Всесвятский оглянулся по сторонам. Несмотря на ранний час, около шести утра, людские ручейки тянулись в сторону завода. Город и завод были практически неотторжимы друг от друга, их разделяла лишь невысокая стена, да и то не везде. Еще вчера большинство из этих людей ютились по своим сельским хижинам, как на протяжении сотен лет их пращуры, ни сном ни духом не ведая, что существуют металлургические громадины, где человек словно песчинка в море огня, пара, грохота. Произошел великий перелом в судьбах. А в душах? Человек сеял хлеб, сегодня он варит сталь. Но мыслит он теми же категориями, или все-таки что-то изменилось в умах? Неужели он так и остался рабом? И не столько рабом государства, сколько рабом собственного рассудка?
Размышляя таким образом о судьбах собственного народа, Всесвятский добрался до Шанхая. В конце концов, что делать дальше? Внять разумному совету и уехать? Или остаться и довести дело до конца?
Всесвятский остановился перед домом Валитова и взглянул на часы. Было еще слишком рано, не хотелось беспокоить людей. Можно посидеть где-нибудь в уголке, на скамейке. Подождать, пока люди проснутся. Всесвятский развернулся и зашагал в обратную сторону.
– Эй! – услышал он за спиной. И тотчас узнал голос старика Валитова. – Эй, дорогой товарищ, иди сюда. Чего мимо ходишь?
– Я думал, вы еще спите.
– Какое там. Давно встал. А вот тебя увидеть не ожидал. Решил, все, бэтте, конец. Неужели отпустил начальник, а может, сбежал?
– Отпустил. Знакомым моим оказался. Удивительно, но так и есть.
– Знакомый? – недоверчиво переспросил старик. – Вон как! В такой место знакомый только хуже.
– Согласен. Он сказал, что я должен немедленно уехать.
Старик прицокнул языком:
– Худо. Раз сказал, значит, так и делай. Второй раз не отпустит.
– Время еще есть. Поезда не каждый день ходят.
– Рискуешь.
– Привык доводить начатое до конца. А как у вас дела?
– Гости ночью не приходил. Но в поселке шум был, даже стреляли.
– И кто же?
– Не знаю. Наверное, мильтоны. Оставили засада, может, кто еще попадется. Шум около дом твоих друзей был.
– Навестить бы их нужно.
– Сходи. А пока шагай за мной. Ашать будем. Тебя, наверное, в каталажка не кормили?
На столе стояли лепешки, чайник, кувшин с молоком.
– Садись. Кушай на здоровье, – сказал Валитов, и, пока гость ел, старик молча смотрел на него. Во взгляде его не было ни любопытства, ни тревоги, лишь легкая грусть читалась на изборожденном морщинами азиатском лице.
– Спасибо, – поблагодарил Всесвятский. – Легкая перекуска как раз кстати.
– Будь здоров. Дальше чего делать будешь? Наверное, ночь не спал. Может, приляжешь?
– Спешить нужно. Найти Хозяина.
– Где искать думаешь?
– Еще не знаю. Мне кажется, он где-то рядом. Кто может знать? Этот шофер кареты «Скорой помощи»? Возможно. А другие? Ведь он к кому-то бегал в НКВД.
– Не к твоему знакомому?
– Вряд ли. Но там был еще один. Молодой парень. Его лицо мне определенно кого-то напомнило.
– Всех-то ты знаешь… – В голосе старика послышалась добродушная насмешка.
– Я не уверен.
– Арестовали тебя не случайно, – спокойно сказал Валитов.
– Они этого и не скрывали. Сказали: имеется информация о подозрительной личности, объявившейся на Шанхае. Похоже, приняли меня за заезжего контрреволюционера, посланного сюда организовывать диверсии.
– Это только отговорка. Искали именно тебя. Причем кто-то точно знает о твоя настоящая… как это…
– Миссия.
– Именно. Потом, если у этот шофер есть покровитель в НКВД, то это скорее всего кто-то из начальства. Сегодня ночь убыр не приходил. Почему? Думаю, ему приказали не мешать. В поселке был… как это… шмон. Потом оставили людей караулить. Столкнись убыр и эти, стража, мог неприятность получиться. Поэтому ему сказали: в Шанхай эта ночь не ходи. Ты лучше расскажи, что в НКВД было?
– Вот видишь, все правильно! – воскликнул Валитов после того, как Всесвятский вкратце передал обстоятельства своего общения с представителями власти. – Он, этот молодой парень, тебя специально арестовал, чтобы не мешал убыр по ночам гулять, а знакомец твой пришел и тебя выпустил. Значит, он не с ними. Ты ему пытался рассказать о убыр. Напрасно. Только хуже себе сделал. Так бы он тебя просто отпустил, а теперь приказал уехать. Эти люди не верят ни во что, не помещающееся в их разум.
– Я рассчитывал на его помощь.
Старик вздохнул:
– А я рассчитывал на твоя. Но, увы…
– Сделаю все, что смогу.
– Не в тебе дело. Просто не дадут… Видишь, какая у них сила. Как русские говорят: не мытьем, так катаньем. Жалко, пропадем. Мне не страшно, но вот ребятишки жалко. Хотя все равно тут не жизнь.
– Почему?
– Все перемешалось. Здесь, в этот город, не только железо плавят, но и людей тоже. Всех вместе в одну кучу накидали. А для чего? Чтобы забыли свой язык, свои обычаи, свою веру. Я вот татарин. Дети, внуки мои – татары. Пока я жив, они не забудут родина. А потом? Хасан вон на летчик учиться хочет.
