— Это была бы уже другая пьеса, — ответил Конверс.
Антейл задумчиво покачал головой. Без всякой враждебности посмотрел Конверсу в глаза:
— Тот персонаж… он похож на вас? Это вы о себе написали?
— Нет, — ответил Конверс.
— Но, может, хоть что-то от вас в нем есть?
Конверс пожал плечами.
— Я задаю совсем глупые вопросы, да? Я читаю пьес меньше, чем следовало бы.
Он легко тронул Конверса за руку:
— Эй, а малышка Джун ничего такой персик, да?
— Что?
— Я сказал, — медленно повторил Антейл, — что малышка Джун ничего такой персик.
— С ней все в порядке.
— И что она рассказала?
Конверс подумал секунду.
— Мне — ничего. Я подумал, она вроде чокнутая.
— У нее в этом городе очень плохие друзья. Ты это знал?
— В какой-то степени.
Антейл кашлянул:
— Ты — умный подонок, да?
Конверс попытался напрячь волю. Но напрягать было нечего. Воля обессилела.
— Знаешь, в чем я уверен в какой-то степени? Я уверен, что ты контрабандой привез в эту страну груз героина.
Конверс даже не попытался ответить на это обвинение.
— Я уверен, что ты — ушлый подонок, который пишет слезливую антиморпеховскую пьеску, а потом делает поворот на сто восемьдесят и берется за доставку героина.
— Отрицаю подобное обвинение, — сказал Конверс. — Больше ни слова о литературе, пока я не позвоню своему адвокату.
— Какие мы модные, — скривившись в презрительной усмешке, протянул Антейл. — Кто твой адвокат?
— Бенджамин Уайтсон. Коламбус-авеню, тридцать пять.
— Уайтсон? Уайтсон — коммунист, ты, придурок! Он не сможет помочь тебе. Давай говорить серьезно, что собираешься делать?
— Еще не решил.
— Я решил за тебя, — сказал Антейл. — Думаю, сейчас я тебя отпущу. Гарантирую, что в двадцать четыре часа тебя пришьют где-нибудь на улице. — Он доверительно наклонился к Конверсу. — Ты подумал о тех, кому перебегаешь дорожку, везя сюда скэг? О байкерах. О черномазых в Окленде. О Синдикате. Пожалуй, я сдам им тебя.
— Скажите мне вот что, — спросил Конверс, — кто эти двое?
— Вы незнакомы?
Конверс промолчал. Антейл был доволен, он засмеялся:
— Ладно, детка. Знаю, что вы знакомы. Черт побери, ну и нагнали же они на тебя страху, а? Они, Джим, просто ручные крысы. Никакого сравнения с теми, кого ты встретишь на улице.
— Кто они?
— Мои свидетели. Помогают мне вести расследование.
— Понимаю, — сказал Конверс.
— Знаешь, как обычно поступают с чужаками, которые хотят вклиниться на этот рынок?
— Ко мне это не относится.
— Тебя накачают по уши эс-ти-пи[75] и поднесут паяльную лампу к яйцам.
— Слышал такие истории, — сказал Конверс.
— Видишь ли, они умеют только две вещи: толкать дурь и мудохать людей до посинения. Могу представить, как они с тобой разберутся.
В окно спальни Конверс видел мистера Роча, поливавшего из шланга лужайку позади своего бунгало. Похоже, тот еще и напевал.
— Что думаешь о жене и Хиксе?
— Чувствую себя третьим лишним.
Антейл так посмотрел на Конверса, будто у того не было половины лица.
— Я бы сказал, что тебя поимели.
— Послушайте, — сказал Конверс, — нам не о чем говорить.
— Ну ты дурень. Учти, от меня так просто не отделаешься.
— И дальше что?
— А то, что можешь склеить ласты. Или жить дальше, если это можно назвать жизнью.
Конверс засмеялся.
— Что с тобой? Думаешь, я шучу?
— Нет, — ответил Конверс. — Я знаю, что вы не шутите. Вы меня раскусили.
Мгновение Антейл молча смотрел на него.
— И будь так добр не забывать этого, — сказал он.
— Да как тут забудешь.
— Ты образованный человек. И превратился в зверя ради грязных денег.
— Тут я с вами не согласен, — сказал Конверс.
— Ты превратился в зверя ради грязных денег. Где твоя дочь? Тебя не беспокоит, что с ней?
— Разумеется, беспокоит. Она там, где ее оставила Мардж. Где — я не знаю.
— То-то здорово для ребенка.
Антейл с негодованием встал.
— Слушай, Конверс, — сказал он искренне, — никакой адвокат-коммунист тебя не спасет. А вот я могу — могу помочь тебе сохранить жизнь. Если захочу.
— Понимаю, — сказал Конверс.
— Расскажи мне о своей жене. Что ты знаешь?
Конверс задумался о Мардж и о том, что можно рассказать Антейлу.
— Она работала в кинотеатре. До этого — на кафедре антропологии Колумбийского университета. Театральное искусство изучала в Нью-Йорке, но это было уже давно.
Антейл снова сел. Покачал головой, сдерживая раздражение:
— Все это мне известно, приятель. Я все знаю о ее ненормальной семейке. Мне нужно, чтобы ты рассказал то, что тебе хочется рассказать о ней.
Психотерапия, подумал Конверс. Однажды ему довелось присутствовать на сеансе групповой психотерапии; другие участники сказали, что он ведет себя холодно и отчужденно. Один даже назвал его «автоматом», и всей группой они пытались заставить его заползти под матрас.
