Хороший план, мне нравится, как тут настроению не подняться? Его даже зеленщица опустить не смогла. Едва я вышел из ворот, она выбралась из-за прилавка и начала тормошить меня словесно.
— О, господин Вольгаст, как я скучаю по вашим сильным рукам, — она подмигнула. — И не только я. Вы уже два дня не заходите. Ну же, давайте спустимся в мой подвальчик и пошалим.
Она говорила громко и откровенно, совсем не стесняясь прохожих.
— Извини, дорогая, шалости закончились. Больше я в твой подвальчик не спускаюсь.
— Почему же? — лицо её приняло капризное выражение.
Я ответил честно:
— Мне мама не разрешает.
Она не оценила ни юмор, ни прямоту моей души.
— Что? Мама? Эта старая ведьма? Да кто она такая? Да кто ты такой? Маменькин сынок, спрятался за юбкой! Ишь, лишил невинности, совратил, а теперь мама не разрешает? Я к прево пойду! Он из наших, из простых, он не даст в обиду бедную девушку!
Мне хотелось сказать, что на бедной девушке печать ставить негде, но не стал. Она бесспорно симпатичная, но беспорядочные половые связи и жажда денег поставили на лице печать — четыре денье в час. Ей никакой прево не поверит, будь он хоть трижды из ихних.
После криков пошли слёзы, потом опять крики, но я уже не слушал. Над головой сгущались тучи, накрапывал дождь. Ветер гнал по улице сухие листья и пыль. Ремесленники закрывали лавки. Я втянул голову в плечи и ускорился, Щенок едва поспевал, на каждый мой шаг делая два. К «Зеркальному карпу» мы добрались, когда дождь в полную силу барабанил по крышам и головам прохожих.
В трактире было светлее, чем в «Раздорке»; высокие потолки, галёрка, да и пахло лучше. Я уловил запах специй; он заползал в нос раздражающей змейкой, и я громко чихнул, привлекая внимание посетителей. Их было немного, десяток, респектабельные буржуа и несколько клириков. Они взглянули на меня и тут же потеряли интерес, возвращаясь к трапезе. Подавали в «Зеркальном карпе», как не трудно догадаться из названия, рыбу.
Подошёл человек в чистом фартуке поверх котты и с радушной улыбкой на лице. Видимо, владелец трактира — метрдотель, хотя в данный временной момент так называли лишь хозяев постоялых дворов в предместьях. Он указал на свободный стол у стены и принялся пересказывать названия блюд, от которых у меня потекли слюни.
— Варёный окунь с уксусом и петрушкой, с зелёным соусом и пирожками с щукой, — ровным голосом выводил он. — Форель под соусом «камелина» с белым хлебом, перцем и мускатным орехом. Бульон с перепелиным яйцом и кусочками прожаренного судака с укропом, луком и горячими пышками. Вино розовое, белое, молодое, выдержанное. Если господин предпочитает пиво, то могу предложить хороший английский эль. Мы закупаем его у пивоваров из Суассона, они варят его лучше англичан.
Я хотел и того, и другого, и третьего, но денег было всего десять денье — все мои оставшиеся активы. Может этого и хватит, но спросить меню с расценками, дабы убедиться в своей платёжеспособности, стеснялся. В заведениях подобного класса о ценах не спрашивают, и платят строго по выставленному счёту. Поэтому наиболее удачный вариант для меня — эль, он в три-четыре раза дешевле вина, не говоря уже о всём остальном.
— Пинту эля, — потребовал я и предупредил. — Я жду парочку знакомых. Если кто-то спросит Вольгаста де Сенегена, проводи их за мой стол.
— Да, господин, — поклонился трактирщик и отправился выполнять заказ.
Я снял плащ, бросил на стул, сам сел на соседний. Щенок услужливо протёр рукавом стол.
— Встань позади, — велел я.
Позади была стена, и он попытался втиснуться между ней и стулом, не смог и вплотную прижался ко мне боком. Его попытки в точности выполнить указание вызвали умиление.
— Пацан, не всё надо исполнять буквально. Импровизируй. Или переспроси, чтобы не оказаться в дураках.
— Понял, господин. Возьмёте меня в оруженосцы?
— Чтобы взять тебя в оруженосцы, мне надо стать рыцарем.
— Вы сильнее многих рыцарей, — с уважением проговорил Щенок. — Я каждый день наблюдаю, как вы сражаетесь с Гуго. Вечерами перед сном он рассказывает о войне, а про вас говорит, что вы неадекватный, ой… неизвестный… нет-нет… Необузданный!
— Непредсказуемый.
— Да-да, непредсказуемый. Извините, господин, я не всегда выражаюсь верно. Но я научусь. Возьмёте меня в оруженосцы?
Подошёл трактирщик и поставил кружку с пивом. Я сдул пену, глотнул. Да, это действительно пиво, а не приправленная хмелем серная кислота, какую подавала Сисила.
— Прежде чем стать оруженосцем, — вытирая губы, заговорил я, — нужно несколько лет побыть пажом. Знаешь, кто такие пажи?
— Да, господин, это слуга рыцаря.
— Верно. Это первая ступень на пути к званию рыцаря. Тут так же, как в любой иной профессии: сначала ученик, потом подмастерье, потом мастер, то бишь, сначала паж, потом оруженосец, потом рыцарь.
Я не стал объяснять ему все нюансы, например, что пажом может стать лишь мальчик благородного происхождения, но пусть помечтает, если хочет.
