Прево натянуто улыбнулся.
— У вас были хорошие преподаватели, господин Вольгаст. Пожалуй, я готов предложить вам место секретаря в моём кабинете. Восемь денье в день, двенадцать ливров годового дохода. Как вам такое предложение?
Признаться, у меня ёкнуло сердечко. Двенадцать ливров для нашей семьи — это выход из затруднительного финансового положения. Шиковать не получится, но и с голоду не помрём. Да и законом не запрещено заниматься деятельностью подобного рода.
Я повернулся к маме, её взгляд выражал одобрение.
— Хорошее предложение, — согласился я. — А если вдобавок ко всему существует возможность продвижения по службе, тогда вообще замечательно.
Это был бы не просто выход из затруднительного финансового положения, но и отказ от карьеры служителя религиозного культа, что устраивало меня ещё больше.
— О, конечно, — оживился прево. — Будет и продвижение, и дополнительные выплаты. Вам стоит лишь подписать купчую о продаже дома мастеру Батисте. Вы ничего при этом не теряете. Городской совет выделит вам комнату для проживания здесь неподалёку, а все издержки за найм жилья возьмёт на себя.
Снова этот мастер Батист. Похоже на заговор. Мастер Батист очень влиятельный человек в городе, если даже городской совет участвует в продвижении его сделок. Может быть, есть смысл встретиться с ним и поговорить?
Мама взяла меня под руку. Услышав уже изрядно надоевшее имя, она проговорила елейным голосом:
— Мы подумаем над вашим предложением, господин Лушар.
На улице она выразилась яснее:
— Я не позволю продать наш дом!
Я кивнул. Продавать дом нельзя, это автоматически переведёт нас в положение третьего сословия[3]. Мы станем городским плебсом, лишимся дворянских привилегий, и никакие продвижения по службе не заменят их. Но, с другой стороны, перед глазами вновь замаячил ненавистный постриг. Мама говорила, что занятия в богословской школе начнутся в октябре, учёба займёт не менее трёх лет. Что ж, у меня есть три года, чтобы придумать повод не становиться попом.
Мимо ратуши в сторону Атласного двора проехала кавалькада всадников. Первым ехал герольд в жёлтом сюрко[4], на груди можно было разглядеть герб господина: на ярко-жёлтом поле чёрный Андреевский крест. В руках герольд держал небольшое знамя — квадратный баннер в тех же цветах, что и герб. Такие баннеры дозволялось иметь лишь рыцарям, проявившим доблесть на поле боя и получившим за это право собирать собственное копьё[5].
Господин ехал сразу за герольдом на статном рыжем жеребце одетый во всё жёлтое, отчего казалось, что и лицо его, и глаза, и волосы тоже отсвечивали жёлтым. На вид ему было около сорока, человек явно высокого статуса и не бедный. Он взглянул на меня сверху вниз, и потянул поводья, придерживая шаг коня. Следовавшие за ним оруженосцы так же придержали лошадей, а один окликнул герольда, чтобы тот не отрывался слишком далеко вперёд.
— Хороший меч, — проговорил рыцарь, кивая на мой пояс. — Даю три ливра.
Ко мне тут же подскочил юный паж и, склонившись с седла, протянул золотой экю. Он держал монету между указательным и большим пальцем, она так призывно сверкала на солнце, что очень хотелось взять её.
Я отрицательно покачал головой.
— Шесть ливров и… — рыцарь окинул взглядом свиту. — И коня. Вон ту пегую лошадь. Эй, как тебя, слазь! — ткнул он в пажа. — И сбрую вместе с ней. Согласен?
Я мельком осмотрел пажескую кобылку. Так себе. Гуго учил меня оценивать лошадей по внешнему виду, эта была из тех, что не жалко и загнать. На торгах за неё дадут не больше пятнадцати су и пять за упряжь, и того ещё один ливр к предложенным шести. Семь ливров за меч, который стоит явно намного больше.
— Не согласен.
— Что так?
— Я не торгую оружием.
Рыцарь усмехнулся:
— А ты уверен, что имеешь право на такой меч?
— Это легко проверить. Стоит лишь попробовать отнять его у меня.
Я посмотрел в глаза баннерету, взглядом показывая всю его неправоту. Тот прищурился, моё откровение ему не понравилось, да и намёк на выяснение отношений по-мужски тоже удовольствия не доставил. Не то, чтобы он испугался — ни в коем случае — просто было неприятно слышать это из уст какого-то нищеброда. Оруженосцы, привыкшие понимать волю господина по выражению лица, направили на меня коней. Затоптать простолюдина в общей толчее во благо хозяина для них было не в новинку. На площади начали собираться прохожие, привлечённые намечающимся зрелищем.
Однако доводить дело до столкновения необходимости не было. Я перехватил поводья пажеской кобылки и потянул на себя, ставя лошадь между собой и оруженосцами. Паж растерялся, не зная, что делать в такой ситуации. Хоть бы меч достал и попытался меня ударить.
— Какой отчаянный буржуа, — усмехнулся рыцарь. — Что ж, раз тебе не терпится…
Он перекинул ногу через седло и спрыгнул на землю. Оруженосцы попрыгали следом, но рыцарь жестом остановил их:
— Сам! Я сам накажу наглеца.
Паж подал ему перчатки, протянул меч.
