Крикун с грохотом сбежал со стены. Гором с недовольным ворчанием притормозил, чтобы не раздавить бросившегося под копыта человека.
– Батюшка! Вернулся! – залопотал седовласый дядька, согнутый в поклоне пополам. – Слава богам, а то князь наш всех на стены выгнал, спать не велит. Хуже того, заставляет работать!
Стрый поморщился брезгливо, вон, люди смотрят, неловко.
– Будет, Короед. Ступай домой, я разрешаю.
Короед взвизгнул обрадованно, метнулся молнией, разъяренный рык воеводы догнал его уже на конце улицы:
– Вернись, собака, не всё сказал!
Ключник мигом вернулся, уставился выжидательно. Стрый ссадил пастушка, сказал строго:
– Возьми Ивашку, устрой в доме, да не в будке, а в приличной комнате. Отмой, накорми, напои, дай одежу. Вернусь, и ежели что не так – шкуру спущу. Понял?
Короед закивал часто-часто, подхватил растерянного мальчишку под мышку. Стрый глазом моргнуть не успел, как ключник исчез. С усмешкой покачал головой, спросил у проходящего ратника, где князь: на стенах али в палатах?
– На северной стене, воевода-батюшка, – ответил воин почтительно. – Прясло поправляет.
Гором двинулся. Небо слабо дотлевало, ночь властно вступала в права. Людей на улицах было многовато, улицы оружейников шумели рабочей жизнью.
В воздухе висело напряжение, пока смутное, смешанное с недоумением, но скоро оно загустеет, как кисель, – когда у стен встанут полки врага.
Глава тринадцатая
На небольшой площади перед стеной было не протолкнуться от взбудораженного люда. Гором раздвинул могучей грудью жалких людишек. На возмущенные вопли он гневно фыркал, огонь в глазах бушевал жутковато.
Стрый остановил коня, спешился, группа воинов неподалеку услужливо ринулась принимать поводья. Воевода отмахнулся от помощи: Гором в присмотре не нуждается.
Сбоку раздался стук по мостовой и прозвучал насмешливый голос:
– Явился, гора мяса.
Стрый с шутливым презрением смерил фигуру седого волхва, опирающегося на посох:
– И тебе, Вольга, по добру.
Рука волхва метнулась ко лбу, поправила выбившуюся из-под тесьмы прядь.
– Что так долго? Уже и гонец от Вышатича прибыл, завтра подойдет.
– Да так, – пожал воевода валунами плеч.
Гором фыркнул насмешливо, горящие глаза освещали площадь не хуже факелов. Снующие туда-сюда люди сторонились опасливо. Волхв посмотрел на угольную гору, губы скривились.
– Что, до сих пор подставка для задниц? – спросил он ехидно. – А было время…
Гором прервал волхва оскорбленным ржанием, окружающие испуганно-восхищенно заохали, когда громада с багровыми глазами встала на дыбы. Стрый дернул повод, копыта грянулись, проломив лаги, воевода метнул в волхва недовольный взгляд:
– Будет затевать свары. Скажи лучше, почему нечисть распоясалась? Кого только не встретил по пути!
Вольга потемнел лицом, посох раздраженно впился в мостовую.
– Да так, шалит один хлопец. Пока не до вражины.
Могучан отмахнулся и ловко зашагал по ступенькам на стену, минуя три яруса, полные воинов и рабочего люда. Волхв, постукивая посохом, двинулся следом. Гором проводил седого умника злобным взглядом.
Стена освещалась ярко, по помосту бегали люди с корзинами земли, кто-то держал факелы, иные стояли и покрикивали – занимались делом.
Фигура в алом корзно обернулась на тяжкую поступь и приветственные крики. На Стрыя остро глянули бирюзовые глаза, веки чуть дрогнули. Ратьгой высунулся из-за спины, хмурое лицо при виде могучана осветилось.
– Здрав будь, князь, – поздоровался богатырь почтительно.
Яромир поправил плащ – на кой надел, ведь для торжеств? – глаза потеплели.
– Рад видеть тебя, Стрый. Посольство завершил успешно, хвалю, но что так долго?
Воевода обменялся с Ратьгоем дружескими шлепками по спинам, отошли, краснорожие от довольства. Вольга простукал посохом, встал слева от князя.
– Не серчай, Яромир, – ответил Стрый чуть виновато. – Провожал олухов, понапрасну называемых гриднями, пока Лют не поправился.
Князь нахмурился, волхв и Ратьгой уставились встревоженно.
– Что стряслось с побратимом? – спросил Яромир хмуро.
Стрый пересказал чудачества хоробра. Князя огорчила гибель отроков. Волхв насупился, заслышав о бедовике.
– На кой ляд взяли? – спросил он строго. – Известно, поможешь бедовому – примешь на себя его несчастья.
Ратьгой наградил Вольгу презрительным взглядом: тоже мне, меча в руках не держал, а умничает. Стрый переглянулся с воеводой понимающим взглядом, ответил с холодком:
– Про то Люта спрашивай, мне тот попутчик не мешал.
Вольга скривился. Ратьгой хохотнул злорадно, но смешался под строгим взором князя.
– Враг близко, – сказал он Стрыю. – Путята с Твердятой полегли.
Лоб могучана прорезала глубокая складка.
– Так быстро?
