Беспокойство в ней быстро стихало, зато радость била тугим теплым фонтаном. Казалось, она может захлестнуть все вокруг. Весь город, страну, мир… Но она уже успокоилась — она так уверена в нем. Теперь он рядом, и все будет хорошо.
Она менялась под его взором, танцевала теплым серебристо-желтым облачком, манила его к себе нежными ярко-зелеными отблесками обнаженной души.
За мгновение до, того, как нырнуть в кипящий, почти обжигающий водопад радости, он тихо шепнул: а вот и я… она нежно ответила: а вот и ты… и, значит, все будет хорошо.
Пятна крови пачкают телефон. Но это не беспокоит его владельца. Уже минуту он говорит о жизни и смерти. Смерть его и жизнь ее.
— …Да, я Вас внимательно слушаю, господин Ковалевский. Да. Да. Нет, мне это не интересно. Нет, я зарабатываю достаточно. Что? Это не слишком щедрое предложение. Нет, вряд ли вы сумеете предложить мне столько, чтобы меня это заинтересовало. Так. Слушаю внимательно. Так. Кто? Инга Бержевская? А кто это? Хм, и вы меня стараетесь убедить… Кто? Что?! — Долгое молчание.
Вартан старался осознать напрочь ошеломившую его новость.
— Подождите, господин профессор. Я кое-что проверю. — Вартан прижал телефон ухом к плечу, круто выворачивая руль, и с визгом шин вписавшись в поворот.
Пройдя поворот, он достал правой рукой наладонник и вставил в него карточку с медицинской информацией, полученной от врача — знакомого Шерша. Раньше посмотреть ему это не удалось. Снизил скорость и стал бегло просматривать на экране наладонника медицинскую карту Инги.
Сердце ударило его в грудь.
— Да, господин Ковалевский. Я проверил. Но я хочу ее спросить об этом лично. Вы понимаете меня? Уверен — понимаете. В наше время электронные данные так ненадежны, с ними так много людей любит играть. Что? Нет. Нет-нет, не стоит. Ну что Вы, профессор, какие наивные предложения. Впрочем, я не против, чтобы вы взяли с собой охрану. Да. Да. Вполне. Да, сколько хотите и вооруженную. Что Вы предлагаете?.. Площадь Генерала?
Остановившись на десяток секунд, он закинул одноразовый мобильник в кузов проезжавшего мимо грузовика. Если за ним следили по сигналу телефона, то пусть теперь поездят за грузовиком.
В бардачке лежало еще несколько одноразовых телефонов.
Детские игры в песочнице.
Песчаные замки, песчаные мосты, песчаные люди, песчаные пушки с дулами из обструганных палочек, песчаные танки с башнями из спичечных коробок.
Дети играют в войну, в эксперименты над людьми.
Дети пробуют: а что будет, если?..
Только война может и убивать. Дети давно не играли в войну. Дети забыли, что это такое.
Что будет, если один из детей будет по-настоящему воевать в песочнице? Что будет, если кому-то по-настоящему придется убивать, если ему будет за что воевать?
Останется ли он ребенком или сожжет в пламени свою жизнь и жизни других?
Вартан никогда не думал об этом.
Он был не ребенком, и противники его были не дети.
Чуть влажная одежда неприятно холодила тело. Он замерз. Он почти умер.
Машина застыла ледяным цинковым гробом.
Давно он не делал таких глупостей. Давно он так серьезно не работал вне дома. Наверное, с тех пор, как познакомился с ребятами Шерша.
Сеанс дался ему тяжело. Темные полосы все еще скользили по его взору. Вартан никак не мог оторваться от них, никак не мог полностью придти в себя, тело и разум не подчинялись ему, а те нити между ними, которые он поспешно накладывал, казались не крепче паутинок.
Сегодня он взял слишком много и ушел слишком далеко. И чуть не поплатился за это.
Он выкачал максимум энергии, все, что смог получить из проходящих мимо машины людей. Он прошел сосущим жизнь призраком по ближайшим домам. Он не погнушался заглянуть в больницу и детский сад. Хотя там он и не взял много.
Вартан сплавил страхи, боль, несчастье, темные мысли одних с радостью, счастьем и нежностью других. Крик восторга смешался в нем со стоном боли, наслаждение гурмана впиталось в него так же, как и чувства умирающего от голода старика, радость ребенка от яркой игрушки соединилась с болезненной радостью кумушек, судачащих о близком разводе соседей.
Это мутное варево с трудом удерживалось в нем. Он был бы безумно рад, если бы, наконец, избавился от него, перелив в иные сосуды. Был бы… но он слишком устал.
Сегодня он взял слишком много, и не только того, что ему нравилось.
Но боевиконам[1], этим жадным до чужой жизни глоткам, требовалось много. Много больше, чем он сам мог отдать.
Они парили перед ним. Четыре боевикона — четыре шара агрессивно-холодного огня. Четыре медузы, распустившие тонкие щупальца вокруг себя, четыре морских ежа, топорщившие смертоносные иглы.
Давно он не брал так много, и давно не отдавал так много.
С трудом, но Вартан почувствовал чье-то далекое внимание.
Серж был готов получить свое наследство.
