Лют переступил шевелящегося псоглава, спросил Буслая сбившимся голосом:
– Где Нежелан?
– Чтоб он сдох! – рявкнул гридень в ответ.
Молот в руке воина взмыл и с треском опустился на уродливую голову, вынырнувшую из ливня. В лицо Буслая плеснуло теплым, струи дождя размыли кровь. Мутный ручеек проскользил по губам, и гридень поспешно сплюнул солоноватую гадость.
– Чтоб он сдох! – повторил Буслай с ненавистью.
Нежелан, стоя на коленях, баюкал прокушенные пальцы. Сквозь ткань штанов кожи коснулась липкая сырость, тело скрутила жестокая судорога. Рядом земля хлюпала под тяжелыми ножищами, над головой кровожадно заурчало. Сердце сжалось, как снежок в руке – до размера лесного яблочка, голова вросла в плечи, будто это спасет.
Темноту робко рассеяло бледное пламя факелов. Бедовик поднял глаза на держальщиков, в горле умер крик ужаса. Могучие тела венчали собачьи головы, уродливые. Смесь человеческого и животного получалась отвратная.
Двое псоглавов кровожадно защелкали зубастыми пастями, топоры нависли над жалким человечишкой. Нежелан с испуганным всхлипом зажмурился. Послышался грузный топот, глухое рычание, жуткий треск, предсмертное шипение огня. На ноги плеснуло горячим. Бедовик заорал от ужаса.
– Вставай, хватит орать! – раздался суровый голос Стрыя.
Нежелан мигом вскочил и кинулся к стремени. Гором брезгливо отодвинулся и осуждающе фыркнул. Воевода перевел взгляд с безголовых псоглавов на бедовика и сказал хмуро:
– Лошадь бери и дуй к олухам.
Нежелан спросил с плачем:
– Какую лошадь?
Стрый хмуро ткнул пальцем за спину, где нервно переступала ногами испуганная лошадь, привязанная к седлу Горома. Походные мешки пухло вздымались по бокам, храня бесценный груз. Воевода ничего не упустил.
Бедовик всхлипнул и метнулся прочь.
– Куда?! – заревел Стрый.
Нежелан на карачках шарил в темноте, превозмогая дробящую боль в пальцах и утирая слезы страха и стыда грязной рукой.
– Сейчас, сейчас, – полубезумно шептал человек с грязным лицом, насквозь мокрый от дождя и чужой крови.
Послышалось знакомое шипение, бедовик рванулся в ту сторону, жилы протестующе застонали. Во тьме смутно угадывались знакомые очертания мертвой головы. Нежелан с радостным воплем протянул руку к жидким волосам.
Сверху грозно просвистело, пальцы обдало холодом, шипение головы смолкло, в стороны полетели половинки черепа. Псоглав взвыл досадливо, грязное лезвие топора вышло из земли и устремилось на бедовика.
Нож Стрыя отделился от руки, разбивая капли на прозрачные зерна, и с глухим стуком врос в волосатую шею псоглава. С отвратительным клокотанием псоглав бросил топор и вскинул руки к пробитому горлу. Нежелан едва успел откатиться от падающей туши.
– Хватай лошадь и скачи к Люту, – сказал воевода с высоты седла, в голосе могучана звучала досада.
Нежелан вскочил, земля предательски заскользила под сапогами, облепленные грязью пальцы не сразу ухватили повод. Стрый рывком за ворот водрузил бедовика в седло, могучая ладонь хлопнула по крупу, и животное бросилось к реке.
Гридни дошли до берега. Лют приготовился тащить напуганного пенной рекой коня, но пришлось отбиваться от группы псоглавов. Подход к броду человекозвери сторожили тщательно.
Буслай прыгнул в седло, молот обрушился на песьи головы. Дивьи не успели вскрикнуть – тяжелая болванка разбила черепа, как тыквенные баклажки с водой. Наконец гридень столкнулся с подходящим противником, с кем спор можно решить честным оружием, без всяких колдовских штучек.
Кровь Буслая кипела, пенилась, как вода в реке, тело наполнила удивительная легкость. Могучие силы влились в десницу, каждый удар приносил смерть. Буслай закричал ликующе.
Испуганная лошадь Люта дернулась. Витязь расставил шире ноги на скользкой земле. Меч развернулся, принимая град ударов; кисть встряхнуло болезненно. Пальцы выпустили повод, конь рванулся прочь от оскаленных пастей. Задние ноги взбрыкнули – незадачливый псоглав с воем улетел во тьму.
Струи дождя быстро поредели, луна прожгла хмурый саван неба, берег залил призрачный свет. Псоглавы радостно завыли, в помощь луне зажгли факелы. Расторопный дивий запалил сигнальный костер.
В ночи ярко заполыхало, пламя на миг ослепило, и гридни отчетливо увидели супротивника. Уродливые собачьи головы с острыми ушами задрались к небу и кровожадно выли. Из шатров выбегали заспанные псоглавы, некоторые с обнаженным торсом, волосатым без меры, как у Стрыя. Волна полузверей разделилась на два рукава и кинулась на пришлых.
Лют мысленно проклял трусливого коня, затем лишнее вылетело из головы. Горячка боя наполнила легкостью.
Трое псоглавов ударили разом по бородатому человеку: гридень отшиб кривой меч, под лезвия других нырнул – шлем противно заскрежетал, – повернулся на пятке, уходя псоглавам за спины.
Дивий пронзительно взвыл. Тело, утратившее опору, обрушилось в грязь рядом с отрубленной ногой. Лют, завершая оборот, повел полосу стали по-над землей. Со злобной радостью отметил, как на загривках псоглавов пролегли алые ущелья. Поворот кисти направил острие вниз, и железный клюв уткнулся безногому в шейную жилу. Шея дивия лопнула потоком крови, парующая жидкость залила тела собратьев, рухнувших рядом в агонии.
