,— сказал он Мардж. — Кейджелл, это Мардж.
Ей надоело видеть все время улыбку мальчишки; в ней было что-то от непременно блаженной встречной улыбки хиппи, от бездумной открытости души другой душе. На детском лице такая улыбка ее раздражала.
— Пошли повидаемся со стариком, — сказал Хикс.
Они зашагали по проселочной дороге к подножию горы, мимо останков машин и вигвама, где виднелся клочок земли, а на нем грядки овощей с почернелыми листьями, чахнущих от тесного соседства колючих сорняков и кустарника. Огородишко был окружен низко натянутой колючей проволокой от цыплят.
— Боже, — воскликнул Хикс, — огород Салли!
— Да, сэр, — откликнулся Кейджелл.
— Проволока натянута даже под землей, — сказал Хикс Мардж. — Чтобы крысы-гоферы не могли пробраться.
Мардж устало кивнула.
— Многие гоферов травят. Но было время мира и любви, и все живое было свято для нас. — Он обернулся к мальчишке. — Помнишь те деньки?
— Не знаю, — ответил Кейджелл.
— В конце концов кто-то напился — уж не помню кто, — спустился сюда с ружьем и перестрелял всех гоферов, какие попались.
— Естественная реакция, — сказал Кейджелл. — Столько сил ушло на то, чтобы вкопать проволоку.
Узкая тропинка шла вдоль подножия горы, потом ныряла в тесный душный проход в красной скале, который, расширяясь, выходил на поляну, поросшую соснами. Густая тень и аромат сосен манили отдохнуть от жары. Слышался шум речки, бегущей неподалеку. За соснами, на лугу у воды, стояло несколько тополей. Здесь поток, перегороженный бетонными блоками, образовал круглую заводь, в которой отражалась высокая скала; по неподвижному отражению лишь изредка пробегала рябь от воздушных пузырьков, поднимавшихся со дна.
— Хотите искупаться? — спросил мальчишка. — Вода здесь чистая и теплая.
Хикс взглянул на отвесную стену скалы:
— А куда, к черту, подевался подъемник?
— Он снял его, — ответил Кейджелл. — Разобрал буквально на днях.
— Всю дорогу сюда я мечтал, как поднимусь на этом канате. Что, черт подери, нашло на него?
Среди тополей пощипывал травку некрупный черно-белый жеребчик. Мальчишка взял его за уздечку и вывел из-под деревьев. За конем волочилась длинная красная тряпка, привязанная к задней ноге.
— Что это там у него? — спросил Хикс.
Мальчишка вскочил в седло и погладил конскую шею.
— Да вот, попробовал сделать цыганские путы. А ему не понравилось.
— Смотри не вышиби себе зубы. Так и что вдруг он разобрал подъемник?
— На прошлой неделе тут был Гиббс. А как Гиббс ушел, он взял и разобрал.
Хикс помрачнел.
— О господи! — воскликнул он. — Гиббс был здесь?
— Ну да, — сказал мальчишка, — был. Извини, но я не могу посадить вас позади себя: тропа слишком крутая.
— Мы пойдем пешком, — ответил Хикс.
Кейджелл стукнул пятками коня и потрусил вдоль речки.
Хикс достал у Мардж из сумки флягу и спустился к воде.
— Гиббс был здесь, — сказал он, — и я с ним разминулся.
— Это очень плохо?
— Ирония долбаной судьбы. Обхохочешься.
Три часа они карабкались на вершину, и единственным облегчением было то, что тропа шла в тени. На каждом повороте они приваливались к скале, чтобы глотнуть из фляги и лизнуть соли. Мардж брела за Хиксом, стараясь не отставать; к тому времени, как они добрались до вершины, у нее сводило ноги судорогой и слезы лились из глаз.
За последним поворотом открылся еще лесок — кедрово-сосновый. Сквозь шум ветра в деревьях различались странные нежные звуки — какой-то тихий перезвон. Оглядываясь на звук, Мардж всякий раз ловила глазом крохотную разноцветную вспышку — сверкание блестящего металла или стекла. Бредя за Хиксом, она увидела, что на некоторых ветках притаились воздушные куранты и зеркальца, колокольчики и раскрашенные куклы.
— Он весь лес вокруг так разукрасил, — сказал ей Хикс. — У него тут еще и динамики. И фонарики.
— Он не любит деревья такими, как они есть?
— Это не для него. Он новатор.
Лес кончался у стены, сложенной из обломков скалы. Они пошли вдоль нее вверх по склону, пока не увидели сводчатый проем, в который можно было войти только пригнувшись. Над входом было начертано: A.M.D.G.[80]
Мощенная камнем дорожка поднималась от ворот к прогалине, окаймленной с двух сторон лесом. На первый взгляд казалось, что это уже вершина горы, но над деревьями виднелся поросший кустарником утес, с которого устремлялся вниз узкий ручей. С четвертой стороны прогалины был отвесный обрыв, огражденный барьером из длинных толстых жердей. С края обрыва открывался вид на узкую долину внизу, за ней — еще один хребет, пониже, а дальше — еще. И уже совсем вдалеке — призрачный снежный пик, который, казалось, парил в воздухе, свисая с ясного неба.
На краю дальней от обрыва стороны прогалины располагался кораль, в котором стоял нестреноженный пони Кейджелла и смотрел на подходящих Мардж и Хикса. Рядом с коралем, под деревьями, виднелась бревенчатая хижина, с крыши которой в разных направлениях тянулись провода. Из хижины доносилось низкое деловитое гуденье.