— Я знаю тех, — вздохнул он, — кто всю жизнь ходит в подмастерьях. У них уже волосы седые, а мастерами стать не могут. Мастера не очень-то любят пускай в свой круг кого-то со стороны.
— Здесь та же история. Кто-то становится рыцарем в двадцать лет, а кто-то так и бегает в подмастерьях до конца дней своих.
— Как вы?
Этот мальчишка мне определённо нравится: наивный, простоватый, но сообразительный и откровенный. Реально надо взять его в пажи.
— Да, мой друг, как я.
Щенок покачал головой.
— Вы обязательно станете рыцарем, господин.
— Твои слова да Богу в уши. Но… что-то друзья наши не спешат.
— Может быть из-за дождя?
— Может быть.
Дверь бухнула и в зал вошёл Жировик. Он был одет так, как вчера описал его пацан: жёлто-синяя котта, облегающие шоссы. На поясе тесак, но не дешёвенький, каковыми обычно пользуется расходная наёмная пехота, а нечто вроде кошкодёра, тяжёлого и не слишком длинного меча, чтобы можно было рубиться в тесноте. То, что Жировик умеет им пользоваться, говорил тот факт, что меч не выглядел на поясе деталью одежды. Ножны потёрты, поцарапаны, устье помято. Этим кошкодёром пользовались регулярно, и если его владелец до сих пор жив, то пользовались им не только регулярно, но и успешно.
К Жировику подсеменил трактирщик и почтительно склонился. Мне он такого почтения не оказывал, и в голову невольно залезла мысль: а тот ли трактир я выбрал для встречи? Расчёт мой строился на том, что территория будет нейтральной, но судя по уважительно-смирительной позе трактирщика, Жировика здесь знали очень хорошо.
Чёрт!
Я ещё раз присмотрелся к посетителям. Они точно те, за кого себя выдают? Не получилось ли так, что Жировик заранее договорился с хозяином и под видом обычных буржуа усадил за столами своих людей? Пусть в зале их немного, но на втором этаже могут быть ещё. Господи, да мне и этого десятка хватит!
— Щенок, — тихо позвал я, — ты знаешь кого-то из посетителей?
— Почти всех, господин Вольгаст. — Вон тот толстяк мастер цеха мясников, рядом его сын. Огромная у него харя, да? За следующим столом судебный викарий преподобный Бонне. Он служит при капитульных тюрьмах и возглавляет епархиальный суд. Сюда заходит постоянно, и этот стол в обеденное время никто не занимает. Дальше…
— Стоп. Людей Жировика среди них нет?
— Нет.
Значит, трактир тот. Но всё равно нужно быть внимательней, второй этаж по-прежнему существует и там по-прежнему могут быть люди главы рытвинских. Впрочем, вряд ли Жировик рискнёт устраивать охоту на глазах у почтенной публики, того же судебного викария например… Если только тот не состоит у него на зарплате.
В душе нарастала тревога. Надо было устраивать встречу за городом, в чистом поле, там хотя бы видно всё. Но теперь уже ничего не изменить. Если я вдруг встану и уйду… Да кто меня теперь выпустит?
Я передвинул меч так, чтобы можно было легко его выхватить, и кинул быстрый взгляд на галёрку. Тихо и темно. Широкие окна закрыты плотными ставнями по случаю дождя, и только окно в центре, забранное «лунным» стеклом, освещало середину зала и проход на кухню.
Вроде бы всё нормально, я сам себя нагнетаю. Спокойно, Дима, спокойно. Но впредь надо учитывать, что место, которое ты посчитал безопасным, в действительности может контролироваться противником. Я привык жить в безопасности, а знания о стратегии базировались исключительно на бытовом уровне и не поднимались выше понимания, чем набить холодильник на неделю вперёд. Надо отвыкать от прошлого и начинать мыслить по-другому.
Трактирщик завершил церемониал по встрече большого гостя и широким жестом указал на меня. Жировик повернулся. В лице его не дрогнул единый мускул, хотя глаза выражали такую ненависть, что у меня волосы на загривке взволновались. Но человек, допускающий проявление эмоций перед другими никогда не станет настоящим лидером, поэтому пахан рытвинских едва заметно дёрнул головой, изображая приветствие, и степенным шагом направился к моему столу.
— Ты сегодня без клевца, Сенеген? — с усмешкой проговорил Жировик.
Он снял накидку и небрежно бросил её в руки следовавшего за ним слуги, очевидно, того самого Заплатки, и сел напротив меня.
— Да, поменял на декоративную безделушку. Всё-таки я в городе, а не на поле боя. Здесь латы пробивать ненужно.
Жировик взглянул на мой меч и, так же как Ив дю Валь, по одной рукояти умудрился рассмотреть его достоинства.
— Достойная безделушка, странно только, каким образом она оказалась у такого мелкого дворянчика… Но не будем об этом. Итак, ты хотел встретиться. Я здесь.
Я не стал реагировать на «дворянчика», хотя это наверняка была домашняя заготовка, предназначенная разозлить меня, и задал вопрос в лоб:
— Ты Батист?
Жировик приоткрыл рот, обернулся к Заплатке. Тот попеременно изобразил на лице непонимание, недоумение и расстройство живота. По этим мимическим испражнениям без пояснений стало ясно, что версия моя ни к чёрту. Ну что ж, по крайней мере этот момент выяснили. Теперь надо выяснить друзья они или нет.