— Лишнее, — отмахнулся баннерет. — Справлюсь и без этого. А вы учитесь. Не для каждой драки требуется железо.
Он шагнул ко мне, и я сразу почувствовал неприятную слабость в локтях и коленях. От этого незнакомого рыцаря веяло силой. Он явно не дурак подраться. Я тоже не дурак, но понятия не имею, как делали это в Средневековье. Сгодятся ли мои навыки дворовых потасовок здесь? Я никогда не отказывался от драк и запрещённых приёмов, но сейчас на меня надвигался человек, для которого война являлась профессией. Такие не бьют ради красивого удара и внимания девочек.
— Господин под жёлтым баннером, что вы хотите от нас? — встала между нами мама.
— Госпожа? — баннерет попятился. — Извините, у меня разговор с этим недорослем…
— Я всё слышала. Вы предложили несколько монет за меч, который стоит больше, чем всё ваше снаряжение, а получив отказ, оскорбились и без каких-либо оснований решили напасть на моего сына. Может быть, вы и на меня нападёте? Попробуйте. Только сомневаюсь, что господину Шлюмберже это понравится.
Рыцарь мог легко сдвинуть маму в сторону и дотянуться до меня, но оскорбив даму он нарушал правила, составленные Жоффруа де Прёйи. Одно из них гласило, что всякого, кто оскорбит даму словами или делом, должно побить как последнего негодяя и изгнать с турнира. Спутать маму с простолюдинкой мог разве что слепой, глухой и обездоленный, в смысле, без лобных долей в голове. У баннерета с долями всё было в норме, и если он попытается что-то предпринять против неё, его не пустят ни на один турнир, а то и вовсе лишат звания рыцаря.
— Госпожа, простите, я был не прав.
Он запрыгнул в седло и пробурчал, глядя на меня:
— Ох уж мне эти младшие сыновья. Карманы пусты, зато гонору…
Вся кавалькада устремилась дальше. Народ, лишённый зрелища, разочарованный разошёлся.
Мама посмотрела на меня так, словно я совершил преступление.
— Вольгаст, ты совсем не такой. Совсем. Я не понимаю, что с тобой происходит. Тебя как будто подменили. Ты стал грубый, ведёшь себя вызывающе. Зачем ты затеял ссору с этим бургундцем? Он явно сильнее и мог нанести тебе раны.
— Ну а что я должен был сделать? Отдать ему меч за копейки?
— Я не понимаю, о каких копейках идёт речь, но ты ведёшь себя совершенно… совершенно… — Она покачала головой. — Завтра же сходим на мессу, ты примешь причастие, исповедуешься.
Я пожал плечами. Сходим, исповедуемся. Почему бы нет? В Средневековье вроде бы положено посещать церкви.
[1] Во Франции частный (хозяйский) дом.
[2] Процедура принесения клятвы верности вассала сеньору, после которой он, собственно, и становился вассалом.
[3] В Средневековой Франции было три сословия: духовенство, дворянство и все остальные. Первые два имели привилегированное положение, третье несло основную нагрузку по налогам при полном отсутствии гражданских прав.
[4] Вид плаща похожего на пончо, как правило, без рукавов. Надевался поверх доспехов или повседневной одежды, часто имел на груди герб.
[5] Первичное тактическое соединение средневековой Европы. В копьё входило от трёх до нескольких десятков человек.
Глава 5
Утром я встал, умылся, прополоскал рот травяным настоем. Неплохо бы заняться прогрессорством и предложить какому-нибудь галантерейщику сконструировать зубную щётку, дать ему общий образ, примерную концепцию, остальное, если не дурак, додумает сам.
Кстати, мысль! Можно пройтись по местным цеховикам, подкинуть им идеи каких-нибудь несложных, но актуальных вещиц и приспособлений, и получать проценты. Вот тебе и решение материальных проблем.
Но это точно не сегодня. Едва рассвело, по кварталу прошли герольды с барабанами и восклицаниями:
— По случаю предстоящего сбора винограда…
Бум-бум-бум-бум!
— … городской совет Реймса объявляет о ежегодном турнире Урожая!
Бум-бум-бум-бум!
— Турнир состоится на берегу Вели за городскими стенами! Торопитесь занять лучшие места!
Бум-бум-бум-бум…
Турнир — это то событие, которое я не имею право пропустить. Во-первых, неплохо бы сравнить то, что мутят местные реконструкторы с тем, что мутили мы в далёком будущем. Во-вторых, это само по себе интересное зрелище: рыцари, дамы, герольды, лошади. Это нужно увидеть!
Умывшись, я спустился вниз. Перрин уже накрыла стол. Мама сидела на своём обычном месте, Гуго водил по двору мула. Надо продать его, всё равно простаивает. Много не дадут, но хотя бы уберём из расходов ячмень и сено. Жрёт в три горла, а пользы никакой.
На завтрак Перрин подала только одно яйцо, зато два яблока. Я бы предпочёл наоборот, но моё мнение в этом вопросе никогда не учитывалось, меня кормили так, как мама считала правильным.
— Вольгаст, — разрезая яблоко, заговорила мама, — надень сегодня тёмную коту. Мы идём в церковь.
— Мама, если вы не против, я хотел бы отправится на турнир.
— На турнир?
— Да. Я слышал крики герольдов. На берегу Вели сегодня будет проходить турнир в честь начала сбора винограда. Я не могу пропустить такое событие.