– Так, – произнес Шахов. – Это проверенный факт?
– Абсолютно. Американец некоторое время провел в доме у контриков, потом покинул его вместе с бородатым. Затем они довольно долго просидели на скамейке, бородатый что-то весьма горячо рассказывал американцу. После этого они пошли в дом к некоему Валитову, где и заночевали.
– Что еще за Валитов?
– Старик-татарин. Пользуется на Шанхае значительным авторитетом. Именно он был инициатором вскрытия могилы погибшего мальчика, а потом сожжения дома, где ребенок проживал, а затем убийства его родителей.
– И такой человек на свободе?! Почему до сих пор не арестован?
– Фактически арестовывать его не за что. Могила цела, мы проверили. Что касается дома, то нет явных свидетельств, что именно Валитов призывал к его поджогу. Информация исключительно со слов осведомителя.
– Но это правда или вымысел?
– Осведомитель клянется, что правда. Однако он заявил: свидетельствовать против Валитова не будет ни при каких обстоятельствах, поскольку опасается за свою жизнь. – Федотов замолчал и вопросительно посмотрел на начальника. Тот тоже не произносил ни слова, только барабанил пальцами по столу.
– Так, – наконец зловеще обронил Шахов, – так, так… Я думаю, тут все сложнее, чем кажется на первый взгляд. Безусловно, ты, Вася, прав насчет контрреволюционной организации, однако щупальца свои она раскинула не только в Шанхае, а значительно шире, боюсь, не по всему ли городу. И задачи у нее очевидны: сеять беспорядки, заниматься вредительством на производстве, совершать убийства активистов и партийцев. Ведь кем, к примеру, был отец погибшего мальчика?
– Кочегаром на паровозе.
– Это профессия. А если подойти с политической стороны?
– Кандидатом в члены партии.
– Вот именно! Возможно, ты, Вася, считаешь, что я не в курсе событий. Ошибаешься, браток. – Шахов вспомнил цветистые речевые обороты своей юности. – Каждую мелочь держу в уме. А как иначе? Враг ведь не дремлет. Возвращаюсь к сути вопроса. Думается, не только вредительство входит в задачи организации, но и шпионаж. Тогда становится понятна роль этого американца, прикидывающегося другом советской власти. Не дает покоя империалистам процветание нашей страны. Значит, Вася, как, по-твоему, необходимо поступить?
– Арестовать контриков и с пристрастием допросить.
– Правильно, но не сейчас. Я думаю, нужно начать со следующего. Сегодня, ближе к вечеру, силами милиции необходимо провести массированный рейд в этом злосчастном поселке. Устроить нечто вроде облавы. Прочесать каждый дом, каждую землянку. Предлог очевиден – пропажа нашего сотрудника Хохлова. Никого из законно проживающих на территории поселка граждан не трогать. Даже предполагаемых контриков. Но вот всякого рода посторонних, подозрительных личностей без документов или, того хуже, имеющих при себе оружие, изолировать незамедлительно. А главное, разыскать этого бородатого попа. Именно он нужен нам в первую очередь.
Когда Джоник в смятении покинул гостеприимный дом Валитовых, здесь спешно принялись ликвидировать свидетельства ночных событий. Прибитую к входным дверям собаку сняли, кровь замыли, двор и палисадник подмели. Усадьба приняла обычный благопристойный вид. Но вот покой ее обитателей был нарушен. Они хотя и молчали, но по косым взглядам Всесвятский понял: винили в случившемся именно его. Только старик Валитов, казалось, сохранял спокойствие, однако и он, по-видимому, пребывал в глубоком сомнении.
– Что делать будем? – спросил он у Всесвятского после того, как они вместе попили чай на веранде.
– Нужно искать, где они прячутся.
– Правильно. Но как? В каждый дыра нос не засунешь.
– Мне не дает покоя рассказ вашего внука про карету «Скорой помощи». Вроде ее видели неподалеку от того места, где обнаружили мертвого мальчика. Хотелось бы проверить.
– Дельный мысль. Бери Хасана и отправляйся на Доменный. Только вот что. Думаю, власти, милиция или там другие знают, что тут у нас творится. Один мильтон пропал, другой… Сегодня или завтра будет… Как это слово интересный?.. Вот! Шухер! Милиция проверка придет. Если тебя арестуют, мы погибнем.
– У меня документы в порядке.
– Ничего не значит. Будут спрашивать: зачем приехал?
– В командировку.
– Могут не поверить. Заберут. Я думаю: про тебя уже доложили. Еще ночь, другой, третий… Они нас убьют, эти убыр. Мы даже не знай, может, эта ночь они еще кого укусили. Сегодня их будет больше, а завтра еще больше. Время очень мало. Поэтому будь осторожен. Не попадайся мильтонам на глаза. Осторожность, только осторожность. И с той стороны опасно, и с этой. Ладно, ступайте. Только когда назад пойдете, старайтесь незаметно. Я скажу Хасан, чтобы шел задами. Ну, благослови тебя Аллах.
Когда проходили мимо домика, где проживали Фужеров и Рысаков, Всесвятский замедлил шаг. Очень хотелось зайти и узнать, все ли у стариков в порядке. Хасан вопросительно посмотрел на него, но Всесвятский пересилил себя и лишь внимательно взглянул на подслеповатые окна. Ни малейшего движения, ни намека, что внутри живут люди. Тревога закралась в душу, однако Всесвятский представил: войдет он туда и встретится с насмешливым взглядом Рысакова и виноватым – Фужерова. Нет, лучше в другой раз, возможно, перед отъездом, если все сложится удачно.
Хасан молча шагал рядом.
