— Ты не дашь мне эту книжку? Почитать…
— Да Бога ради, — пробормотал Илья. — Блин, сонная водяра сегодня попалась… так башку книзу и тянет…
Мёрси поморщилась. Глядя куда-то вбок, она сказала:
— Давай я тебя доведу. Ё…нешься ещё по дороге, — и помогла Илье подняться.
«Господи, какое у неё горячее тело! — вяло подумал Илья.. — Будет о чём в нужный момент уединения вспомнить, инвалид ты несчастный…» Он обнимал красивую и усталую Мёрси за тонкую, умопомрачительно гладкую талию… за то место, где плавная линия женского тела делает фантастический стремительный изгиб, обрисовывая томительную, нежную выпуклость упругого бедра…
Мёрси помогла ему добраться до дивана. На полу сопели малыши. С пола Илье вставать было настолько неудобно, что детей решили укладывать на широкий надувной матрас. Обычно его доставали с антресолей в те дни, когда на день рождения Ильи шумной толпой наезжали братья с женами и племянниками…
— Мёрси, — шёпотом сказал Илья, закрыв глаза. Он остро чувствовал, как от него несёт перегаром. — Мёрси… патроны не стреляют. Меня нужно повесить.
— Что? — не сразу поняла Мёрси. — За что?
— За шею. Я — бесполезен… я только вам мешаю…
— Тьфу! — разозлилась Мёрси. — Ты как моя маманя! Перепьёт и сразу: «Маринка! Замуж выйдешь, выгонишь меня на помойку, дуру старую!» Спи, давай…
И ушла. Илья слышал, как она шуршит страницами книги и переставляет свечу поудобнее.
У детей должны быть мамы и папы. Чтобы они ходили гулять на берег Городского пруда и покупали им красивые шарики, да! И если мальчик или девочка отпустят шарик — так надо чтобы он летел высоко-высоко, прямо к пушистым облакам! А все бы смотрели и говорили: «Какая дружная семья! Папа с мамой не ругают ребёнка!» Ведь это так красиво, когда волны, ветер! Бог и шарик в небе.
Илья сказал, что нам надо идти и искать людей. «Тяжело обзавестись сразу восемью детьми», — сказал он. А я посчитал ещё раз и удивился. Говорю, что детей всего семь! «Со мною вам возни, как с восьмым!» — сказал Илья и ещё больше нахмурился.
Мёрси злится. Она сама ещё, как ребёнок. И готовить не умеет. И керосинка наша вот-вот потухнет, а бензин наливать мы боимся. С огнём баловаться нельзя, нет! Потому что пожарные все куда-то подевались. Наверное, где-то остались их блестящие красные машины, но они, конечно, сейчас стоят без людей — красивые, грустные и покинутые.
— Мы должны дойти до колокольни и звонить в колокола, — сказал Илья. — Может, кто и услышит. Не сможем мы одни. Никак не сможем.
А мост детям очень понравился! Бориска с Кристиной и Валенькой по мосту Хвастливого Поросёнка прогуливали, Кондрат-квадрат с Эллочкой под столом в метро играли. А Леночка с Федей рисовали фломастерами. Лена красивое солнце с облаками на стене нарисовала. Прямо в том месте, где моя голова, когда я спать ложусь!
Солнце жёлтое. А облака — красные-красные. И три точки белых в облаках.
— Красные облака — потому что вечер. И война! — сказал Федя. — А тут, — белое, — это наши. Они на врагов летят. Маленькие — потому что далеко и небо большое!
Туман совсем сгустился. Идти приходилось осторожно, вздрагивая от пугающих шорохов и звуков. Иногда Мёрси казалось, что она видит какие-то неясные тени, мгновенно исчезавшие из виду, стоило только повернуть голову. Вот кто-то надсадно закашлял и эхом отозвался кашель Ильи.
— Да хватит тебе, — цыкнула на него перепугавшаяся Мёрси.
— Кашель курильщика, — почему-то шёпотом отозвался Илья. — Извини.
Несколько раз доносились слабые звуки музыки. Мёрси музыка была знакома, но назвать её она бы не смогла. Илья сказал, что это Свиридов, «Метель» и Мёрси поморщилась — какая к чёрту разница? Хоть сам Эминем, всё равно — страшно.
Слава Богу, дети вели себя тихо. Все семеро шли плотной группой, держась за руки. Они покорно останавливались. Они покорно начинали шагать, примеряясь к черепашьей скорости Ильи. Они покорно помалкивали. Это даже пугало…
Мёрси крепко держала левой рукой карапуза Кондрата-квадрата за лямочку на спине его комбинезона. Тяжёлую стариковскую сумку на колёсах приходилось тянуть за дужку. Сашка возвышался впереди силуэтом горбатого мамонта. Он был спокоен.
Впрочем, это ни о чём не говорило. С той поры, как они наткнулись на странно тихих и невиданно послушных детей, Сашка пребывал в хорошем настроении. В небольшом магазинчике, стоявшем на самом на перекрёстке Серова-Фурманова, он набрал конфет, мороженого и прочих вкусностей, включая орешки и леденцы, и вся «младшая группа» с тихой радостью жевала и чавкала. В этом киоске-магазинчике Мёрси махом выдула банку «Балтики 9», а потом ещё и «Балтики 7», и теперь ей дико хотелось присесть где-нибудь…
…под кустиком…
…и отлить. Но только не под кустиком — нет! После позавчерашнего (или это всё-таки было третьего дня?) кошмара, Мёрси твёрдо решила всю свою оставшуюся жизнь не совать в одиночку носа ни в кусты, ни в подъезды.
— Эй, притормози! — негромко окликнула она Сашку. — Я сейчас лопну.
— Не надо было столько пива жрать, красавица! — сказал Илья.
