочери, к Хозяину, заставившему смотреть на эту сцену. И к себе… К себе в первую очередь…
Хозяин подошёл, обнял толстуху за обнажённые плечи, сказал ласково:
— Ты не боись, я ж не изверг какой… Тихо помрёшь, спокойно, словно спать легла да не проснулась…
Не меняя ровного, успокаивающего тона, он сделал резкое движение рукой — и придержал, опустил на траву обмякшее женское тело.
Затем поднял что-то, лежавшее чуть в стороне от костра — Ирина пригляделась: топор!
Хозяин подошёл, сунул Маше топорище в руки. Она взяла, стиснула машинально — взгляд оставался абсолютно отсутствующим. Старик молча смотрел на неё, затем легонько подтолкнул к телу матери…
Ирина зримо представила, как взметнётся топор, с каким звуком опустится на живую плоть, как кровь потоком хлынет на траву… И почувствовала дикое возбуждение — такое же она чувствовала вчера, когда стиснула в зубах трепещущее тело щуки. И сегодня — когда подкралась в прибрежных водорослях к толстому, ленивому лещу… Показалось, что во рту вновь ощущается вкус крови.
Маша медлила. Возбуждение Ирины нарастало. Хотелось крикнуть: скорей, скорей!
— Не-е-е-е-т!!! — дикий вопль девочки прорезал ночную тишину. Швырнув топор под ноги к старику, она стремглав бросилась к берегу. Послышался громкий плеск. Ирине захотелось взвыть…
Хозяин не выглядел смущённым или раздосадованным. Пожал плечами, сказал, обращаясь к остальным:
— Не хотит, так не хотит, неволить не стану… Ежли кого другого в положенный срок приищет, так тому и быть… А не приищет — знать, не судьба. Ну а коли всё так обернулось, кому-то из вас облегчение вышло…
Он кивнул на женщину, так и не пришедшую в себя. Обвёл взглядом русалок.
— Ну? Кто?
Ирина быстро шагнула вперёд — совершенно неожиданно для себя, словно кто-то подтолкнул в спину.
— Я!