— Зови меня Баклером.
Он замолчал, видимо, рассчитывая, что его имя произведёт на меня то же впечатление, что и моё на него, ну или хотя бы нечто половинчатое. Но увы, мне оно ни о чём не говорило. Таких Баклеров я встречал столько, что уже со счёта сбился.
— Баклер, понятно. Кто сейчас вместо Коклюша?
— Пока я, а дальше как Поль скажет.
Мы выпили ещё по стакану. Вино, на мой вкус, дрянь, правда, до сегодняшнего дня я и не знал, что разбираюсь в винах. То, что подавала Перрин, было вполне приемлемым, и я как-то не задумывался, хорошее оно или плохое, но то, что принесла эта девица — обычная кислятина.
— Значит, на том и разойдёмся, — я поставил стакан. — Дай знать, когда Поль ответит.
Я встал, Баклер поднялся тоже.
— Провожу тебя.
На улице он спросил:
— Ты к нам через какие ворота добирался?
— Флешембо.
— Правильно. У Вельских ворот топтуны Жировика в карауле стоят, тебя увидят, сразу смекнут, что к чему. А Флешембо и все земли за городом — лен доминиканцев. Они собирают пошлину со всех ввозимых в город товаров, много серебра гребут. Жировик хотел, чтоб те делиться начали, но когда монахи чем-то делились? Они же нищие, хех. Наняли ветеранов и рутьеров, и Жировик туда больше не суётся. Так что если хочешь выбраться за город без проблем, всегда ходи через Флешембо.
Глава 16
Вернувшись домой, я поднялся в свою комнату и попробовал разобраться в системе ленных владений Реймса. Баклер немного пролил света на этот вопрос, плюс я сам кое в чём успел определиться. Город находился в личной собственности герцога Бургундии. Филипп Добрый от щедрот своих наделил его самоуправлением, позволив жителям избрать городской совет. Местной аристократии и богатым буржуа это понравилось, и они принялись делить городское добро включая налоги и доходы с торговли между собой у кого сколько сил утащить хватит. Победил в этом состязании перетягивания добра мастер Батист. По моим скромным подсчётам он прибрал под себя две трети городской собственности, за исключением южной части, где располагались сеньоральные владения ордена бенедиктинцев. Кроме того, район ворот Флешембо, к которым стекались торговые пути из центральных и южных провинций Франции, являлись леном доминиканцев. Это был лакомый кусок. Очень лакомый. Пошлины взимались с каждой повозки, проезжавшей через ворота в город, и набегала более чем приличная сумма. Своего угла на территории Реймса у последователей Святого Доминика не было, и они ютились в вотчине бенедиктинцев монастыре Святого Ремигия. Там же они открыли канцелярию инквизиции и с большим успехом проводили следствия по светским делам в капитульных тюрьмах, что давало им определённые привилегии и дополнительные доходы.
Разумеется, мастеру Батисте это не нравилось, и он пытался подмять нищенствующих монахов под себя. Внешне это никак не проявлялось, я даже не предполагал, что у него дрязги с католической братией, пока аббат бенедиктинцев не предоставил мне своего адвоката, выразив таким образом поддержку. Ни для кого в городе не было секретом, что с мастером Батистом мы не дружим, и любая услуга в мой адрес автоматически делала предоставившего её врагом этого всесильного человека.
Впрочем, я всё больше и больше склонялся к мысли, что это не один человек, а организация. Невозможно в одиночку контролировать уголовный элемент, городские власти и торгово-ремесленные корпорации. Слишком огромный разброс в интересах и способах достижения целей. Мне кажется, что и королевская власть не в силах сделать подобного по той простой причине, что во времена Средневековья человеческое мышление не видело возможности для срастания криминалитета с властью. Мешала статусность. Криминалитет, по сути своей, это низы, простолюдины, а власть — аристократия с её полным отрицанием очеловечивания тех, кто стоит ниже по социальной лестнице. Банальщина. И я не думаю, что кто-то из власть предержащих смог через эту банальщину переступить. В данный исторический период это достаточно сложно, требуется иной менталитет. Мне кажется, что мастер Батист — это кучка крепких буржуа с вкраплением мелкопоместного дворянства, которому в силу своей нищеты самим приходилось обрабатывать земельные наделы. Да, да, в эпоху Средневековья такие существовали. Вот они-то статусностью не страдали и, объединившись, создали некое подобие современной административно-уголовной системы, или попросту ОПГ.
Мои предположения подтвердил Гуго. Вернувшись из монастыря Святого Ремигия, он с порога доложил:
— Всё узнал, господин, как вы и просили.
Я кивнул сержанту на сундук. Гуго сел, сложил руки на коленях, словно примерный ученик.
— Всё узнал, господин, — повторил он. — У монастыря с мастером Батистой земельная тяжба. Жан сказал, что мастер Батист хочет забрать себе монастырские пашни и сады и построить на их месте суконные мануфактуры. Мастер Батист уже договорился с испанцами о поставках шерсти. Он готов закупать несколько тысяч тюков ежегодно.
Я ни хрена не разбираюсь в овцах, но точно знаю, что лучшую шерсть в это время поставляла Англия. Там сейчас самый разгар эпидемии огораживания. Английские лорды сгоняют с пахотных земель крестьян и создают пастбища. Народ стремительно нищает, прётся в города, растёт безработица, преступность. Впрочем, какая мне разница: испанская шерсть, английская. Сады бенедиктинцев находятся в шаговой доступности от нашего дома. Вот и причина того, почему мастер Батист хочет отжать мою собственность. Ему нужна жилплощадь для будущих работников! Мануфактурщик, блин, капиталист проклятый.