Мёрси чуть было не сорвалась. Нет, видите ли, нельзя ей выдуть пару банок пива! Это что, отец-учитель объявился у Мёрси, а? Или, может, Илья — убеждённый трезвенник? Да у него, поди, в рюкзаке больше половины — водка, да вино с пивом!
Однако она сдержалась. Нельзя сейчас ссориться и истерики закатывать — никак нельзя! Попросив всех отвернуться, — дети послушно встали к ней спиной; у Кондрата-квадрата смешно шевелились уши, он продолжал жевать «Сникерс», — Мёрси стянула с себя штаны и притулилась у самой стены Дворца спорта. Насколько помнила Мёрси, чуть дальше, через дорогу, должна была тянуться стоянка автомобилей, а за ней — трамвайная остановка. Но терпеть до этих удобных мест Мёрси уже не могла.
Как ни за что на свете не смогла бы войти в Дворец спорта, чтобы воспользоваться туалетом! Темно, туман… звуки и запахи…
…призраки и зомби…
…нет-нет, я уж лучше здесь!
Как ни старалась Мёрси, но тихо по асфальту не получилось. Струя журчала так, что, казалось, по всей улице Большакова понеслось гулять обманчивое насмешливое эхо.
— Я тоже писать хочу! — заявила вдруг Леночка.
— И я! И я тоже хочу! — загалдела малышня.
Ну, понятно. Удивительно вовремя! Стоит только одному начать…
— Терпите, я скоро, — стиснув зубы прошипела злая Мёрси. — Потом хоть записайтесь…
Как на грех, ещё и нечаянно пукнулось. Кондрат-квадрат захихикал. Кто-то из детей стеснительно засмеялся.
— На здоровье, — сказал Илья, отхлёбывая из горлышка водку. Здоровенный Сашка уже держал наготове поллитровую бутылочку «Пепси»… запить, значит, однорукому инвалиду…
Мёрси, красная от унижения, стала натягивать штаны и чуть не заревела с досады. По внутренней стороне бёдер текла липкая тёмная кровь. «Хорошо тебе, доченька! У тебя это безболезненно!» — не раз говорила ей мать.
Ну, что за жизнь, а? И чего бы дуре Мёрси не прихватить с собой прокладки? КАК она могла забыть обо всех этих идиотских делах? Впрочем, в довершение ко всему, у неё и трусов-то нет… и запасных штанов — тоже. Не было поблизости от дома Ильи такого магазина, не было! Добро пожаловать в мир веселья и радости, Мёрси… у нас тут обхохочешься! Смеясь и кувыркаясь — носом в говно!
Она натянула штаны.
— Так, малышня, пройдёмте два шага вперёд. Пристраивайтесь у стены. Эй, не разбредаться! Дядя Илья с мальчиками, а я с девочками, понятно?
— А можно дядя Саша с нами постоит? Он же отвернё-о-отся, — испугано пропищала Леночка.
Мёрси махнула рукой. Чёрт возьми, делайте, что хотите! Можете дружно запеть: «В траве сидел кузнечик!» — можете пуститься вприсядку, можете нажраться битого стекла и сдохнуть — ей было ни до чего!!! Она чувствовала, как обильно вытекает из неё проклятая тёплая кровь, как прилипают к внутренней стороне бёдер брючины… как весь этот поганый, долбанный мир с его траханным туманом пялится на неё, разинув рот в идиотском смехе… и тычет невидимыми в серой мгле пальцами!
— Я отвернусь, да! — сказал Сашка.
Они отошли на три-четыре шага. Леночка, Кристина, Элла и Валенька дружно уселись у стены. Мёрси сунула им рулон туалетной бумаги, мучительно раздумывая, как ей соорудить мало-мальски приличную прокладку из запасной футболки.
— Мёрси, — тихо сказал Сашка, стоя к ней спиной.
— Чего? — буркнула Мёрси.
— Я тебе забыл отдать. Забыл! — сказал Сашка испуганным голосом. Господи, он даже голову в плечи втянул, по-прежнему не оборачиваясь. И плечо приподнял, как бы боясь даже прикрыть локтем лицо… ну, что за чучело! Защитнички…
— …ну, гадство… на ботинки себе набрызгал! — слабо донеслось из тумана. Неудобно Илье…
— Ну, что там у тебя? — дрожащим голосом спросила Мёрси, испытывая жалость, раздражение и страх одновременно. Чёрт его, сумасшедшего, знает! Может он ей сейчас сунет в руки аппендикс из той груды кишок… или… или отрезанный член Волкодава…. и скажет: «Пососи его, сука! Я же знаю, что ты сосала у Пи-ка-чу-у-у!!!»
Сашка робко завёл руку за спину, не смея повернуться. Мёрси с ужасом посмотрела на то, что он держал в руках.
Развернув небольшой шуршащий свёрток, Мёрси онемела. О, мать твою! Комок мятых, но чистых трусов, рулон ваты, штук десять упаковок ацетилсалициловой кислоты, резиновый напальчник и медицинский термометр в пластмассовом защитном пенале. Ей хотелось плакать и смеяться одновременно… честное слово, и то, и другое сразу!
— Где ты это взял, Саша? — спросила она.
Широкая сгорбленная спина напряглась.
— Украл, — сказал он.
— Как понять — украл?
— Женщина сегодня сидела на скамеечке. Она спала. Я взял.
— На остановке?
— Да.
Остановку автобуса они прошли с полчаса назад. Мёрси твёрдо помнила, что на скамейках под выгнутым куполом никого не было. Всё-таки стены прозрачные! Мёрси помнила даже, что на одной скамейке лежала кипочка абонементов, видимо, потерянная кем-то из исчезнувших пассажиров…