Ратьгой откашлялся, перебил князя невежливо:
– Дивные дела пошли, Стрый. Степняки какие-то странные попались, веси походя пожгли, стольные грады разрушили, но земли не опустошили. Мчат, оставляя просеку, почему-то сюда стремятся. А тут еще Гамаюн…
Ратьгой пустился в долгие и пространные обсуждения. Стрый кивал, поддакивал, возражал мощным ревом. Князь плюнул на словоохотливых воевод и устремил взор на гребень вала, кишащий рабочими.
Раскопанная земля являла бревна срубов, основу вала, как искромсанная плоть кости. Рабочие с тоской поглядывали на стремительно угасающее небо, еще чуть – и прекратят работу. Ибо нельзя работать под покровом ночи, а князь пусть скрипит зубами сколь угодно. Не людям нарушать заветы богов. А пока ссыпали перед бревнами камни, укрепляли городню, с тоской думали: завтра еще и закапывать, чтобы вал стал крутым, покатым, неприступным.
Работа на прясле – участок стены от вежи до вежи – затихла. Некоторые в темноте откровенно халтурили, топтались на месте.
Князь махнул рукой, зычные голоса глашатаев прорезали густой сумрак, вздохи облегчения пронеслись по пряслу ураганом. С радостными воплями, побросав инструменты, работяги бросились с вала – скорее домой!
– Завтра доделают, – сказал князь неуверенно. – Еще надо поставить добавочный сруб для бойниц.
Стрый кивнул: а потом стену увенчает двускатная крыша, и последний уязвимый участок Кременчуга исчезнет. Пусть волны степняков бьются в три стены, окруженные глубоким рвом, усеянным кольями, или пытаются взять город с воды. Вдруг залезут на высокий крутой берег? Хотя до того надо будет сломить сопротивление соединенной рати, что сейчас окапывается перед городом, ставя заслон – глубокий ров – коннице, без которой кривоногие степняки беспомощны.
Даже если прорвутся, мало ли, то могучее войско неспешно отойдет за высокие стены, прикрываемое резервом и тучей стрел. А там поглядим. Два города они взяли, но те с Кременчугом ни в какое сравнение не идут.
Яромир махнул рукой, двинулся широким шагом:
– Пойдемте в палаты, как раз пир начнется.
Стрый буркнул насмешливо:
– До пиров ли?
– Надо же чем-то занять ораву союзных князей! Они у меня не просыхают с утра до ночи, всех девок перепортили. Но что поделать: могли не приходить с подмогой, надо уважить.
Ратьгой со Стрыем фыркнули в голос презрительно – уж они придут на помощь не ради вкусной жратвы, но ради чести.
Спустились со стены. Воины споро подвели коней, окружили почетным караулом. Вольга напомнил хмуро:
– Так что там с Лютом и неслухом Буськой?
Стрый возвышался над всадниками, как столетний дуб над чахлыми кустами, на волхва не посмотрел, ответил князю:
– Перебрались они через лагерь псоглавов три дня назад, больше их не видел, сразу домой.
Князь вскинул брови, за спиной ахнул волхв:
– Как нарваться на дивиев угораздило?
Стрый пожал плечами:
– На пути стояли, теперь лежат.
Ратьгой спохватился, спросил недоуменно:
– Постой, а в какой земле встретили?.. Так это ж от Вышатича на два дня пути, как за три дня обернулся?
Князь усмехнулся, пояснил, как неразумному:
– Забыл, на ком ездит?
Гором шумно всхрапнул, предостерегающе заржал. Ратьгой глянул на чудище уважительно. Волхв пробормотал под нос:
– Не сегодня-завтра будут в горах, а там неизвестно, сколько времени уйдет на поиски.
Яромир глянул неодобрительно.
– Что шепчешь, а то не знал, что затея пустая… почти пустая. Придется уповать на мощь железа.
Стрый громыхнул смешком:
– Представляю, как Буська взъярится, узнав, что пропустил славную битву.
Князь подумал мрачно, что он не прочь обойтись без драки, но уповать на божественные силы, способные защитить и сохранить, – удел дурака. Уже жалеет, что отослал побратима на такое непонятное поручение.
Княжий отряд прогрохотал по мостовой и влетел во двор детинца под радостные крики. Немедля кинулись хмельные бояре и союзные князья. С улыбками на красных потных рожах предлагали испить из братчины. Вольга незаметно исчез, воеводы брезгливо оглядели пьяную толпу и нехотя потащились в пиршественный зал.
Яромир широко улыбался, хлопал по потным спинам, приветственно вскидывал руки. Вслед орали здравицы, время от времени зычно кричали, славя доблесть и честь.
Палаты пропитались вкусными запахами, воздух загустел, как кисель. Князь с улыбкой вошел в пиршественный зал, утонувший в одобрительном реве. Кравчий сунул чару с медом, Яромир оглядел пирующих, крикнул здравицу.
Пусть, мелькнула небрежная мысль, пусть пируют. Недолго осталось.
Алтын в одиночестве пил горячий травяной взвар. Шатер был завален драгоценностями: золотые и серебряные изделия сверкают в свете светильников, грани разноцветных камней горят ослепительными точками. Повелитель степи задумался, наплывы бровей скрывали глаза, блестевшие в узких щелках.
Рука с парующей чашей застыла на весу, левая непрестанно теребила мешочек на груди, губы кривились мучительно. В шатре было душно, бритая голова блестела россыпью жемчужин. По обнаженному торсу стекали крупные капли, оставляя широкие влажные дорожки. Золотая цепь, усеянная драгоценностями, знак верховного вождя, лежала в сторонке небрежной кучкой.