Итак, последние трое суток — это просто обычные калифорнийские дела, продолженные иными средствами. Сплошная конфронтация между освобожденными душами, сплошь вольные ассоциации.
Он напрягся, желая рассказать Антейлу что-то о Мардж и наконец поняв, что это может быть. В эзаленовском стиле[76].
— Она наполовину ирландка, наполовину еврейка, — сказал Конверс.
Обычно это проходило — шутка имела общеизвестный подтекст. Мардж не на шутку бесилась, когда он говорил это в компании.
— Я пытаюсь обходиться с тобой как с человеком, — разозлился Антейл, — но ты — грязное животное. Погоди, вот закопают тебя по шею в песок перед самым приливом — тогда поумнеешь.
Конверс поспешил извиниться.
— Я хочу понять, с кем имею дело. То ли она распоследняя сука, которая обманула мужа, сбежала с любовником и теперь наслаждается жизнью. Или она жертва обстоятельств? Кому, как не тебе, ее знать.
В его голосе прозвучало нечто похожее на озабоченность госслужащего при исполнении. Конверс почувствовал, что ему дают возможность выбора. Если он хочет, чтобы она вернулась, Антейл предлагает спасти жену от пытки паяльной лампой. Если жаждет мести, тогда ее малость поджарят.
— Думаю, — сказал Конверс, — что в своей основе она человек высоконравственный.
Антейл мгновение задумчиво смотрел на него, потом расплылся в усмешке:
— Неужели?
— Она наблюдалась у психиатра.
Антейл прикрыл лицо ладонью и расхохотался от души.
— Бог ты мой! — закричал он. Его веселое настроение едва не передалось Конверсу. — Все-таки вы — парочка лопухов. Наверно, просто рехнулись оба. «Наблюдалась у психиатра»! Ну и ну. — Он не сразу успокоился. — Так вот, слушай: если убедишь меня, что мне будет с этого какой-то прок, я позабочусь о вас обоих. Только чтобы никакой самодеятельности.
— Сам как-нибудь выпутаюсь, если припрет.
— Тебя уже приперло по самые гланды, друг мой, тебя и твою чокнутую женушку. Если будешь со мной честным, сможешь выбраться из этой истории целым. Если будешь вилять, дам тебе сдохнуть, пальцем не пошевелю.
— Чего вы от меня хотите?
— Я хочу, чтобы ты помог нам выйти на нее.
— И мне хотелось бы помочь вам, — сказал Конверс. — Но, как я уже объяснил вашим свидетелям, присутствующим здесь, я понятия не имею, где она.
— И я пришел к такому же выводу, — благожелательно сказал Антейл. — А вот мы, пожалуй, уже знаем, где она.
— Тогда почему сами с ней не поговорите?
— Те, с кем она связалась, — очень скверный народ. Когда мы сойдемся с ними, будет не до разговоров. Если увидишь ее, убеди помочь нам — так будет намного лучше для вас обоих.
— С кем еще она связалась? Я думал, она с Рэем Хиксом.
— Знаешь таких, которые называют себя «Те, Кто Есть»?
— Нет, — ответил Конверс.
— Мерзкие типы. Друзья Хикса.
— Не собираюсь острить, но все-таки с чем их есть, «Тех, Кто Есть»? — поинтересовался Конверс.
— Лучше бы не есть их ни с чем, — сказал Антейл. — Это наркоторговцы, педерасты, экстремисты. Подонки общества.
— Что они имеют в виду, так называя себя?
— Не знаю, — сказал Антейл, — и знать не желаю. Ну так что решил — будешь помогать нам или попытаешь удачи на улице?
— Я поговорю с адвокатом, посмотрю, что он посоветует.
— Не выйдет, приятель. Ни с кем ты не поговоришь — я не намерен рисковать. Если хочешь выпутаться из всей этой истории, мы поместим тебя куда-нибудь, где сможем спасти тебя от самого себя. И ты будешь держать язык за зубами.
— Предположим, я уйду? Прямо сейчас.
— Я уже сказал, что тебя ждет.
— Предположим, я все равно уйду.
— Не получится, — сказал Антейл. Впервые за время разговора он, кажется, разозлился по-настоящему.
Конверс решил до конца сохранить иллюзию свободной воли — того, что от нее осталось.
— И куда вы хотите меня отвезти?
— За город. Не слишком далеко.
— Но это нарушение закона.
— Пусть это будет моей заботой. В суде я очень убедителен.
— Ладно, — сказал Конверс.
Антейл вздохнул с явным облегчением:
— Сейчас ты для разнообразия поступил умно. Может быть, умнеешь помаленьку.
— Надеюсь, что так, — ответил Конверс.
— А теперь, пожалуйста, не пугайся, — игриво сказал Антейл. — Я собираюсь пригласить мистера Данскина и мистера Смита.
Он открыл дверь в гостиную и позвал:
— Мистер Данскин! Мистер Смит!
Мистер Данскин и мистер Смит вошли с таким видом, будто им не слишком приятно делать то, что им приходится делать. Антейл повернулся к Конверсу:
— Думаю, вас не надо представлять друг другу.
— Приятно видеть, когда настоящий лузер проигрывает по-крупному, — сказал Конверсу бородатый. Это был мистер Данскин.
— Я только что сказал ему, что он умнеет.
Данскин пожал плечами:
— Кто говорил, что он не умен?