– Разве это плохо?
– Не плохо, нет! Не так понял. Образование – великое дело. Но при этом отрубаются корни, теряется связь со свой народ. Татарин станет русский интеллигент. Будет думай по-русски, книги пиши по-русски. В жены возьмет русскую бабу. Он будет стесняться свой татарский дедушка. Два-три поколения, и получится настоящий русак. А глядя на образованных, и простые так поступай. Исчезнем как народ.
– Но ведь и раньше подобное происходило. Сколько русских девок в свое время увезли в Орду.
– Одно с другой путаешь. У русских девок в Орде рождались красивые татарские ребята. У тех, которых не в Орде крыли, рождались красивые русские ребята, на татарин похожий. Но были две культуры, они друг с друг не смешивались. Вера мешала. Даже когда Иван Грозный царь покорил Казань, он вера не порушил. Был христианин и был мусульманин. Как говорится: люби свою веру, но уважай другие. Теперь же любую веру рубят под корень. Вместо бога учат верить в какой-то Интернационал. Здесь, в Соцгород, татар много, а школа татарский только один, на спецпоселок, да и то лишь начальный. Пушкин – великий поэт, не спорю, но татарин обязан знать и чтить не только он, но и Тукай.
Всесвятский вначале внимательно слушал своего собеседника. Но бессонная ночь и только что съеденная пища давали себя знать. Глаза его начали слипаться, он рассеянно смотрел на Валитова, угасающим сознанием улавливая лишь обрывки его слов. Наконец силы вовсе оставили Всесвятского, и он упал на стол, провалившись в забытье.
– Вставай, тут к тебе пришли.
Всесвятский открыл глаза. Над ним склонился старик-татарин. Всесвятский поспешно вскочил. Оказывается, он лежал на кошме в той самой комнате, где совсем недавно ночевал с американцем.
– Извините, не заметил, как заснул, – попытался оправдываться он.
– Ничего страшного. Понимаю, ты устал. Мы тебя сюда перенесли. А теперь к тебе девка пришел.
– Какая девка?
– Не знаю. Говорит, срочно нужен.
Всесвятский пожал плечами. Никаких девок он не ждал. Взглянул на часы. Было почти двенадцать. Значит, спал часа три. Однако состояние очень даже бодрое. Нет ни тяжести в голове, ни сонливости. Только неплохо бы сполоснуться.
Валитов словно прочитал его мысли.
– Пойдем, вода солью, – предложил он, – а то лицо заспанный.
Всесвятский умылся, утерся чистым полотенцем и пошел следом за стариком.
Незнакомая ему девушка сидела за столом и поминутно вертела головой, словно испуганная птица. Она была миленькой, современного «комсомольского» типа.
– Вы меня разыскиваете?
Девушка подняла на него зеленоватые глаза, в которых застыла растерянность.
– Вы Николай Николаевич Всесвятский?
– Он самый.
– Мне посоветовали обратиться к вам. – Девушка запнулась, словно подбирая подходящие слова. Всесвятский тоже молчал, ожидая продолжения.
– Тут такое дело… У меня есть друг… Даже, можно сказать, жених… Джон Смит. Он – американец… Возможно, вы его знаете.
Всесвятский утвердительно кивнул.
– Ага.
– Так он пропал.
– Как пропал?! Я же только вчера с ним разговаривал.
– Вчера и пропал. Дома не ночевал. Тут некоторые утверждают: мол, загулял Джоник. Неправда! Он не такой. А меня в городе не было. Сегодня утром приехала, сразу к нему, а его нет… Я давай искать… – Тут Аня потупилась и вздохнула. – Даже в НКВД обращалась, – через силу вымолвила она. – И там один… не знаю, кто по званию, но, похоже, какой-то начальник, хотя и молод, говорит: американец твой попал в беду, я помочь ему не могу, иди, мол, на Шанхай, спроси дом Валитовых, там живет Николай Николаевич Всесвятский, он поможет.
– То есть как?! – изумился Всесвятский. – Ничего не понимаю. Что значит: «он поможет»?
– Начальник в НКВД сказал: «Джон Смит попал в лапы к Хозяину».
– К Хозяину?!
– Именно так. А находится он в подвале под бараком «Скорой помощи» на Доменном..
– Как выглядел этот начальник?
– Молодой, тридцати нет, белобрысый…
– Что-нибудь еще говорил?
– Попал, мол, американец в большую беду. Чувствовалось, хочет мне помочь.
– А про меня что толковал?
– Ничего. Только то, о чем я уже сказала. Я, говорит, и так нарушаю служебную тайну.
– Значит, Хозяин обитает в подвале при станции «Скорой помощи»?
– Да. А кто такой Хозяин и почему он держит у себя Джоника?
– Твой американский друг сует нос куда попало, вот и вляпался в скверную историю.
– Хозяин – это, наверное, какой-нибудь бандит?
– Вроде того.
– Тогда я вообще ничего не понимаю. Почему НКВД или там милиция его не арестовывают?
– У них нужно спросить.
– Так вы поможете Джонику?
– Во всяком случае, постараюсь сделать все возможное.
– Очень вас прошу!.. – В голосе девушки звучало отчаяние.
– Повторяю: постараюсь помочь. – Всесвятский старался говорить как можно более убедительно, однако и сам был абсолютно не уверен в справедливости своих слов. Девушка поднялась, тоскливо взглянула на Всесвятского.