– Тебе сколько лет? – спросил Всесвятский, чтобы завязать беседу с парнем.
– Пятнадцать уже.
– А не похоже. Выглядишь ты постарше.
– Все так говорят. Семь классов только нынче кончил.
– А дальше что делать собираешься?
– Не знаю… Работать, может, а скорее в ФЗУ.
– А учиться больше не хочешь?
Хасан пожал могучими плечами.
– Закончил бы десятилетку, поступил в институт, инженером, глядишь, стал.
– Дед тоже так говорит.
– Вот видишь!
– Я военным хочу быть. Лучше летчиком.
– И это неплохо. Но все равно нужно получить среднее образование.
– Пришел в аэроклуб, прошу: запишите. Комсомолец? – спрашивают. Нет. Вот станешь комсомольцем, тогда и приходи.
– Так вступай.
– Дед не одобряет комсомол.
– Э-э, брат. Сейчас без этого никуда. Везде нужна идеологическая определенность. Хоть в школе, хоть в вузе, хоть на производстве и тем более в армии. Хочешь пробиться – играй по их правилам. Ты, я вижу, парень неглупый, так что выбирай. Или Шанхай, или громадье жизни. Множество дорог перед тобой. Шагай по любой.
– Дед говорит: власть нынче плохая, недобрая.
– Дед твой неглупый человек, а болтает ерунду. Когда это власть была доброй? Власть, она и есть власть. Не для того установлена, чтобы для всех хорошей слыть. Или приспосабливайся, или тащись по обочине жизни.
– А если не хочу приспосабливаться?
– Но бороться с нынешней властью бесполезно. Она сейчас сильна как никогда. Да и возможностей таким, как ты, дает значительно больше, чем, скажем, при царизме. Вы в Татарии где обитали?
– В деревне, километров сто от Казани.
– Судя по всему, не бедствовали?
– Рассказывают, жили неплохо. Уехали, когда мне восемь лет исполнилось. Лошадей у нас много было, это хорошо помню. Кумыс… Айран… Коровы тоже. Маслобойка своя имелась. Как прошел слух о коллективизации, дед не стал ждать, пока все отберут, сам раздал скотину, маслобойку отписал кооперативу, и мы отправились в Казань, к родне, а уж через год сюда.
– Прозорливый у тебя дед. А вообще, тебе здесь нравится?
– Чего хорошего? Пыль, грязь и вонь. То ли дело на родине. Леса светлые, озера, речка… А луга!
– А живи ты в деревне, разве стал бы летчиком? Здесь это проще. Запишешься в ОСОАВИАХИМ, пойдешь в аэроклуб…
– Я же говорю, без комсомола не берут.
– Вступишь. Обязательно нужно вступить. Будь как все.
– Вон она, «Скорая помощь». – Хасан указал рукой на барак, возле которого стояла машина с красным крестом на боку.
– Отлично. Значит, так. Я пока познакомлюсь с руководством, а ты, если конечно, сумеешь, обыщи машину. Приглядись, нет ли внутри пятен крови, хотя, конечно, в карете «Скорой помощи» кровь неудивительна. Только веди себя осторожнее.
Всесвятский прошел по гулкому грязноватому коридору и остановился перед дверью с табличкой: «Главврач». Он постучался и, услышав: «Войдите», распахнул дверь. За столом сидел мужчина лет сорока в накрахмаленном белом халате и вопросительно смотрел на вошедшего. Всесвятский представился.
– Григорий Иванович, – отрекомендовался мужчина. – С чем пожаловали?
– Хочу написать о вас, – сообщил Всесвятский.
– Вы из газеты?
– Нет, приехал в Соцгород в командировку. Послан краеведческим музеем города Кинешма и для ознакомления с величайшей стройкой наших дней, и для создания экспозиции, посвященной ей. Вот, пожалуйста, мои документы.
– Кинешма – это, кажется, где-то на Волге? – спросил главврач, без особого интереса перебирая бумаги Всесвятского. – Не понимаю, какое отношение…
– Самое прямое! Социалистическое строительство ведется по всей стране, и опыт, возникающий в его ходе, полезен трудящемуся народу.
– Это конечно, – поспешно отозвался главврач «Скорой помощи» и встал. Был он высок, широк в плечах. Из-под насупленных бровей на Всесвятского смотрели внимательные серые глаза.
– Вот, например, организация вашей службы вызовет в Кинешме значительный интерес, – продолжил Всесвятский. – Можете себе представить, в нашем городке до сих пор нет службы «Скорой помощи», тем более автомобильной. Земщина какая-то. В случае необходимости доктор добирается до больного – вы изумитесь – на обычных дрожках.
Главврач по-птичьи склонил голову набок и насмешливо посмотрел на Всесвятского:
– Старая земская медицина, насколько я знаю, хотя и не была механизирована, однако с задачами своими справлялась весьма успешно. Да и для больного приятнее вдыхать запах сена, чем бензиновых паров.
– Но ведь скорость?
– Скорость, батенька, не всегда залог успеха. Как говорится, поспешность нужна в двух случаях: при ловле блох и хождении к чужой жене. У нас на сегодняшний день две кареты. Была и третья, но она разобрана на запчасти. Вредительство, скажете вы. А как иначе? Техника иностранная, комплектующих нет. Уж лучше бы мы пользовались конной тягой. Одна машина сейчас на вызове, уехала в пригородный совхоз за роженицей, другая вон, под окном. Шофер, видишь ты, загулял. Второй день на работу не выходит. А тронуть не моги, братец его в высоком учреждении на службе состоит. Что, интересно, там происходит? Парень какой-то в машине лазает. – Глав