Еще один псоглав в прыжке бросился на гридня: пасть оскалена, глаза мутные от крови, топор в руках заведен за спину, чтобы расколоть человечишку в броне надвое, как березовое полено. Лют срубил недотепу в воздухе и кинулся к группе псоглавов. В шуйце возник поясной нож, гридень нырнул в гущу вонючих тел.
Дивии с воплями кинулись в стороны, один остался лежать, щелкая стынущей пастью. Четверо, зажимая порезы на теле, заозирались в поисках обидчика. Один, со сломанными ушами и побитой сединой мордой, посмотрел на Люта кровожадно. Земля зачавкала под ногами – он шел на витязя с раскрытой пастью.
Гридень небрежно взмахнул рукой. Псоглав споткнулся. Оскаленная пасть сомкнулась, с хрустом брызнули обломки острых зубов. Руки дивия попытались вытащить изо рта рукоять ножа. Смерть лишила мышцы упругости, собакоголовый ткнулся мордой в землю, рукоять скрылась в пасти. Острие проклюнуло затылок с жутким скрежетом.
Лют прыжком одолел расстояние до супротивников. Кисть тряхнуло, от смертельного крика псоглавы испуганно поджали уши. Один сделал жалкую попытку защититься, но лезвие разрезало подставленное топорище, как серп спелый колос, и вгрызлось в грудину. Отскочившего дивия размозжил Буслай.
Гридень загородил Люта конем, и молот обрушился на псоглавых смельчаков. Яростный оскал показался страшнее, чем у дивиев, глаза горели ратным счастьем. Псоглавы невольно попятились, сгрудились, как овцы перед волком, и потявкивали растерянно.
Один нечленораздельно проговорил-прорычал:
– Кто такие?
Буслай оглушительно захохотал, конь встал на дыбы и копытами воинственно взбил ночной воздух.
– Хвосты поджали, вонючие шавки! – завопил Буслай радостно. – Вы мясо для моего топора… Тьфу! Молота! Отбивные сделаю.
Ярая кровь псоглавов от оскорбления вспенилась, замешательство исчезло. На всадника кинулся клубок оскаленных пастей, с щетиной топоров и копий.
Лют вытащил нож из мертвой пасти и кинулся на подмогу. Зазвенела сталь, люди, оттесненные животной яростью, холодно отбивали атаки: Буслай давил конем и молотом ломал вражье оружие и головы, Лют молча дрался с охотниками подрубить коню ноги.
Лагерь, освещенный холодным светом солнца мертвых и ярым пламенем сигнального костра, залили предсмертные вопли, жалобный скулеж, яростного лая оставалось все меньше и меньше. Псоглавы испытывали подобие страха – чужаки сражались неистово, умело, ни один не получил ран, лишь шлем безлошадного безобразила рваная канавка.
Поле, где дивии бились с чернобородым гигантом на коне-горе, было усеяно изуродованными трупами. Воевода косил нападавших стальным стропилом, по недогляду названным мечом, как косарь траву. Подставленное в защите оружие разлеталось острыми обломками, его владельцы отскакивали с пронзительным визгом, неуклюжие теряли руки, а дураки – жизнь.
Гором злобно ржал, его копыта проломили не одну собачью голову. К угольному гиганту подобрались сзади – подрезать ноги. Бедолаги, отброшенные чудовищными ударами, умерли еще в полете, в грязь шмякнулись мешки мяса и костей. Воевода рубился без ярости, удары были спокойными, отточенными. Изредка он бросал взгляд на берег и довольно хмыкал сноровке дружинных.
Нежелан едва сдерживал беснующуюся лошадь, дважды прыжками в сторону уходил от оскаленных пастей. Пугливое животное ни в какую не подходило к сваленным трупам, от запаха дивьей крови шарахалось. Со стороны донеслось ржание, конь бедовика рванулся к собрату, спокойно стоящему поодаль битвы: бока мощно раздувались, едва не рвали подпругу, он косил на поле брани влажным глазом.
Нежелан схватил раненой рукой повод коня Люта, потянул, шипя от боли в пальцах, упирающуюся четырьмя копытами скотину. Взгляд, брошенный в сторону от лагеря, заставил сердце пугливо замереть, рот связала горечь.
В паре верст от стана ночь украсилась золотой цепочкой. Украшение переливалось живым светом, вспыхивали новые звенья, начинали двигаться в танце. Ветер донес эхо зловещего воя.
Нежелан погрузил пятки в конские бока, конь Люта, спасая голову, вынужденно потянулся за бедовиком. Вздымая липкие комья, они устремились к витязям.
Буслай с наслаждением ударил молотом меж остроконечных ушей, лицо согрела горячая россыпь крови и мозга. Лют глянул на упырье лицо соратника и плюнул досадливо. Клинок отвел бешеный замах топора и прорезал на шее псоглава второй рот.
– Лю-ут!
Витязь отшиб в сторону два клинка, потом изогнулся до хруста в позвоночнике от удара копья. Псоглав с торжествующим ревом обрушил удар, но молот раздробил тому руку, и с воплем ворог отшатнулся.
Лют отбился от двоих дивиев и нырнул под брюхо коня. Ударил мечом, как копьем. Псоглав взвыл от нестерпимой боли. Топор, готовящий удар Буслаю, упал, ладони сомкнулись на лезвии в животе. Лют провернул клинок и содрогнулся от хруста собачьих зубов. Псоглав приглушенно взвыл, стиснул меч – наземь упали обрубки пальцев.