– Видел бы ты, какой отрывок из книги он велел прочитать, – со вздохом протянула Гнеда, и Айфэ рассмеялся уже в полную силу. – Впрочем, иногда бывает очень любопытно. Похоже на старины Гостилы, только Фиргалл говорит, это происходило взаправду. А вот когда начинается про войны, становится скучно. И страшно. Взять хоть былые обычаи сидов, – Гнеда поморщилась, и ее передернуло, – отрубать головы врагов и украшать ими коней!
– Они верили, что так сила поверженного противника переходит к ним, – пожал плечами Айфэ.
– Самые порядочные люди вечно оказываются отравлены или зарезаны в своей постели, – мрачно продолжала девушка, придирчиво ища на Пламене остатки пота, – несчастные наследники истреблены просто потому, что их угораздило не вовремя родиться, а женщины – те и вовсе лишь орудия в играх мужей, которые можно продавать, словно овец на торгу.
– Такова жизнь, и не только в княжеских семьях. Разве ты не знала? Все стремятся к власти. – Айфэ больше не улыбался.
Гнеда отбросила солому и выпрямилась.
– И ты тоже?
Юноша задумчиво посмотрел на нее.
– Нет. Я хочу быть свободным. – Он подал Гнеде скребницу и прислонился к стене, наблюдая за действиями девушки.
– Ты и так свободен, – удивленно возразила Гнеда, проходясь по шелковистой шерсти.
– Именно. Власть обращает в рабов всех, и правителей тоже. И потом, – он скрестил руки на груди и слегка тряхнул головой, – я приемный сын. Отец стоит далеко в очереди на престол. Даже если бы я и хотел, прийти к власти было бы нелегко. Но я не хочу. И никому не посоветую такой участи. Чему еще учит тебя отец? – Айфэ явно был не по душе ход беседы, и он решил изменить его.
– Он показывает мне чертежи, объясняет, как их читать. Рассказывает о землях, морях и народах. А еще Фиргалл начал знакомить меня с северным наречием, и иной раз кажется, что моя голова не выдержит и треснет, как перегретый горшок.
Юноша хохотнул и помог Гнеде накинуть на Пламеня попону.
– Отец намедни спрашивал мой детский деревянный меч, – как бы невзначай обронил Айфэ, когда они закрыли задвижку денника и вышли из конюшни. Гнеда вспыхнула и покосилась на юношу.
– Он, видно, решил меня замучить. Сказал, что я должна уметь оборонять себя. Небеса, я никогда не чувствовала себя более никчемной! Фиргалл велел мне нападать на него, хоть раз коснуться… Где там! Сбил меня с ног еще на подлете. – Девушка поджала губы, с видимой неохотой вспоминая учение. – Согнал с меня семь потов, и все без толку. Да и разве девичье это дело? Айфэ, может, хоть ты ему втолкуешь? Проку от меня в маханье мечом никакого, скорей себе вред причиню.
Гнеда с надеждой посмотрела на своего собеседника, но тот приподнял брови.
– По правде говоря, это я подсказал отцу эту мысль.
– Ты? – Она смотрела на него как на предателя.
– Мы с отцом не всегда будем рядом. Нас могут ранить или убить. Предосторожность разумна.
– Я боюсь даже думать о подобном, – содрогнулась Гнеда.
– Тем более. Ты должна знать, что делать, если страх сбудется. Приготовить себя к любому исходу. – Айфэ опустил глаза. – Рано или поздно мне придется уехать. Я должен буду вернуться домой.
– А я? Что станет со мной?
Юноша сделал нетерпеливое движение руками.
– Ты говоришь, словно это не тебе решать.
– Но Фиргалл…
– Фиргалл лишь собирает тебя в путь. Дорогу ты вольна выбрать сама. Иначе какой в этом всем смысл?
Девушка нахмурилась, но тут сид тронул ее за руку.
– Пойдем, я хочу показать тебе кое-что.
Она послушно последовала за Айфэ вглубь двора. Они прошли довольно далеко, оставив позади конюшню, хлев, поварню и амбары. В эту часть усадьбы Гнеда обычно не заходила. Юноша остановился возле риги[44] и тихонько отворил дверь, пропуская девушку вперед.
После яркого дневного света темнота казалась непроглядной, но вскоре глаза привыкли к полумраку, и Гнеда смогла различить, что внутри просторно. Вкусно и чисто пахло свежим сеном, устилавшим пол, вдоль стен в несколько ярусов тянулись палки вроде куриных насестов. Посередине стояло сухое сучковатое дерево, на одной из толстых веток которого, к удивлению девушки, неподвижно сидела большая птица. Ее голова была скрыта кожаным клобучком[45].
Айфэ приблизился к ней неслышным шагом и бережно провел тыльной стороной ладони по перьям на груди. Как ни странно, птица не вздрогнула и не отстранилась. Напротив, она издала короткий резкий крик и спрыгнула сиду на руку. Юноша улыбнулся и ловко снял шапочку с ее головы.
– Это ястреб? – изумленно прошептала девушка, рассматривая острый крючковатый клюв и сильные желтоватые лапы с длинными загнутыми когтями.
– Ястреба от сокола отличить не можешь, – засмеялся Айфэ, мотая головой, словно невежество Гнеды было безнадежным. – Взгляни на его глаза. Они такие же черные, как у тебя.
