Из окна в доме напротив действительно выглядывала пожилая женщина. День вроде не выходной, чего в окно пялится — иди работать, но она пялилась.
Я надвинул капюшон на лицо.
— Ладно, как узнать, что Марго здесь?
Щенок облизнул губы.
— Ну, раз стража на месте, то и затворница тут. Второй этаж ближнее к нам окно. Это её. У Марго отдельная комната, потому что она очень много даёт денег на общину. С ней подружка живёт, напарница, но днём её обычно не бывает. Шляется по городу, сплетни собирает, потом вечером с Марго обсуждают. А иногда вместе уходят. Переодеваются монахинями, и паломников возле кафедрального собора облапошивают, или на дороге в Суассон.
— Разве это не территория кукушек?
— И что? Марго вообще-то сама по себе, пусть иногда и выполняет поручения Жировика. Лишний су не помешает, а Жировик для Марго ничего не жалеет.
— Зачем ей деньги, если есть поклонники.
Я произнёс это не громко, рассуждая сам с собой, но Щенок воспринял мои слова как вопрос.
— Она гордая. Всё, что получает от господ, отдаёт на бегинаж. Дура, короче. С такими деньгами жила бы как королева во дворце. Правда, она и без того неплохо зарабатывает. Иногда и нам монетку подкидывала, ну, когда я у вас не служил, — и закончил выводом. — Гордая добрая дура.
Я не согласился. Гордая — да, добрая — возможно, но не дура. Она мошенница, а не умные мошенники долго в профессии не задерживаются.
— Чего топчитесь? — прервал мои размышления сапожник. — Смотрют, смотрют, болтают, а не покупают. Иль покупайте чего, иль пошли отсюда, не мешайте другим покупать. Заслонили товар, а я седни ни одной пары не продал.
Сапожник годился в отцы Гуго. Губы и щёки впали, нос походил на картофелину, глаза обесцветились — высохший гороховый стручок. Я постучал пальцем по прилавку. На нём стояли простенькие башмаки с твёрдой подошвой из свиной кожи, и никаких пулен, ибо обувь с длинным носом у бедноты спросом не пользовалась.
— А для мальчишки есть?
Щенок тут же вскинул голову и прошептал:
— Мне?
— Есть и для мальчика, — прошамкал сапожник. — Сейчас вынесу.
Он мельком глянул на ноги Щенка, зашёл в мастерскую и почти сразу вышел, держа в ладонях кожаные башмачки с высокими голенищами. Самое то на холодное время.
— Девятнадцать денье, — безапелляционно заявил сапожник, и сразу принялся оправдываться. — Ты не смотри, что дороже, чем на рынке. Обувка крепкая, а подошва сотрётся, так ты любому подмастерью подсунь, он за денье поменяет. Стоящая обувка, бери.
Я не стал торговаться, вынул два блестящих су, взятых из заначки прево, и пока сапожник отсчитывал сдачу, передал обувь Щенку. Тот уселся прямо на дорогу, сбросил свои старые насквозь протёртые и развалившиеся чоботы, и надел новые. Подпрыгнул, топнул ногой. По горящим глазам было понятно, доволен.
— Господин, я всё для вас сделаю!
— Ловлю на слове. Давай начнём с того, как попасть на приём к королеве бегинажа.
— К Марго? Мужчин туда не пускают. Это женская обитель. Нужно ждать, когда сама выйдет. Но сегодня уже вряд ли, время за полдень. На работу она выходит с утра. Давайте я дождусь её и передам вашу просьбу о встрече?
— А как быть с прислужниками от поклонников? Они тебя к ней не подпустят.
— Господин, я же ребёнок. Кто обратит внимание на мальчишку?
— Я уже говорил, что ты сообразительный?
— Много раз, господин.
— Тогда повторюсь: ты сообразительный, и если проживёшь достаточно долго, имеешь шанс стать большим человеком. Но сегодня поступим по-моему, — я запахнул плащ плотнее. — Гуго, на тебе тыл, малыш, будь рядом, но под руку не лезь.
Быстрым шагом я прошёл к бегинажу и остановился. Расчёт был прост: затеять скандал и дождаться, когда Марго выглянет в окно. Минуту я стоял безо всяких последствий. Прислужники смотрели на меня сначала с равнодушием, потом до них стало что-то доходить.
— Ты кто такой? — наконец удосужился спросить один. Он нехотя оторвался от стены и шагнул ко мне в развязной манере. На нём был коричневый плащ, знак принадлежности к клану Шлюмберже.
— Барон дю Валлон де Брасье де Пьерфон, — громко и торжественно представился я.
— Кто?
— Глухой? Я повторю, могу даже по слогам, хотя твоему отсталому мозгу это всё равно будет непонятно.
— Какому ещё мозгу?
— Мозг — это та хрень голове, которой ты не умеешь пользоваться.
— Издеваешься? — догадался он.
— Ну слава Богу! Я уж думал, не дойдёт.
— Ах ты…
Он замахнулся… Я не стал ждать, когда он доведёт замах до конца и правым хуком отправил его на землю. Момента удара, как и самого удара, не заметил никто, и получилось, что серьёзный мужик просто упал и замер. Прислужники некоторое время оставались в недоумении, потом и до них начало доходить. Двое потянулись за мечами, а я снова сработал на опережение и продемонстрировал приём, который использовал против Жировика в «Зеркальном карпе». Только на этот раз не стал приставлять острие к горлу, а хлопнул ближнего прислужника плашмя по щеке. Хлопок получился хлёстким, кожа лопнула. Парень оказался крепким, реагировать на боль и рану не стал. Отпрыгнул, выставил меч перед собой. Защита получилась так себе, мы с Гуго часто отрабатывали подобное, и не было никакого труда преодолеть её и завалить паренька. Другой вопрос: зачем? Убивать кого-то в мои планы не входило, лишь привлечь внимание.