Но в первую очередь взгляд притягивало беленое сводчатое строение с высокой колокольней. Строгие и простые его формы нарушались лишь росписями по фасаду вокруг двери с крылечком в три стоптанные ступеньки. Фасад был узок, но расписан искусно; среди свастик и дождевых подтеков виднелись изображения свитков с текстами и библейских сцен. Фигура в сутане и католической митре взирала на мучеников, несших в одной руке собственную голову, а в другой — церемониальный тыквенный сосуд. У змия, искушающего Еву, были тщательно выписаны гремушки, как у гремучей змеи. Над всем этим был изображен Христос в Судный день — в уборе из перьев на голове, как индейский вождь.
Мардж перевела взгляд с фасада на колокольню и увидела прикрепленные наверху громкоговорители, обращенные на четыре стороны света. Она прикрыла глаза ладонью от слепящего солнца, ощущая, как ее бьет дрожь.
С церковного крыльца сошел лысеющий краснолицый мужчина. Первое, на что обратила внимание Мардж, был его рот. Темная окладистая борода только подчеркивала, какие толстые и румяные у него губы. Ветерок шевелил редкие волоски на его розовом черепе.
— Смотри-ка, — сказал мужчина, — мы снова обрели тебя.
Хикс поклонился ему с улыбкой одновременно ласковой и надменной.
— Я не был уверен, что застану тебя здесь. Приехал наудачу.
— Мы остались, — сказал лысый, — на тот случай, если все начнется сначала. — В его голосе чувствовался легкий акцент, то ли датский, то ли немецкий.
— В последний раз, что я был здесь, — сказал Хикс, — я ловил форель. Кейджелл только что напомнил. — Он бросил вещмешок себе под ноги.
— Надо было тебе у нас остаться, — сказал лысый.
Все с той же ироничной улыбкой Хикс наклонился и прикоснулся к мексиканским сандалиям лысого. Человек попытался остановить его.
— В чем дело, Дитер? Уже нельзя развязать тебе сандалию?
— Уже можно делать все что душе угодно.
Он взглянул на Мардж:
— Устали?
Она кивнула. Он улыбается точно как его сын, подумала она, слишком безмятежно, на ее взгляд.
— Хотите чего-нибудь?
— Кто, я? Нет, ничего не нужно.
— Пошли, — сказал Хикс, — мы только что взобрались пешком на твою чертову гору. Угости нас хотя бы пивом.
Они проследовали за Дитером в расписную дверь и оказались в большом прохладном помещении с огромным, выложенным из камня очагом напротив входа. В помещении было единственное узкое оконце, выходившее в тенистый сад, и, когда дверь закрыли, стало почти ничего не видно. Над притолокой Мардж разобрала те же буквы: А. М. D. G.
Возле очага стоял холодильник; Дитер распахнул его, и они увидели полки, заставленные мексиканским пивом и несколькими кувшинами с какой-то жидкостью цвета чая. Он открыл им по банке пива, а себе налил из кувшина.
Хикс отобрал у Дитера стакан и понюхал содержимое:
— Что это еще за моча?
— Вино из шиповника, — ответил Дитер.
— Просветляет лучше, чем пиво?
— Да, — сказал Дитер. — Вкус дзена и вкус вина из шиповника одинаковы.
Напротив кресла с прямой узкой спинкой, в которое села Мардж, располагался алтарь. На алтаре стояло распятие, увешанное, как рождественская елка, шарами и подношениями в подарочной упаковке. Позади него — большая репродукция картины Ильи Репина с изображением умирающего Мусоргского.
— Вот так он выпивает чуть ли не по двадцать кувшинов в день, — послышался чей-то голос.
Это был Кейджелл, который развалился на тюфяке среди электронной аппаратуры: микрофонов, наушников, мегафонов и путаницы проводов. Поверх этой кучи лежала раскрытая книга — «Остров сокровищ».
— Я делаю его сам, — сказал Дитер, — оно крепче пива. Уверен, у иезуитов получалось лучше, но они были куда организованней. — Он обернулся к Мардж, которая беспокойно ерзала в кресле. — Тебе что-то нужно? Привести себя в порядок?
— Думаю, да.
— Без подъемника сюда долго добираться. — Он встал, готовый проводить ее. — Это снаружи. Я покажу тебе.
Мардж нервно шарила в своей сумке.
— Я знаю, где это, — сказал Хикс. — Сам покажу.
Он поднял с полу вещмешок и вывел ее через занавешенную дверцу позади алтаря в залитый солнцем коридор и дальше в заросший сад на берегу горной речки.
— Тебе нужно в туалет или этого? — спросил он, показывая на пакет.
— Пожалуй, и то и другое.
— Ты переходишь с дилаудида сразу на чистейший в Америке белый. Скоротать время в дороге — это я еще понимаю, но лучше бы ты не гнала лошадей.
— Какого черта! — сказала Мардж. — В танцкласс я все равно уже опоздала. — Она взяла у него пакет. — Это все, наверное, из-за мальчишки. Он меня раздражает.
Хикс укрылся от ветра и зарядил для нее шприц.
— Когда-нибудь, — сказала она, — и я получу Джеральдово. — Она держала шприц иглой вверх и смотрела на небо. — Здесь для этого подходящее место.