– Я никогда не видела соколов близко, – смутилась Гнеда, продолжая с любопытством разглядывать птицу. – У нас с Домомыслом в Веже жили ласточки. Прямо под окнами. Ты его тоже приручил, как Крикуна?
– Отец любит тешиться соколиной охотой. Дома у него целый двор с ловчими птицами, а здесь только Гобахан. Я добыл его в горах и выносил для отца. Посмотри, какой красавец! – Сид вытянул руку, и, удерживая равновесие, сокол распустил мощные крылья. – Почти перемытился[46], полюбуйся на его новый наряд!
Девушка взирала на птицу с опасливым восхищением, удивляясь тому, как запросто с ней обходится Айфэ. Темные глаза хищника недоверчиво поблескивали в сумраке, белоснежная грудь слегка подрагивала. Чувствовалось, что птице не по нраву присутствие Гнеды, но на руке юноши она вела себя спокойно.
– Почему ты хотел показать мне его?
Айфэ почти нехотя отвлекся от пернатого питомца.
– Сокол – покровитель твоего рода. – Глаза юноши, в которых рядом с хищной птицей становилось еще меньше от человека, сделались сланцево-серыми. – Твой предок, Ингвар Бориветер, прозывался в его честь. В ваших краях бориветра именуют пустельгой. Маленький, но отважный соколок. Защищая своих птенцов, он не боится противостоять даже орлу. Тебе следует подружиться с этими птицами. – Айфэ заклобучил Гобахана и вернул его на присаду. – Если хочешь, я научу тебя обращаться с ним.
У Гнеды остались смешанные чувства от знакомства с соколом. Она опасалась его очевидного нерасположения и острого клюва, но слова молодого сида тронули какую-то струну в ее сердце. Девушка удивилась самой себе, когда спустя несколько дней она в самом деле попросила Айфэ еще раз навестить Гобахана. Для юноши это не стало неожиданностью, и он с обычной готовностью и воодушевлением принялся вводить ее в эту часть своего мира.
Гнеда не скрывала страха, когда Айфэ, надев на ее руку слишком большую кожаную перчатку, в первый раз осторожно пересадил туда птицу. Во рту пересохло от волнения, стоило живым, холодно-недоброжелательным глазам очутиться совсем рядом с ее лицом. Сокол был гораздо легче, чем можно было предположить с виду, крепкая же хватка его емей[47] – сильной, и Гнеда изумилась тому, что Айфэ иногда пренебрегал ношением защиты. Когда же девушка осмелилась прикоснуться к оперению, вопреки ожиданиям, оно оказалось нежным и теплым.
Гнеда обеспокоенно спросила, не угрожает ли Гобахан Крикуну, но юноша успокоил ее, уверив, что сойка каким-то образом узнает о близости хищника и затаивается, пока сокол на свободе.
Айфэ показал ей оснастку для охоты и шаг за шагом начал приучать к обхождению с птицей. Его спокойная уверенность помогла девушке постепенно преодолеть робость, и прогулки с Гобаханом вошли в их ежедневную привычку. Фиргалл, казалось, не особенно одобрял это, однако несколько раз брал Гнеду с собой в отъезжее поле, где она с замиранием сердца наблюдала за головокружительными ставками сокола, который сокрушительным трезубцем падал с высоты на вспугнутых чирков.
Айфэ был верен себе и здесь. Он никогда не привязывал сокола к себе должиком[48], и девушке оставалось лишь поражаться тому, что птица не отлетала, послушно возвращаясь на его руку по первому зову и позволяя вновь и вновь заточать себя в старой риге. На изумление подруги юноша лишь беспечно пожал плечами, блеснув волчьими глазами.
– Вольному воля, Гнеда.
14. Урок
Утро казалось вознаграждением за вчерашнее ненастье. Ночью землю стянуло легким, только пробующим силу первым морозом, и копыта лошадей с хрустом раздавливали ледяные паутинки лужиц. Ленивое осеннее солнце заспанно поднималось над лесом и, словно извиняясь, баловало озябшую кожу ускользающим теплом.
Гнеда нежилась в скупых лучах, блаженно жмурясь и временами погружаясь в зыбкую дрему. Фиргалл нынче заставил подняться особенно рано, но она больше не жалела о прерванном сне. Осень перевалила за середину, и каждый ведренный[49] день был на счету.
Сид был подобран и молчалив, и девушка позволила разуму беспрепятственно бродить между явью и видением.
Холодная хвойная капля скатилась прямо за шиворот, и Гнеда вздрогнула, поспешив поплотнее укутаться в плащ. Пальцы наткнулись на чуждый предмет в волосах, и она с улыбкой вспомнила, что это перо Гобахана, которым ее убрал Айфэ.
Он, в отличие от отца, не носил изысканных дорогих нарядов, всегда одеваясь просто и неброско, словно так, чтобы в любой миг стать неприметным среди деревьев или камней, но при этом не чурался украшений. Впрочем, даже они сильно разнились с теми, что надевал Фиргалл. Вместо золота и серебра Айфэ вплетал в волосы бусины и перья, его запястье обхватывало плетеное кожаное обручье. На шее юноши виднелась низка из мелких раковин-ужовок, а под ней – тонкая веревка, на которую Гнеда уже давно обратила внимание.