Я приподнял голову. Привлечённая криками и лязгом оружия, Марго подошла к окну и смотрела на меня… Ангельское лицо, взгляд загнанной в угол ведьмы. Я знал эту девушку, более того, я дважды встречался с ней: первый раз в «Раздорке», второй — в подвале капитульных тюрем, то мимолётное видение. Кровь прилила к вискам. Такую красоту хотелось приветствовать мушкетёрским реверансом, но, кажется, в пятнадцатом веке не знали ни мушкетёров, ни реверансов. Тогда я взглядом указал на Щенка и не опуская меча сделал шаг назад.
Всё это заняло секунду. Мы поняли друг друга, а вот прислужники не поняли ничего. Они потянулись ко мне втроём. Плащи Шлюмберже. Их соперники, слуги дю Валя, не сдвинулись с места, удовлетворившись ролью щрителей.
Я снова шагнул назад, они восприняли это как трусость и решили взять меня в полукольцо. Тактика интересная, но в их исполнении нерабочая. Убедившись, что слуги дю Валя действительно не собираются помогать своим коллегам по охранному ремеслу, я сделал резкий выпад в сторону правого противника, нанёс укол в руку, и круговым танцевальным па ушёл ему за спину. Финт получился лёгкий и красивый. Это вызвало гул восхищения. К окнам бегинажа и соседних домов приникли зрители, немногие прохожие прижались к стенам и следили за каждым моим движением. Гуго ухватился за рукоять, но я покачал головой: сам.
Раненый присел на корточки, прижал руку к груди, всем видом показывая, что из схватки вышел. Хорошо. Но оставшиеся двое посчитали, что справятся со мной. Не страшно, для меня оба не проблема, неудобство вызывало лишь то, что я до сих пор не удосужился обзавестись перчатками из толстой кожи. Получить по рукам я не боялся, но в тренировках с Гуго по большей части использовал вместо меча палку, и часто хватался за предполагаемое лезвие, применяя тактику половины меча. Очень хорошая тактика. Она позволяла не только точнее направлять колющие удары, но и удерживать или вовсе блокировать удары противника. Сегодня эти приёмы использовать не получится.
Я поднял меч над головой и отставил ногу в сторону. Коричневые шагнули ко мне одновременно. Предложить чего-то особенного они не могли, поэтому все их задумки считывались на раз: зайти с двух сторон, и пока один атакует, второй рубанёт по спине или в бок. Наивные. Я сместился влево и сверху вниз нанёс удар по мечу противника. Хороший такой батман[1] получился. Оружие вырвало из его ладони, и я провёл основной удар — укол в бедро. Немножко не рассчитал силу, и кончик меча вошёл в плоть сантиметров на пятнадцать. Коричневый заорал и покатился по земле, поджимая ногу под себя. Оставшийся боец, понял, что в одиночку со мной не справится и отступил.
— Господин, вы знаете, кому мы служим? — его голос дрожал. — Мы слуги сеньора Луи-Филиппа Шлюмберже.
В эти слова он вложил всю надежду на то, что это меня остановит. Я так и так не собирался продолжать, но и вестись на громкое имя тоже не собирался.
— И что, я должен бояться?
— Нет, господин, не должны, — он сглотнул и сделал ещё шаг назад. — Я лишь хочу сказать, что сеньор Шлюмберже любит своих слуг и всегда защищает их.
— Ты мне угрожаешь?
— Нет, господин. Но сеньор Шлюмберже обязательно пожелает встретиться с вами. Вы задели его честь.
— Что ж, хочет встретиться — пожалуйста. Буду рад задеть его честь снова.
Я обтёр меч и вернул в ножны. В глазах коричневого мелькнула безумная мысль напасть, я погасил её ухмылкой. Взглянул на окно Марго. Девчонка сидела на подоконнике, прислонившись к откосу и внимательно следила за происходящим на улице. По выражению лица совершенно не понять, какое впечатление произвела на неё стычка. Честно говоря, я хотел произвести впечатление, и это равнодушие — показное или нет — меня расстроило.
Забыв, что реверансы ещё не изобрели, я взмахнул руками как крыльями, и сказал:
— Всего наилучшего, друзья мои, надеюсь на новую встречу.
И резко развернувшись, отчего полы плаща уподобились взмаху настоящих крыльев, отправился в обратный путь. Гуго последовал за мной, Щенок остался возле бегинажа.
— Господин, вы сильно рисковали во время последней атаки, — заговорил Гуго, догоняя меня. — Вы подняли меч над головой, но забыли отвести локоть в сторону. Он торчал как брус из стены, любой нормальный боец отрубил бы вам руку.
— Понял, учту. Спасибо, Гуго. Хорошо, что среди шлюмбержей не оказалось нормальных бойцов, — хохотнул я.
Гуго вздохнул и покачал головой.
— Господин, это очень серьёзно, а вы… Сколько раз я видел, как лишаются рук, а затем и жизни…
Да, да, всё правильно, так и есть, я полностью с ним согласен, но думал сейчас не об этом. Марго… Какая она… какая она классная. Её лицо до сих пор стояло перед глазами: холодное, желанное. Девчонка видела меня, и теперь надо дождаться Щенка, узнать, какое послание она передаст через него.