— А про мастера Батиста твой Жан что-нибудь сказал? Кто он? Где живёт? Каков из себя?
Гуго пожал плечами.
— Никто его не видел. Никогда. Сам он в суд не приходит, только адвокаты и поверенные. Жан говорит, что такого человека нет. Это несколько разных людей.
Вот и подтвердилось моё предположение. Осталось выяснить, кто эти разные люди. Осмелюсь предположить, что их пять-десять не больше. Среди них наверняка Жировик, прево Лушар, возможно, тот старшина штукатуров… Хотя этот вряд ли, слишком глуп. Надо узнать, кто, кроме Лушара, входит в городской совет и в канцелярию бальи[1]. Короче, хватит отсиживаться, под лежачий камень вода не течёт. Нужно поговорить с прево. Жёстко поговорить. Даже если я в чём-то ошибаюсь, и он не входит в группу счастливчиков, назвавших себя мастером Батистом, какие-то имена он всё равно знать должен.
— Гуго, сегодня ночью намечается вылазка. Мне нужен человек, который ни перед чем не остановится. Ни перед чем, понимаешь?
— Понимаю, господин. С удовольствием буду сопровождать вас.
Достойный ответ достойного человека. Я велел ему идти собираться. Через час начнёт смеркаться, нужно будет выходить из дома. Где живёт прево? Память на этот счёт ничего не сообщала, нужно спросить Щенка. Я надел гамбезон, повязал меч, снял с гвоздя плащ и спустился вниз.
Мама по обыкновению сидела у камина, вышивала.
— Куда собрался, сын? Скоро ужин.
— А где Щенок, мама?
— Прекращай его так называть, это некрасиво.
— А как по-другому, если он сам себя так называет?
— У него прекрасное имя — Венсан.
— Понятно. И где этот Венсан?
— Должен быть у конюшни.
Я вышел во двор. Щенок сидел на корточках возле повозки и что-то чертил. Острой палочкой он проводил по земле линии, потом перечёркивал их, рисовал непонятные знаки.
— Чем занимаешься, Венсан?
Щенок поднял голову.
— Это вас так госпожа попросила называть? Не надо, я ещё не дорос до этого имени. Может быть потом, когда стану вашим оруженосцем, добьюсь положения, буду сержантом. Венсан Ле Шьё. Звучит?
— Звучит. Так чем занимаешься?
— Вот смотрите, господин, — он провёл ещё несколько линий. — Мне кажется, я придумал новую игру. Чертим решётку и в получившихся окнах рисуем по три палочки в ряд с наклоном влево или три палочки с наклоном вправо. Кто выстроит свой ряд первым, тот выиграл, а кто проиграл, с того денье. Как вам? Поиграем?
— Боюсь тебя огорчить, Венсан Ле Шьё, но эту игру придумали задолго до твоего рождения. Называется крестики-нолики. Вместо палочек рисуют или крестик, или нолик. Лучше нарисуй мне, где находится дом прево Лушара.
— Зачем рисовать, я могу проводить.
— Хватит, напровожался уже. Где его дом?
Щенок обиженно вздохнул:
— За Суконным рынком. Сразу за ним начинается улица Тамбу̓р. Если идти по ней, то, не доходя до королевской резиденции, второй дом справа. Там над дверями железный фонарь висит, а перед входом дорога камнем выложена.
Подошёл Гуго.
— Я готов, господин.
Он надел свой старый гамбезон, повесил на пояс фальшион[2], на плечи накинул плащ. Ну прям бандит с большой дороги. Был бы я стражником, обязательно проверил у него документа. Ах да, паспортов ещё не придумали. Ну тогда бы спросил, куда на ночь глядя идёт человек, похожий на бандита с большой дороги, и записал его имя и адрес.
Щенок снова вздохнул:
— Идёте убивать прево?
Мы переглянулись.
— С чего ты взял?
— А зачем тогда вам оружие? Не в крестики же нолики вы с ним играть будете.
Гуго засмеялся, а я погрозил пальцем:
— Рассуждаешь много. Закрой ворота и никого не пускай.
— Понял, господин. Когда вернётесь, стучите громче. Холодно, я в стойле у Лобастого лягу, там потеплее…
Улицы Реймса ещё не утратили своей оживлённости, хотя сумерки сгустились настолько, что люди виделись нечёткими силуэтами. У дверей трактиров и домов богатых буржуа зажглись фонари. Я заметил, как в каморку зеленщицы тенью скользнуло грузное тело. Тело было наверняка зажиточное, потому что снаружи остались двое охранников.
Возле кладбища Сен-Морис тусовалась молодёжь. Смеялись, громко разговаривали. Из ближайшего трактира вынесли несколько кувшинов с вином. Будь чуть светлее, я бы наверняка узнал кого-то, ибо ещё месяц назад кладбищенские тусовки было моим главным развлечением. Я клянчил у мамы пару-тройку денье, скидывался на общак и заливался дешёвым вином в компаниях таких вот оболтусов, не добившихся в жизни ровным счётом ничего. У кого-то были богатые родители и им по-любому что-то светило, как тому лейтенанту. Но для меня — только монашеская ряса или мелкий приход где-нибудь в деревне на границе с Люксембургом или Лотарингией.