Щелчок крышки телефона.
— Это Вартан. Пришли тех ребят, что ты обещал в сопровождение, на площадь генерала Илларионова через час двадцать.
Хруст одноразового мобильника под каблуком.
И — улыбка.
Большой город, а повстречаться негде.
Четыре машины на площади полны вооруженных людей, ведущих себя словно младенцы. Кто-то громко хнычет, кто-то пускает пузыри. Два растративших силу боевикона отпущены на волю. Серж не успел их перехватить.
Захлебывающийся шепот, переходящий в крик:
— Это был просто эксперимент! Это… просто… эксперимент! Зачем… зачем… Мы хотели узнать — могут ли такие, как вы, любить! Ведь это вам запрещено! Вы не можете! Вы теряете свою силу! У нас есть… были… такие как вы… у меня двое помощников почти такие! Мы бы дали денег! Вот, смотрите… — дрожащая рука ныряет в карман пальто и достает наладонник. — …смотрите! нам выделяют средства! Нам, наконец, стали выделять средства — не то, что когда-то государство!
Вартан молчит.
— Зачем вам эта женщина? Вы с ней не встречались уже два… нет, три месяца! — профессор морщинистой рукой поправляет треснувшие очки. — Зачем вам она? Зачем вам ее ребенок? Ведь вы никого… никого не можете любить! Ну, если не хотите работать с нами, отдайте нам хотя бы ее! Мы заплатим! Мы заплатим… Мы… — он умолкает от удара в грудь и долго кашляет, утирая рукавом пальто слюну.
Левая рука его прицеплена наручниками к сиденью.
Рука в руке. Глаза в глаза. Несмелая улыбка у нее на губах. Губы дрожат, готовые выдать ее с головой, глаза готовы открыть плотины для слез.
— Поедешь с ребятами. Мне надо задержаться. Догоню либо в аэропорту, либо вылечу вслед завтрашним рейсом.
Она кивнула и уткнулась лицом ему в плечо.
Далекий визг тормозов. На площадь влетает темно-синий джип.
— Это они. Тебе пора. — И маленький, нежный трепетной зеленью цветок расцвел в его глазах, цветок, видимый лишь ей одной. — Это же я… а значит, все будет хорошо…
«ул. Стахановцев»… Он сжег бумажку с адресом. Она не понадобилась.
Местная база компании «СибконТ» была совсем новым сооружением, построенным на месте старого завода металлоизделий. Оборудование частью демонтировали и продали другим, более успешным заводам, а частью просто порезали автогеном и сдали в металлолом.
В большинстве цехов снесли внутренние стены, срубили бетонные стяжки в одних, в других залили бетоном технологические ямы, выровняли пол, где надо — поставили внутренние стены, где надо — провели канализацию и отопление.
В результате получились отличные складские помещения, двухэтажные гаражи и автомастерские и даже какие-то лаборатории. А в бывшем заводоуправлении в перестроенных и отремонтированных помещениях комфортно разместился офис местного отделения компании.
И только самый большой цех, раньше стоявший посередине площади бывшего завода, построенный еще в середине прошлого века, пришлось снести. На его месте вырыли котлован и начали строить солидное офисно-складское здание из красного кирпича. Строители уже завершили нулевой цикл и начали возводить стены первого этажа. Красные кирпичные стены на сером бетоне.
Территория базы по всему периметру была окружена высоким, добротным забором метров шесть высотой, на каждой из сторон периметра было возведено по паре бетонных башен.
И много — слишком много охраны.
Большие стальные ворота дополняли картину несокрушимой надежности. Иногда казалось, что из этих раздвижных ворот стоило выезжать не грузовикам с товарами, а тяжелым танкам.
Танки были бы здесь вполне уместны.
Освещенная площадка у ворот.
Серебристо-серая «десятка» с разбитым стеклом, в которой иногда кто-то конвульсивно шевелится и пытается выползти наружу.
Проходная базы.
Дверь из бронестекла и титанового сплава.
Кабина охраны, затянутая в жесткий стальной каркас с вертикальными узкими окнами из бронестекла.
На посту сидят двое охранников. Здоровенные парни в синей щегольской униформе и темно-синих кепках с козырьками.
Но можно ли их назвать охраной?
Первый лежит лицом на пульте и грызет пластиковые кнопки. Металлические переключатели ему не пришлись по вкусу — он сломал об них один зуб.
— Ыыыыыыы… — тянет другой, раскачиваясь в кресле и глядя пустыми глазами на палец, измазанный слюной.
Здесь растратил силу предпоследний боевикон Вартана.
Ярость огненного шторма била в черепную коробку.
Ослепительная волна, видимая ему одному, да еще, быть может, двум помощникам Ковалевского, выплескивалась из него, ища жертв. Сам он уже давно не представлял, кто он и что он. Его разум превратился в клубок огненных змей, которые жалили все вокруг себя раскаленными укусами юрко-оранжевого огня. Боль, которую он испытывал утром, не шла ни в какое сравнение с тем, что он чувствовал сейчас.
Они пытались забрать у меня мою женщину!
И еще десяток метров по коридору.
Вспыхивает и летит дубовая дверь с титановыми вставками.